Аузби Зураев из Северной Осетии одним из первых в России начал работу по реабилитации жертв политических репрессий. Благодаря его усилиям восстановлены честные имена тысяч человек. В свои 94 года он не прекращает деятельность. Издано семь томов "Книги памяти".
– Все восстановлено пофамильно. Кто, откуда, где работал, по какой статье пострадал. Такие книги памяти жертв политических репрессий мало где есть. Есть в Санкт-Петербурге, в Ростове-на-Дону, в Великом Новгороде. Но там работало по шесть-семь авторов, а здесь только я. Мой трудовой стаж – 76 лет. Из них 62 года в медицине. Я 44 года на пенсии и ни одного дня еще не отдохнул.
– Сколько в итоге пострадало от политических репрессий в Северной Осетии?
– По данным ФСБ, основанным на хранящихся уголовных делах, по политическим мотивам были репрессированы 15 326 человек. Из них 12 175 реабилитированы. Трем тысячам отказано в реабилитации – это те, кто попал в плен, надел немецкую форму, воевал на стороне фашистов. Расстреляли в Осетии около 2 тысяч человек. Отдельная статистика по репрессированным у МВД. Были раскулачены или преследовались по национальным мотивам 13 560 человек. Из них – 8 441 ребенок.
– Есть ли данные, сколько из репрессированных дожили до наших дней?
– Конечно. В живых остались 2 795 человек. 785 из них инвалиды, на федеральном обеспечении.
– Какие льготы полагаются реабилитированным?
– Мы платим 50% за коммунальные услуги. Проезд по республике и по городу бесплатный. Один раз в год туда и обратно можем пользоваться бесплатно железной дорогой. Ну и 750 рублей надбавка к пенсии. Многим раскулаченным вернули их дома. Либо компенсации давали – 10 тысяч рублей за дом. Это еще до деноминации рубля, но, конечно, все равно мало.
– Памятник жертвам политических репрессий, так называемый "Камень слез", целиком ваша заслуга. Долго пришлось биться за его открытие?
– 14 лет я писал начальству, сначала без фамилий. Добился. А потом нужна была реконструкция, хотел добавить имена всех погибших. Но все отвечали, что денег нет. Обращался на завод "Электроцинк", там тоже сказали, что не могут помочь. А потом я предоставил им данные: 88 работников "Электроцинка" были расстреляны, и директор предприятия сразу пообещал найти средства. В итоге выделил четыре миллиона и командировал своих инженеров, чтоб помогли. Так хорошо сделали, что теперь вечно будет стоять.
– Как вы оказались в лагере? Вы же участник войны.
– Да, мне не было тогда и 16 лет. Я был активным комсомольцем, работал комсоргом. Знал, что если мое село оккупируют немцы, то меня как раз по этой причине, скорее всего, расстреляют. Поэтому поехал во Владикавказ, где попросил прибавить мне возраст, чтоб меня взяли на фронт.
В итоге меня отправили на границу Дагестана и Азербайджана. Мы шли туда пешком. Однако около Грозного попали под бомбежку, я потерял сознание, лежал в поле два-три дня, пока меня не нашли местные женщины и не вылечили.
Я хотел догнать своих сослуживцев на поезде, но на перроне ко мне подошел офицер, спросил, что тут делаю, и вернул в Осетию. Я держал связь с партизанским отрядом, который прятался в лесу. Разведчиком был. Дважды резал кабели у немцев. Когда резал во второй раз, меня поймали, посадили в подвал, но мой друг помог мне бежать. А потом немцы ушли.
Меня староста села назначил охранять неубранный урожай кукурузы, но тут в село пришли из НКВД. "Почему ты охранял немецкую кукурузу?" – спросили они. Я пытался объяснить, что кукуруза не немецкая, а наша, однако меня забрали. Я провел в лагере 10 лет.
– В среде интеллигенции.
– Да. Еще до лагеря я закончил ускоренные курсы на медицинского брата. Это там мне пригодилось. [Конструктору ракетно-космических систем] Сергею Королеву зубы лечил, например.
Великий Андрей Туполев там тоже был! 39 осетинских писателей... Еще Евгений Рамонов – врач Владимира Ленина.
Я помогал по мере своих возможностей. В частности, очень сильно издевались над священниками. Но я давал им третью категорию труда, и это их спасало: они работали меньше. А вообще… Каждый день вывозили 50 трупов минимум.
– Вы были самым младшим заключенным?
– Самым младшим было еще меньше – лет по 14.
– "Книгу памяти" можно считать практически завершенной. Какие теперь задачи ставите перед собой?
– Раньше у нас была экспозиция в Музее истории Владикавказа. Потом музей закрылся на реконструкцию, а когда открылся – выяснилось, что часть здания ушла новому собственнику, за счет которого делался ремонт.
В обновленном здании для нашей экспозиции места не нашлось. Два-три года назад нам пообещали найти место в Национальном музее, но меняется уже четвертый министр культуры, и с каждым приходится начинать работу заново.
И еще одна важная задача для нашей организации – найти новое помещение. У меня самому младшему члену организации 80 лет, а мы находимся на третьем этаже. Подъемников никаких нет.
Поэтому часто приходится вызывать "скорую помощь" – людям становится плохо. Новое помещение нам ищут уже три года. Одно предложили, но оно на окраине города. Туда даже автобус не ходит.
– Есть ли у вас спонсоры?
– Нет. Всю мебель, сейф для организации купил мой сын. Но когда я провожу День памяти жертв политических репрессий, деньги нам на него выделяют. И издание "Книги памяти" тоже проспонсировали. Правда, тираж небольшой – всего 500 экземпляров. Сейчас у меня их почти не осталось, хватают как пирожки.
