24 февраля 2022 года российская армия вторглась на территорию Украины. Война, которая длится уже почти год, принесла с собой гибель более двух десятков тысяч мирных людей, покинуть свои дома, по данным ООН, вынуждены были более восьми миллионов украинцев. В России же пришло время репрессий – были закрыты старейшие правозащитные организации, заведено более 20 тысяч административных и уголовных дел на несогласных с войной. По разным оценкам, как минимум полмиллиона человек вынуждены были уехать, опасаясь за свою безопасность.
Активисты и правозащитники из южных и северокавказских регионов, остающиеся в России, рассказали редакции Кавказ.Реалии о том, что изменилось в их жизни и работе за прошедший год.
Екатерина Ванслова. Руководитель северокавказского филиала "Команды против пыток"
– Первое время я находилась в состоянии шока и фрустрации. Были мысли о том, что, возможно, лучше вообще уехать, но потом пришло осознание, что система правосудия, которая уже давно подтачивалась, теперь, можно сказать, уничтожена. И я начала воспринимать продолжение своей деятельности как что-то еще более значимое, чем вся моя работа до 24 февраля. На этой волне я переехала на Северный Кавказ, потому что это был тот регион, где всегда все было непросто с защитой прав человека.
Что изменилось? Россия вышла из Совета Европы – в итоге граждане потеряли доступ к Европейскому суду по правам человека (ЕСПЧ). И для такого региона, как Северный Кавказ, где следователи иногда даже не пытаются заниматься жалобами на пытки и исчезновения, это серьезная потеря. Также в регионе существует высочайший уровень недоверия к правоохранительной системе со стороны граждан. Атмосфера безнаказанности, которая царит в той же Чечне, да и в других республиках, сейчас еще больше заставляет людей бояться обращаться к правозащитникам.
Знакомые "копачи" на кладбище мечтают уехать в Украину и умереть там за компенсацию для семьи
Но мы не только сидим и ждем, когда пострадавший обратится к нам сам, но также мониторим СМИ на предмет случаев нарушений прав человека. Часть нашей работы – это самим найти потенциальных заявителей и предложить им нашу помощь. После объявления частичной мобилизации и возникших на этом фоне протестов на Северном Кавказе было много задержаний, примеров жестокого обращения с задержанными. Но практически во всех таких случаях мы получали отказ от обращения к нам по причине страха. В других регионах, где я работала – и в Москве, и ранее в Нижнем Новгороде – нет таких массовых отказов со стороны пострадавших.
При этом, не могу сказать, что народные волнения сошли на нет за прошедший год, но 24 февраля 2022 года я полагала, что такого уровня события должны как-то сдвинуть общество с той индифферентной стадии, в которой российское общество пребывает уже давно. К сожалению мои ожидания не оправдались.
Виталий Вотановский. Военный пенсионер, автор телеграм-канала "Титушки в Краснодаре", ведет учет убитых в Украине российских военных
Виталий Вотановский
– Мне часто задают вопрос: как вы считаете потери? Все потери подсчитать невозможно – только часть погибших попадает на российские кладбища, и даже среди тех, кто там похоронен, мы не всех можем найти, потому что, например, кого-то могли подхоронить к родственникам, и нет там никакой таблички. Кого-то мы обязательно пропускаем, но хотя бы примерные цифры понятны. Впрочем, эти цифры можно еще на порядок умножить. Люди, по идее, уже должны были понять, к чему все это идет, но никакого сдвига настроения у населения пока не вижу.
Количество погибших очень сильно растет. Начиная с конца ноября, в декабре и январе было очень много сведений о гибели российских военных. И как это отражается в сознании нашего населения? Два моих знакомых "копача" на кладбище мечтают уехать в Украину и умереть там, чтобы их семьи получили денежную компенсацию. Вот такой у них "свет в конце тоннеля", такой вот просвет они видят для себя. Упаднически получается, но уж как есть.
Как я отношусь к своей безопасности? Ну какая безопасность, когда несколько дней назад меня вызывали в ФСБ и вроде как собираются судить по статье о деятельности нежелательной организации – нашли какой-то старый-старый мой пост и раскручивают дело.
Аслан Бешто. Председатель Координационного совета адыгских общественных объединений
Аслан Бешто
– Если я скажу, что за последний год все кардинально изменилось, то, конечно, совру. Но в нашей работе, точнее в попытках осуществлять свою деятельность, несмотря на противодействие со стороны некоторых чиновников, возникло новое осложнение. Я могу констатировать, что у официальных лиц различного уровня появилась достаточно весомая и, скажем так, непробиваемая позиция. Если во время Великой отечественной войны эта фраза звучала как "Все для фронта, все для победы", то сейчас любой запрос на проведение мероприятий наталкивается на запрет под предлогом "специальная военная операция" (так в России официально называют войну против Украины. – Прим. ред.). Это используют как отговорку, которая развязала чиновникам руки: если ранее им приходилось находить другие причины, то сейчас они получили возможность не заморачиваться и даже не вступать с нами ни в какие обсуждения. Запрещают очень значимые для черкесов памятные даты и мероприятия: день черкесского флага, празднование черкесского костюма, а также траурные мероприятия, связанные с двадцать первым мая – Днем скорби.
В октябре 2022 года правозащитники Кабардино-Балкарии обратились к местным властям с требованием остановить мобилизацию в регионе и не привлекать к ответственности женщин, задержанных в Нальчике. Не могу сказать, что это был холостой выстрел, но и большой добычи от этой охоты не последовало. Общественность отнеслась к нашему действию с неким снисходительным сожалением: "Спасибо, что вы стараетесь, но вы же понимаете, что у вас ничего не получится". Скепсис граждан более чем понятен – постепенное сужение сферы деятельности общественных организаций в российском законодательстве, конечно же, максимально урезало наши возможности.
Читайте также Война и вымирание. Правозащитники из Кабардино-Балкарии заявили об угрозе генофондуА с другой стороны, на нашу официальную позицию не последовали и какие-то репрессии от местных чиновников. Они скорее предпочли не заметить нашего демарша. Хотя нас вызывали на частые беседы, где власти объясняли как свою позицию, так и неправоту действий тех людей, в защиту которых мы выступали.
Я не совсем согласен с тем, что "черкесский вопрос" стал звучать громче только в связи с событиями последнего года. Должно быть, при поиске каких-то параллелей с тем, что происходит сейчас, люди наталкиваются на черкесский геноцид и заинтересовываются этим вопросом. В самом же черкесском сообществе тема геноцида актуальна всегда. Более того, я скажу, что абсолютно всеми черкесами, несмотря на то, какую позицию они занимают, и с какой стороны баррикад сейчас находятся, этот геноцид признан. А в контексте международного признания – я очень боюсь признания геноцида ради самого геноцида. Лишь признание без каких-либо последствий не несет в себе никакого положительного контекста. Черкесы, наверное, не очень сильно нуждаются в сочувствии, они нуждаются в сотрудничестве. Нам нужен инструмент для налаживания контакта с мировым сообществом: очень медленно, со скрипом заржавевших колес, но черкесское общество и черкесы всего мира все более и более приходят к пониманию необходимости иметь свой политический субъект.
Читайте также Украина может признать геноцид черкесов. Почему Россия не сделает это?Оюб Титиев. Экс-руководитель грозненского представительства центра "Мемориал"
Оюб Титиев
– После 24 февраля 2022 года не только в моей жизни, но, по-моему, и во всей стране произошли большие изменения. Практически сразу были приняты новые законы, явно направленные против правозащитников и активистов, множество людей отправились за решетку. Давление на правозащитные организации, закрытие в апреле прошлого года "Мемориала", где я проработал более 20 лет, – все видели, как это происходило. Несмотря на это, мы пытаемся продолжать помогать людям, которые к нам обращаются. Многие до сих пор думают, что наша старая организация еще существует, и обращений не стало меньше. Теперь нужна помощь и тем, кто пострадал от новых законов. Правда, в Чечне, например, по обвинениям в дискредитации армии практически не было обращений, но репрессии, незаконные задержания, аресты и похищения до сих пор продолжаются.
Вижу ли я параллели между этой "военной операцией" и двумя чеченскими? Прежде всего, есть эмоциональная реакция. Я сам в Чечне видел обстрелы, погибших людей – сейчас [в Украине] происходит то же самое. Как правило, в боевых действиях больше всего страдает гражданское население. Солдаты как-то обучены защищаться, обладают определенными навыками, а обычные люди не имеют ничего для своей защиты. Насколько я помню из отчета "Мемориала" о первой чеченской, около девяноста процентов – это были жертвы среди мирного населения. Скорее всего, такая же статистика будет и в Украине, и это страшная трагедия. Лично у меня возникает чувство, что мы идем в какую-то пропасть: огромные жертвы, и человеческие, и экономические потери.
Ужесточение законодательства делает нашу работу все более и более сложной
Российский правозащитник и журналист, член совета вновь созданного Центра защиты прав человека "Мемориал" Александр Черкасов в исследовании "Книга чисел. Книга утрат. Книга страшного суда" указывал, что, основываясь на одних и тех же данных, Госкомстат сделал вывод о количестве погибших в российско-чеченских войнах на уровне 30–40 тысяч человек. "Мемориал" же, понимая возможную неточность подобных оценок, использовал формулировку "менее 50 тысяч". Многие эксперты сходятся на промежутке от 30 000 до 40 000 погибших мирных жителей.
Северокавказский правозащитник (из соображений безопасности пожелавший остаться анонимным)
– Сразу после начала этой так называемой "специальной военной операции" в нашем регионе чувствовалось скорее непонимание и удивление. А после объявления частичной мобилизации люди вышли на стихийные митинги. В Дагестане из-за участия в митингах очень много людей подверглись насилию со стороны силовиков, а также административным арестам.
Читайте также Самая протестная республика. Как из-за войны изменилось гражданское общество в ДагестанеСейчас есть такая тенденция, что если человек чем-то недоволен, высказывает свою позицию, отличающуюся от позиции официальных властей, то для него существует большой риск подвергнуться репрессиям. Конечно, люди опасаются каких-то негативных для себя последствий, но я не могу сказать, что население Северного Кавказа индифферентно ко всему происходящему. Пусть между собой, лишь с родственниками, знакомыми и соседями, но эта тема постоянно обсуждается. Люди знают все, люди боятся, что их близких могут отправить [в Украину]. В данный момент, на мой взгляд, все находятся в ожидании второй волны мобилизации.
Ужесточение законодательства делает нашу работу все более и более сложной. Мы же понимаем, что большая часть принимаемых законопроектов и поправок направлены как минимум на подавление правозащитного сообщества. Выдавливание правозащитных организаций из России, из правового поля – все это сказывается на результативности нашей работы. Как бы ты ни старался, работать стало гораздо сложнее. Да и с безопасностью для правозащитников теперь все намного хуже. Но работать надо. Люди ждут от правозащитников помощи и поддержки.
***
Число известных Кавказ.Реалии погибших в Украине военных из числа уроженцев или жителей Юга и Северного Кавказа достигло 2423 человек. Это данные, основанные на публикациях в СМИ, заявлениях властей, информации правозащитников и наших собственных источников. Реальные потери могут быть значительно больше.
Ранее редакция поговорила с федеральным координатором молодежного демократического движения "Весна", которому в прошлом году удалось организовать несколько антивоенных протестов. Богдан Литвин рассказал, какие ожидания от акций были у активистов в первые дни войны и что получилось в итоге, почему условно лояльный к политике Владимира Путина Дагестан вышел на самые масштабные протесты в стране и стоит ли делить россиян на плохих и хороших.