В странах с нестабильной демократией информация в архивах служит дополнительным политическим ресурсом. Ее использование либо сокрытие в равной мере могут стать инструментом для манипулирования общественным сознанием. Именно поэтому в России, а еще раньше – в СССР, трепетно защищали доступ к архивам: в них допускался лишь узкий круг исследователей, но не широкая общественность.
Приоткрытая дверь
В начале девяностых, на заре становления современной российской государственности, фонды архивов начали постепенно открываться не только для ученых, но и для тех, кто интересовался определенными периодами истории, в том числе и судьбой репрессированных членов семьи и родных. Это время стало для историков самым результативным, но уже с начала нулевых некогда открытые документы вновь оказались под грифом секретно.
Например, министр обороны России Анатолий Сердюков в 2007–2009 годах открыл многочисленные архивные дела, связанные со временем Второй мировой, в том числе – данные по потерям СССР в войне. Однако в 2021 году новый министр обороны Сергей Шойгу отменил приказ своего предшественника и закрыл ряд фондов, связанных с армией, независимо от срока давности документов. При этом многое из закрытого оставалось в свободном доступе в архивах Украины, стран Балтии или в Казахстане.
Есть и примеры открытия новых фондов. Так, ФСБ публикует документы о действиях нацистов на оккупированных территориях в период Великой Отечественной войны. Тем не менее именно Федеральная служба безопасности (вместе с МВД) остается самым закрытым учреждением в плане доступа к архивам – вы не сможете пользоваться документами даже столетней давности.
Как правило, архивные документы в России оказываются закрытыми, если они выставляют советский (российский) период истории страны в негативном свете. Еще одна причина – если они каким-либо образом касаются семей советских политиков, и свидетельствуют о том, о чём хотелось бы умолчать. В последнем случае потомки этих деятелей могут требовать закрытия фондов на многие десятилетия.
На местах правят чиновники
В каждом российском регионе руководство архивных фондов может устанавливать собственные правила доступа. И зачастую, по мнению опрошенных Кавказ.Реалии историков, это больше вредит, чем помогает исследователям.
Один из ставропольских респондентов, пожелавший сохранить анонимность, отметил, что региональные начальники остаются "самыми ярыми перестраховщиками" в плане свободного доступа к информации.
Больше всего нареканий у региональных историков к бюрократии в архивах. Краевед Хасолт Бердиев из Ингушетии (по его просьбе имя и фамилия изменены. – Прим. ред.) заявил в беседе с Кавказ.Реалии, что реакции на любой запрос в североосетинский архив надо ждать месяцами, и чаще всего ответ просто не приходит. По его словам, то, что архивариусы не отвечают отказом, делает ситуацию неразрешимой: неясно, документ не нашли, он недоступен или взят кем-то для изучения.
Примерно такого же характера претензии у исследователей из республик Северного Кавказа к ставропольским архивистам. Практически все, с кем приходилось общаться редакции, жаловались на невозможность получить ответ на запросы. Речь идет о предоставлении открытой информации на платной основе – по идее, архивы сами должны быть заинтересованы в получении прибыли, но в реальности все иначе.
На вопрос редакции о "запретных" фондах в архивах Северного Кавказа, собеседники уточнили, что касающиеся Средневековья, XIX и начала XX веков документы доступны – проблемы возникают с момента образования СССР. Затруднительно получить что-либо начиная с периода раскулачивания, Великой Отечественной войны или депортации народов. Самыми доступными респонденты назвали дагестанские архивы, а самыми проблемными – ставропольские.
Документы личного характера (архивное фото)
Зачем прятать историю?
К сожалению, "архивная революция", начавшаяся в девяностые, не решила всех проблем с доступом к документам, говорит историк из Дагестана Михаил Сергеев (имя изменено по просьбе собеседника. – Прим. ред.), который работал во многих архивах Северного Кавказа и Юга России.
Он указывает на нюансы работы, например, с делами репрессированных, которые находятся на государственном хранении – они доступны ограниченному кругу лиц в неполном объеме. По российским законам эти документы могут быть предоставлены лишь потомкам репрессированных, которые должны подтвердить свое родство. Кроме того, дела в читальный зал архива будут выданы в ограниченном виде из-за личных данных третьих лиц.
"Часть документов может быть недоступна исследователям по воле фондообразователя. Это касается, прежде всего, фондов личного происхождения, сданных на хранение в государственные архивы. Из относительно недавних сюжетов, связанных с такими фондами, – история с публикацией мемуаров советского историка Зимина, фонд которого в архиве РАН недоступен для исследователей по воле наследников. Однако мемуары были опубликованы по копии из архива одной из его учениц", – замечает Сергеев.
Секретность связана с инертностью сотрудников этих ведомств, для которых архивные документы – это непрофильный актив
Историк указывает: большая часть таких фондов могут быть недоступны еще и потому, что их попросту не успели обработать. Например, в архиве РАН не описан и не разобран фонд кавказоведа Екатерины Кушевой, сданный на хранение в самом начале 1990-х годов.
Другая проблема, продолжает Сергеев, с ведомственными фондами – "архивная революция" не решила ее вовсе. Под ведомственными архивами понимаются архивы КГБ-ФСБ, а также Центральный архив Министерства обороны и его филиал в Санкт-Петербурге – Архив военно-медицинских документов. Работа этих архивов регулируется внутренними директивами и приказами, которые часто идут вразрез с указаниями Росархива. И здесь исследователи не имеют даже представления о том, что находится в ведомственных фондах и как они структурированы.
"Как мне видится, секретность связана лишь с инертностью сотрудников этих ведомств, для которых архивные документы – это "непрофильный актив", просто какие-то "бумажки". Можно вспомнить курьезную ситуацию, когда какое-то из постановлений НКВД, засекреченное в России, было рассекречено Службой безопасности Украины. И ничего секретного оно не содержало", – заключает Михаил Сергеев.
***
Подробнее об архивах Северного Кавказа, Грузии и Великобритании слушайте в подкасте "Хроника Кавказа с Вачагаевым".