В 2017 году жительница Северной Осетии Светлана Караева вернулась в республику из Великобритании вместе со своей дочерью Аней. Эта поездка была согласована с её уже бывшим мужем Джерардом Питером Тохиллом. Тот, однако, обратился в суд, обвинив Светлану в похищении девочки. Несколько лет назад в России приняли решение о том, что Аня должна остаться с матерью в Осетии. Однако кассационный суд вернул дело на переcмотр, и сейчас было вынесено новое решение: девочка должна уехать в Великобританию.
Ане – 11 лет. Она свободно владеет русским языком, хорошо учится в школе и занимается фехтованием. Но в отличие от других детей, в её жизни присутствуют судебные заседания, психолого-психиатрические экспертизы и общение с судебными приставами, которые приходят к ней, чтобы забрать от матери.
"Для ребенка исполнительные действия – это огромный стресс, – рассказывает адвокат её матери Светланы Караевой Александра Кочиева. – Проходят они не быстро. Приходят приставы, может присутствовать группа быстрого реагирования – мужчины с автоматами. Для ребенка это сильнейшее потрясение. Ребенок прятался в туалете, пристав ей говорил: "Открой дверь, а то я её сейчас выломаю". А сейчас суд сказал: назначайте опять исполнительные действия. Вот такое покалеченное детство у ребенка".
Как рассказывает сама Светлана Караева, кассационную жалобу на решение суда, по которому Аня должна была остаться с ней в России, рассматривали в Ставрополье, и судья отменила решение, сославшись, к примеру, на то, что Светлана якобы не передала приставам паспорт дочери, хотя действительности это, по словам Светланы, не соответствует.
"Для пересмотра дела мы к тому, что у нас было, прибавили ещё документов, опека дала своё заключение, плюс судья вызвала Аню, и она ясно дала понять, что хочет быть с мамой. И после этого судья выносит такое решение. Просто ей показалось, что "надо ещё раз с папой попробовать". Мы, конечно, в шоке, потому что это полное беззаконие".
По словам Светланы Караевой, отец Ани никак не общается с дочерью. Она рассказывает, что девочка пишет ему электронные письма, однако тот ей не отвечает. Кроме того, все эти годы от него нет и никаких подарков – даже на Рождество и день рождения.
Кочиева вспоминает рассказ психолога. "Когда психолог Ане сказал: "Нарисуй, пожалуйста, что для тебя самое страшное в жизни", она нарисовала своего отца. Когда я ему самому об этом сказала, он ответил: "Россия – это страна третьего сорта. Я здесь ни вашим психологам, ни психиатрам не доверяю", – говорит Кочиева.
"Когда ребенок говорит: "Папа, я тебя люблю, я хочу с тобой общаться, но жить я хочу пока с мамой". Может, на этот период нужно его оставить? Ребенок же в дальнейшем может сам сказать, что хочет приехать или переехать к папе. А иначе создаются ситуации, что ребенок начинает ненавидеть своего родителя", – заключает адвокат.
"Никто не может забрать ребёнка силой"
Судебная практика говорит о том, что для разрешения спора об опеке, нужно определить страну постоянного проживания ребенка, объясняет президент благотворительного фонда "Юристы помогают детям" Виктория Дергунова.
Когда психолог Ане сказал: "Нарисуй, пожалуйста, что для тебя самое страшное в жизни", она нарисовала своего отца
"Дальше спор об опеке разрешается по нормам этого государства. В разных государствах возраст, с которого учитывается мнение ребенка, разнится. В России – с десяти лет, в других – нет четкой привязки к возрасту ребенка, есть привязка к его зрелости и степени психического развития, – рассказывает Дергунова. – В России суд может не согласиться с мнением ребенка, если установит, что тот не осознает свой истинный интерес. И в целом: учет мнения ребенка не означает согласие с мнением ребенка".
По её словам, учитывается степень привязанности ребенка, а в целом спор разрешается исходя из его интересов, а не из того, хотят с ним общаться родители или нет.
"Например, в одном из кейсов мама предлагала, чтобы две недели он жил у одного из родителей, а две недели – у другого. Но суд решил, что это желание мамы, противоречащее интересам ребенка, потому что получается, что по факту он практически лишен семьи, – подытоживает Дергунова. – Тем не менее, никто не может забрать ребенка силой, потому что ребёнок – не котёнок. Нужно смотреть, как сформулирована результативная часть решения суда, насколько она исполнима, насколько она зависит от внешних факторов и обстоятельств. Никто не может силой забирать ребенка, потому что так его можно травмировать".
Адвокат Консорциума женских неправительственных организаций Алёна Нестреляй рассказывает, что все подобные дела в России рассматриваются в порядке международных конвенций – Конвенции о гражданско-правовых аспектах международного похищения детей 1980 года и Конвенции о юрисдикции, применимом праве, признании, исполнении и сотрудничестве в отношении родительской ответственности и мер по защите детей 1996 года.
"Российская Федерация ратифицировала обе эти конвенции, и они применяются, когда спор касается граждан России и другой страны, когда ребенок рожден в межнациональном браке. Но здесь важно понимать, что эта другая страна тоже должна быть участником конвенций", – рассказывает Нестреляй.
По ее словам, суды исходят из приоритета не страны рождения ребенка, а страны его постоянного проживания, где у ребенка есть место жительства и социальные связи, нормальные жилищно-бытовые условия и условия для получения образования и медицинской помощи.
"Это и учитывают суды. Простым языком – важно, где ребенок привык жить, где он адаптирован. Суды стоят на том, чтобы так всё и осталось. Родители именно это и доказывают в суде. И суды могут отойти от этого правила, только если понимают, что в стране постоянного проживания есть угроза для жизни или здоровья ребенка, его психического развития", – объясняет Нестреляй.
Как рассказывает Александра Кочиева, в большинстве случаев, описанных в судебной практике, действительно бывает отказано в возвращении детей.
Мне кажется, когда суды выносят решения, они не особо учитывают интересы ребенка, во многих случаях не назначаются психолого-психиатрические экспертизы
"Но исходя из моей личной практики, судами удовлетворяются иски. И дети бывают возвращены. А потом начинают возникать проблемы на стадии исполнительного производства. Мне кажется, когда суды выносят решения, они не особо учитывают интересы ребенка, во многих случаях не назначаются психолого-психиатрические экспертизы. В Гаагской конвенции указано, что в возвращении ребенка в страну постоянного проживания должно быть отказано, если оно может принести ему какой-либо вред. А когда суды не учитывают это и когда доходит дело до исполнительного производства, возникает момент, когда ребенок не хочет идти к папе или к маме", – объясняет Кочиева.
По словам Нестреляй, в России допускаются споры и минуя конвенцию, по национальному закону.
"Там желание ребенка, наверное, самый главный аспект. Эмоциональная привязанность ребенка, взаимоотношения – вопрос номер один, а жилищно-бытовые условия – вторичны", – объясняет Нестреляй.
Юрист отмечает, что на Северном Кавказе могут быть и другие сложности при рассмотрении подобных дел.
"К примеру, случай из моей практики. Россия признала, что ребенок должен жить с матерью, а Турция признала, что ребенок должен жить с отцом. И получился тупик. При принятии решения учитывались культурологические и этнические традиции. Возможно, такое же практикуется и на Северном Кавказе", – говорит Нестреляй.
Сейчас Светлана Караева готовится к рассмотрению апелляции, которое должно пройти в ближайшие дни. Адвокат Питера Джерарда Тохилла Нина Бойко отказалась общаться с корреспондентом Кавказ.Реалии, сообщив, что это их совместное решение с доверителем – не отвечать на вопросы прессы.
