"Очень страшные истории": правозащитница – о преследовании геев на Северном Кавказе

ЛГБТК-люди с Северного Кавказа могут чувствовать себя более-менее безопасно только за пределами России. На родине они подвергаются похищениям, насилию, унижениям, конверсионной терапии. Поэтому и находят убежище чаще всего в Европе. Корреспондентка Кавказ.Реалии побеседовала с руководительницей немецкой организации Эвелиной Чайкой, которая помогает кавказским квир-персонам получить убежище в странах ЕС.

– В чем заключается ваша работа в последние годы?

– Когда стало понятно, что нарастает волна ненависти к ЛГБТК-людям в России, мы начали помогать им. Нашли способ получения для них гуманитарных виз в Европу, связались с МИД Германии, общались с политиками. Обычно гуманитарные визы выдают редко, мы добиваемся, чтобы активистам их давали чаще – занялись политическим лоббированием. Нашли выход на МИД Франции и планируем сделать то же в еще нескольких безопасных европейских странах.

У людей с Северного Кавказа очень страшные истории преследования. Чем больше мы этим занимаемся, тем больше видим необходимость менять систему их приема здесь, расширить перечень оснований для приема для самых уязвимых групп. Вариантов выхода из этого ужаса у ЛГБТК-людей из Чечни, Ингушетии и Дагестана достаточно мало.

Даже обычный способ беженства, когда человек получает туристическую визу в Европу, для этого региона фактически исключен, чаще всего им просто не дают визы.

– С какими случаями нарушений прав вы сталкиваетесь?

– Обращались девушки, чьи родители приехали сюда с Северного Кавказа много лет назад: они либо родились в Германии, либо долгое время прожили. Когда девушкам исполнялось 16–18 лет, старшие родственники вывозили их обратно в Чечню, чтобы исправлялись, впитывали чеченские обычаи и порядки, а потом вышли замуж за кого скажут родители. Мы знаем случаи, когда девочек избивали и сажали на цепь. Чеченки, которых так вывозят, не всегда говорят на русском и плохо знают чеченский. Их родной язык – немецкий, они привыкли к другим реалиям и образу жизни. В Чечне их запирают дома у родственников, а потом насильно выдают замуж. Мы работаем с коллегами из "СК SOS", которые получают обращения от пострадавших.

Мы с девушками общаемся по-немецки, если надо, находим психологов, которые поддерживают. Наша основная задача – организовать им визу и принять на территории Европы.

– К кому из политиков вы обращались за помощью?

– Я бы не стала называть конкретные имена, потому что еще много не сделано. Мы не говорим открыто о многих кейсах. Действуем через частные разговоры, описываем ситуацию влиятельным европейцам, убеждаем. Обращаемся к членам европарламента и бундестага. Большинство европейских политиков пришли в политику, потому что хотят делать мир лучше – это дает надежду. Мы хотим сделать помощь нашим подопечным более системной. Сотрудничаем с местными ЛГБТК-организациями в Германии, которые помогают беженцам. Стараемся быть на связи с теми, кто работает в маленьких регионах. Туда можно направлять подопечных после успешной эвакуации, и они получают сопровождение.

– Как помогает немецкое посольство в России?

– Мы работали с одним кейсом, где отец девушки имел плотные связи с кадыровскими силовиками. В посольстве при первом же упоминании о ситуации пошли навстречу. Ей не нужно было стоять в очереди – визу сделали в кратчайшие сроки.

Бывают и обратные ситуации, когда не удается добиться содействия немецкой стороны. С одной стороны, мы понимаем, что пострадавшие – не граждане Германии. Но, например, Франция поступает более ответственно. Там преследуют по закону тех родителей, кто нарушают права своих детей. Я хотела бы от стран большей включенности, потому многие из этих родственников продолжают жить в Германии, невзирая на преступления в адрес своих детей. Мы хотим добиться, чтобы эти люди знали о последствиях, которые неминуемо наступят для их спокойной жизни в Европе, их вида на жительство. Мы будем работать для этого.

– Сколько было обращений, связанных с Северным Кавказом?

– Около двадцати кейсов за полгода. Из них шесть успешных. Остальные четырнадцать – это те, для кого мы не нашли способов эвакуации, либо она сорвалась. Несколько раз мы наблюдали, как нашу подопечную похищали родственники и увозили обратно в Чечню. Процент успеха пока не очень высокий.

– Расскажите про конкретные случаи.

– У нас был парень из Чечни, были все доказательства грозящей ему опасности, на его теле не было живого места от избиения и пыток. Но его отправили обратно в Россию. Нам удалось связаться с министерством иностранных дел и доказать, что это было неправовое решение. Это была очень тяжелая война с ведомствами в Германии – мы столкнулись со всеми видами дискриминации, которые только возможны. Ему выдали визу. Он смог приехать и снова подать документы на беженство. На этот раз ему дали позитивный статус.

Когда человек просит убежище, ему устраивают многочасовое интервью. Их нужно сопровождать и следить за тем, чтобы не было дискриминации, переводчики переводили все корректно, чтобы они не были гомофобными или трансфобными.

– В чем состояла дискриминация?

– На интервью в ведомствах его вынуждали доказывать принадлежность к ЛГБТ-людям: задавали пошлые и гадкие вопросы, требовали интимных подробностей, как и что происходило. В силу своего бэкграунда он не мог отвечать честно, был запуган. Ему не поверили, что он гей. На основании этого разговора чиновники вынесли совершенно неправомерное решение о депортации.

Такое не должно происходить. Несколько месяцев назад удалось добиться изменений, не только нам – всему гражданскому обществу в Германии, которое защищает права ЛГБТ-людей. Суд официально принял решение, что преследуемые не должны рассказывать интимные подробности своей жизни – достаточно их заявлений, что они квир-люди. А это уже большая победа всего активизма в Германии.

Также недавно было принято решение, что беженцам из России больше не нужно доказывать, что Россия является небезопасной страной. То есть, если ты квир-человек, который открыто жил в РФ, в случае личного преследования не нужно подробно объяснять, почему система тебя не защитила и не защитит внутри страны.

– ЛГБТК-люди с Северного Кавказа вынуждены опасаться преследования не только властей, но и своей семьи, людей из своих регионов за рубежом. Как их возможно обезопасить после релокации?

– Мы как раз работаем с местными ведомствами, что это особо уязвимая группа. В последнее время удавалось разместить их в тех же шелтерах, где живут преследуемые женщины. Их адреса невозможно найти. Люди из регионов Северного Кавказа в основном не рассказывают о своей принадлежности к ЛГБТК.

Мы пишем сопроводительные письма, обращаемся в ведомства и распределительные лагеря, требуем условий для их безопасности. В экстренных случаях, когда такая возможность есть, снимаем им отдельное жилье. В регионах Германии есть уполномоченные по правам квир-людей. Мы держим их в курсе наших кейсов.

– Бывало, что ваших подопечных находили родственники или агрессивные земляки?

– Мы как организация работаем полгода, в нашей практике такого не было. Но в прошлом я знаю случаи самоубийства тех, кого находили. Тогда мы поняли, насколько важно дистанцировать квир-людей с Кавказа и из других регионов России от земляков. После начала войны в Украине, в предыдущей организации, где я работала, было целое направление по поиску жилья, чтобы не посылать квир-беженок в огромные лагеря, где для них будет опасно, как на родине.

– Вы были в команде, помогавшей чеченке Селиме Исмаиловой покинуть Россию, но она была задержана в московском аэропорту и передана силовикам из Чечни. У вас есть с ней связь?

– Нет. До дня ее выезда из России не было известно ни о каких уголовных делах. Но незадолго до посадки на рейс на нее написали заявление о краже крупной суммы денег. Полиция в аэропорту держала ее до тех пор, пока не приехали чеченские силовики. Несколько раз ей становилось плохо, она теряла сознание, потому что незадолго до этого её сильно избивали родственники в Чечне. Полицейские возили ее в больницу и возвращали обратно. В итоге через сутки ее увезли в Чечню в сопровождении этих же силовиков.

– Вы привлекали ведомства в Германии к этой проблеме?

– Мы обращались, но это, к сожалению, не принесло никаких результатов. А потом мы увидели по чеченскому телевидению выпуск новостей с уполномоченным по правам человека, там же показывали ее. Мансур Солтаев очень долго рассказывал, что психологи в Европе обрабатывали Селиму и якобы заставили ее говорить неправду. Но у нас были видеозаписи, где она говорит, что она сама хочет уехать. Говорила, что ей угрожает опасность, рассказывала о том, что с ней происходит. К сожалению, до Германии она не доехала.

– Куда еще, помимо Германии, едут ваши подопечные?

– К нам обратилась семейная пара девушек. Одна из них из Дагестана. Родственники угрожали ее партнерке. Мы помогли им получить визу и обратились к помогающей организации в Швеции. Они приехали, попросили убежища. Мы поддерживали их на всех этапах.

– Кто чаще всего обращается к вам сейчас?

– После принятия в России закона о запрете трансгендерного перехода у нас огромная волна запросов от трансперсон. Они хотят перебраться в безопасные страны. Мы работаем не только с Россией, но и с Центральной Азии – едва справляемся с потоком обращений.

– Людям с Северного Кавказа приходится дольше ждать визы, чем прочим?

– Однозначно. Я знаю лично многих чиновников, которые принимают решения, и они очень правильных взглядов люди. Они не хотят никого дискриминировать, но сталкиваются с обстоятельствами. Регион несет дополнительные вызовы: есть большой поток оттуда, надо проводить верификацию. Поэтому дело рассматривается сложнее и дольше. Я задаюсь вопросом: "Не дискриминация ли это?" Если мы сталкиваемся с тем, что определенная группа людей испытывает неравенство, – это дискриминация. Но, с другой стороны, это сложность работы и огромное количество задач, которые наслаивает работа с регионом.

– Вы сталкиваетесь с угрозами из-за вашей работы?

– Недавно мне поступили угрозы то ли в связи с выставкой No Such People Here ("У нас таких людей нет") о преследованиях ЛГБТК-людей в России, и в первую очередь на Северном Кавказе, то ли из-за одного из кейсов, которыми мы занимались.

– На отношение европейских чиновников к вашим подопечным с Кавказа влияют сообщения о криминальных преступлениях его уроженцев? Например, убийство учителя во Франции и нападение на школу.

– Наверное, это влияет, но я об этом не думаю. Когда я разговариваю с чиновниками, у меня не проскакивает мысли подобное учитывать. Мы помогаем конкретным людям в конкретной опасности. Никакой коллективной вины и коллективного притеснения по какому-либо признаку мы не приемлем. И если мы будем встречаться с подобным, то будем делать все, чтобы подобные люди не занимали свои посты.

• В начале ноября в Берлине открылась выставка No Such People Here ("У нас таких людей нет"). На ней представлены личные вещи, записи, рисунки и фотографии ЛГБТК+ людей, преследуемых за сексуальную ориентацию в Чечне, Ингушетии и Дагестане. Идея названия взята из заявлений главы Чечни Рамзана Кадырова, неоднократно утверждавшего, что в республике геев нет.
• Родные сбежавшей от домашнего насилия уроженки Ингушетии Марины Яндиевой угрожали убийством правозащитнику Магомеду Аламову, который помог девушке выехать из республики. Его жизнь до сих пор находится в опасности: Яндиевы обещали расправиться с ним и его семьей, если Марина не вернется домой. Несмотря на это, ни одного дела против высокопоставленных родственников девушки пока не было возбуждено, а правозащитники надеются только на огласку ситуации.
• В 2021 году чеченские силовики похитили в Москве Ибрагима Селимханова. Гея из Дагестана Магомеда Асхабова принудительно "лечили" в местном реабилитационном центре для наркозависимых, а по его словам, подвергали пыткам.
• В Санкт-Петербурге чеченские силовики похитили 26-летнюю уроженку республики Седу Сулейманову – в прошлом году та бежала от семьи, опасаясь "убийства чести". Омбудсмен Чечни позже опубликовал видео с похищенной кадыровцами девушкой.
• В июне 20-летнюю уроженку Чечни Селиму Исмаилову, которая пыталась сбежать от насилия в семье, задержали в аэропорту Внуково и на следующий день передали чеченским силовикам. Перед этим на нее завели уголовное дело о краже. Спустя три с половиной недели после похищения Селимы Исмаиловой в эфире местного канала она заявила, что находится в безопасности, и попросила оставить ее в покое.