В таганрогском приюте для детей и подростков уже три недели живут 10-летний Мансур, 6-летняя Хафса и 5-летняя Сафия. Их отобрали у родной бабушки – сотрудники полиции сняли их с поезда Москва – Грозный. У Екатерины Садулаевой была доверенность на детей и их свидетельства о рождении, однако силовики заявили, что документы поддельные.
За несколько недель до этого мать детей, 33-летнюю ростовчанку Алёну Сухих, обвинили в финансировании терроризма. По её словам, сотрудники ФСБ предложили ей стать доносчиком в обмен на свободу, но она отказалась. Чтобы избежать дальнейшего преследования, Сухих вместе с мужем и младшим ребёнком уехали в Турцию. Планировалось, что старших туда привезёт свекровь, но силовики забрали их загранпаспорта.
На днях адвокат семьи сообщил, что детей Алёны Сухих внесли в реестр на усыновление, но официального подтверждения этой информации пока нет.
В беседе с Кавказ.Реалии Алёна Сухих рассказала, почему она стала обвиняемой по уголовному делу и как силовики пользуются возможностями опеки в своих целях.
– Что сейчас происходит с вашими детьми?
То есть в детском доме держать их – не стресс, а с родной матерью общаться – стресс
– Их разделили, девочки находятся в младшей группе, Мансур – в старшей. Сын видится с сёстрами, может несколько раз в день к ним приходить и быть вместе на прогулках. Ему разрешили иметь телефон, поэтому дети могут мне звонить, на днях говорила с одной из дочерей. Работники приюта не в восторге от этого, говорят, что дети по мне очень скучают, и для них общение со мной – стресс. То есть в детском доме держать их – нормально, а с родной матерью общаться – стресс.
В приюте особенно не занимаются образованием и здоровьем. Мансур говорит, что у них бывает всего два урока в день, математика и русский, что это такое? Ещё у него во рту стоит аппарат Марко Росса, это такая расширяющая челюсть пластинка, бабушка предупреждала сотрудников приюта, что его нужно наблюдать постоянно, подкручивать эту пластинку. Но на лечение все забили.
– Как часто их видит бабушка?
– Она может посещать детей два раза в неделю, в понедельник и четверг. На встречу дают полчаса и то на расстоянии друг от друга. Говорят, что из-за коронавируса.
– Какова официальная позиция опеки? Почему они изъяли у вас детей?
– Дети просто удерживаются без каких-либо оснований. Нашему адвокату до сих пор не выдали постановление об изъятии, ответили только, что это было сделано на основании заявления полиции. Но она может привозить только беспризорников, а мои дети – не с улицы, и все прекрасно об этом знают. Ещё у моей свекрови Екатерины Садулаевой, которая везла детей в поезде, была доверенность от меня, она могла представлять интересы детей – это тоже никого не интересует, говорят, что это вообще не документ.
Меня не лишили родительских прав, я жива и здорова, у моих детей куча родственников, а сейчас мне сообщили, что детей включили в реестр на усыновление. Я вообще не понимаю, что это значит.
– Тогда в поезде силовики впервые проявили интерес к вашим детям?
– Нет, они постоянно приходили домой к моим родителям после моего отъезда в Турцию. Мы с мужем и младшим ребёнком улетели 1 июля, на следующий день мои родители должны были привезти остальных детей. Но силовики узнали о моём отъезде и пришли в тот же день, когда родители гуляли с внуками на набережной в Ростове. Расспрашивали обо мне, стали давить, требовать, чтобы они доказали, что имеют право быть с детьми. Родители были в шоке, старшего сына довели до истерики – ему сказали, что он поедет в детский дом: "Это как тюрьма, ты оттуда никогда не выйдешь и маму с папой не увидишь." Мансур потом любого человека в форме боялся.
Если я вернусь, меня посадят, значит, дети все равно окажутся в детдоме
У моих родителей забрали все загранпаспорта якобы на проверку. На следующий день в Ростов из Якутска приехала моя свекровь, чтобы привезти нам детей. Но и к ней, и к моим родителям стал постоянно ходить сотрудник ФСБ, который всегда представлялся "Евгением". Он вёл мое уголовное дело и очень переживал, что я сбежала. Наверняка он получил от начальства. Он шантажировал всех тем, что, если я не вернусь, дети поедут в детский дом, а оттуда – в приёмную семью. Свекровь сказала, что это бессмысленно: ведь если я приеду, меня посадят, значит, дети всё равно окажутся в детдоме – и отказалась с ним говорить.
– Что происходило в день отъезда детей в Грозный?
– На вокзал приехал "Евгений", он кричал на сотрудников полиции, чтобы они забрали документы детей любой ценой. Поезд тронулся, бабушка продержалась несколько остановок. Полиция говорила, что есть ориентировка, дети в розыске, но показать ориентировку никто не мог. В итоге в городе Кропоткине, где поезд стоял 30 минут, ей повредили палец и просто вытащили из купе вместе с детьми на станцию.
Там бабушку заставили написать, что она не имеет претензий к тому, как её задерживали. Через два часа за ней и детьми приехала машина из Ростова, к часу ночи их довезли до местного отделения. Бабушку стали допрашивать, сказали, что забирают детей, потому что она пыталась вывезти их. Свекровь несколько раз объясняла, что у неё закончился срок аренды квартиры в Ростове, на билеты в Якутск нужно было 160 тысяч рублей, а родственники в Грозном предложили ей пожить с детьми бесплатно. Перед поездкой она проконсультировалась у дежурного прокурора, который сказал, что ограничений на выезд без постановления суда у меня нет и быть не может. Кроме того, с 3 июля она пыталась оформить над детьми опеку, но органы тянули время. В отделении была женщина из ПДН, которая и занималась этим делом, она сказала: "Вам не видеть этой опеки как собственных ушей". И детей отвезли в приют.
– Вы утверждаете, что причиной того, что случилось, является ваше уголовное дело. Расскажите, в чём его суть?
– Я узнала о том, что стала обвиняемой, 30 мая, когда сотрудники ФСБ вместе с "Евгением" приехали в Якутск, где я жила тогда с семьей. Обыск не проводили, но попросили показать наши банковские карты и телефоны, а ещё обязали меня поехать с ними в Ростов. Пообещали, что, если я откажусь, меня отправят в СИЗО, и в Ростов я поеду в "столыпинском вагоне". Я полетела с силовиками, муж с детьми – следом за мной.
Спросила, что мне говорить на суде, там ведь будут спрашивать подробности. Я ведь ничего не делала, не знаю никакого "Дениса". Мне сказали, что проинструктируют
В Ростове меня обвинили в финансировании терроризма. Якобы в октябре 2013 года я со своей карты (счёт не указан, только её номер) перевела на карту засекреченного свидетеля "Дениса" 2360 рублей, чтобы тот купил авиабилеты и провизию для поездки в Сирию на войну на стороне ИГИЛ (запрещённой в России организации. – Прим. ред.). А в 2014 году "Дениса" якобы поймали на границе, и он дал против меня эти показания. Я пыталась объяснить, что у них в протоколе написано, что эта организация была признана террористической в 2014 году, а перевод был в 2013-м – ничего не сходится. Мне сказали, что если написали, значит, сходится, и им будет достаточно показаний свидетеля, чтобы меня посадить. Говорили, что в Ростове по моей статье нет оправдательных приговоров, что я должна признать вину и идти домой с подпиской о невыезде, иначе меня отправят в СИЗО. Довели до слез, и я всё подписала. Спросила, что мне говорить на суде, там ведь будут спрашивать подробности. Я ведь ничего не делала, не знаю никакого "Дениса". Мне сказали, что проинструктируют.
– Почему это дело вообще появилось?
– На допросе мне не задали ни одного вопроса по делу, постоянно спрашивали про бывшего мужа Марка Шевчука (отец Мансура и Хафсы. – Прим. ред.). В Ростове ему подкинули наркотики и осудили на пять лет. Пока он отбывал срок, силовики предлагали мне сотрудничество, а взамен обещали выпустить мужа по УДО, но я отказалась. Шевчук вышел в 2016 году, за два года до этого мы развелись и больше не общались. Так вот на моих допросах силовики всё время спрашивали про него, куда он делся. А потом "Евгений" из ФСБ предложил мне сотрудничество, чтобы моё дело переквалифицировали, и я стала свидетелем. Я тогда была в таком состоянии, что согласилась, но потом на обвинении сказала, что не буду клеветать на других людей. Что именно они от меня хотели, я не знаю, но обычно они привлекают свидетелей к разным уголовным делам, чтобы говорили что надо.
– Вы считаете, что уголовное дело возникло потому, что вы отказались сотрудничать?
– Вполне возможно, просто я другого объяснения не нахожу. Наверное, у них уже закончились мужчины. Я не знаю в Ростове ни одного мусульманина, который бы не отсидел или не сидит сейчас. Может, это дело уже не на кого было повесить.
Мне 33 года, я никогда не была бездельницей, у меня четыре ребёнка, я беременна пятым. У меня в Якутске был свой детский сад, у моего мужа – сервис по ремонту стиральных машин. Мы не жили бедно, у нас был хороший дом, хорошая работа, хорошая семья. Силовики пришли и в один день забрали всё и разрушили.
Из-за постоянного стресса у меня сейчас угроза выкидыша, а над моими детьми и нашими бабушками издеваются, будто люди – это просто расходный материал и никакого закона не существует.
…
Почти через две недели после того, как дети Сухих попали в приют, её свекрови официально отказали в опеке над детьми. Согласно документу за подписью исполняющего обязанности главы администрации Ростова Виталия Радченко, такое решение было принято потому, что Екатерина Садулаева является родной бабушкой только для Сафии, а место её жительства в Ростове "непригодно для проживания детей". В основу отказа также легла информация УФСБ по Ростовской области о том, что детей пытались незаконно вывезти за пределы региона.
"Никакого законного способа забрать детей от бабушек нет – это беспредел сотрудников ФСБ под руководством конкретного, который сопровождает дело Алёны Сухих. Она скрылась, на неё таким образом хотят оказать давление и "выкурить" из укрытия. А опека боится, судя по всему, не хочет вступать в конфронтацию с сотрудниками ФСБ", – сообщил Кавказ.Реалии адвокат Алёны Сухих Исрафил Гададов.
Он сообщил, что постановление о включении детей в реестр на усыновление пока не видел, но ему об этом сообщила руководитель детского дома, получившая документ от сотрудников ПДН.
Корреспондент Кавказ.Реалии отправил запрос в пресс-службу министерства образования Ростовской области, которое курирует структуры опеки, с просьбой оценить законность произошедшего с детьми Алёны Сухих. В социальном приюте для детей и подростков Таганрога с редакцией говорить отказались. Связаться с пресс-службой УФСБ по Ростовской области оказалось невозможно – по номерам телефонов, указанным на сайте, никто не отвечает.
