Учиться жить заново. Экс-координатор штаба Навального в Ростове – об отъезде из России

Иллюстративное фото

Бывшая координатор ростовского штаба оппозиционного политика Алексея Навального Ксения Середкина с маленькой дочерью покинула Россию до начала военной агрессии на территории Украины. Сегодня она продолжает помогать ростовским активистам, живя в Тбилиси. Туда после нападения России на территорию Украины переезжают тысячи несогласных с путинским режимом.

В прошлом апреле Середкина рассказала, что ее пытали, предположительно, связанные с силовыми структурами неизвестные. По ее словам, они заставляли ее глотать резиновую дубинку, а за каждый отказ делали засечку на руке в форме буквы "Н" – из-за Навального. Расследовать это похищение правоохранительные органы не стали.

О сложностях эмиграции, о том, где сегодня можно быть полезнее – за рубежом или в России, беседах с сотрудниками ЦПЭ и расколе общества Ксения Середкина рассказала в интервью Кавказ.Реалии.

– Что для вас стало сигналом, после которого вы решили эмигрировать?

Ксения Середкина

Это вторая волна обысков и задержаний моих бывших коллег по команде Алексея Навального из Томска, Архангельска, Иркутска, Саратовка, Бийска с последующими их домашними арестами. Если после заключения в СИЗО Лилии Чанышевой (экс-координатор штаба Навального в Уфе, обвиняется в создании экстремистского сообщества. – Прим. ред.) еще немного сомневалась насчет отъезда и надеялась, что все успокоится, то после второй волны приняла твердое решение.

Страх за ребенка в итоге взял свое. Я сирота, у меня нет родителей. Соответственно, бабушек и дедушек. С отцом дочь практически не поддерживает отношения. Если бы меня посадили, ее могли забрать в интернат. Это стало бы слишком больно для меня.

– Как готовились к отъезду?

Практически никак. Грубо говоря, побросала вещи в чемодан, взяла ребенка в охапку и в этот же день уехала. Даже документы из школы не успела забрать. Хотя сейчас тем, кто планирует эмигрировать по политическим мотивам вместе с детьми, советую обязательно продумать этот вопрос и заблаговременно определиться, где они продолжат обучение. Повторюсь, до последнего не собиралась покидать Россию и, как оказалось, плохо подготовилась к переезду.

Самой сложной из бытовых вещей стала экстренная покупка билетов – в день отъезда найти недорогие варианты крайне непросто. Эмоционально, конечно, не хотелось осознавать и принимать, что оставляешь дом на неопределенный срок.

– Вам приходилось неформально общаться с сотрудниками Центров по противодействию экстремизму и ФСБ? О чем вы разговаривали? Предлагали ли вам сотрудничество?

Когда меня задерживали и составляли протоколы, сотрудники ЦПЭ, конечно, со мной разговаривали. Но вопросы были как под копирку: откуда на самом деле финансирование, сколько платим активистам за каждый выход на митинг, кто погашает штрафы. Совершенно искренне отвечала, что оплата штрафов и услуг адвокатов идет за счет пожертвований простых людей, поддержки правозащитных проектов. Других источников нет. А за выходы на митинг мы ни одному человеку ни разу не платили.

Сотрудничество никто из силовиков не предлагал. Потому что они пошли бы туда, куда и русский военный корабль

Разумеется, "эшники" не верили. Вероятно, потому что сами не имеют какой-либо гражданской позиции и никогда ничего не делают бесплатно. Им трудно представить, что кто-то, рискуя быть арестованным или получить крупный штраф, выходит на улицы. С оперативниками ФСБ, наверное, ни разу не общалась. Хотя при задержаниях часто присутствовали молчаливые люди в гражданском, которые никогда не представлялись.

Сотрудничество никто из силовиков не предлагал. Потому что они пошли бы туда, куда и русский военный корабль.

– Вернемся к вашему опыту отъезда. Исходя из него, какая поддержка прежде всего нужна эмигрировавшим из России?

В первую очередь моральная и психологическая. Вынужденный переезд в другую страну на неопределенный срок – сильный удар по психологическому состоянию. Например, мне было сложно осознать и принять, что важная часть моей жизни – друзья, знакомые, родные места в городе – остаются в России. А я нет.

И вот выходишь на улицу в новом месте, в пока чужом для тебя городе и другой стране. Ты заново учишься жить, узнаешь, где ближайший магазин или парк, открываешь для себя пространство. Важно найти близких по духу людей, которые уже живут в этом месте. Когда совсем грустно, приезжаю к подруге, она тоже сейчас в Тбилиси, после разговора становится легче.

– Возможно ли продолжать активизм, находясь не в России? В чем это сложнее, в чем легче?

Разумеется, продолжать активизм можно. И нужно. Точно так же выходить в пикеты, на митинги, выкладывать посты в социальных сетях, выражая свою гражданскую позицию, снимать ролики, направлять жалобы и подписывать петиции. Писать письма российским политзаключенным – такая поддержка им очень важна. Делая это за рубежом, ты чувствуешь себя в безопасности и не сжимаешься при виде полицейских, не боишься шорохов за дверью.

Если был честен с друзьями и подписчиками в социальных сетях, откровенно объяснил отъезд, они останутся с тобой. Сейчас политическая эмиграция для российского активиста не блажь, а вынужденная мера. Все разумные люди это понимают.

Сложность же заключается в том, что ты уже не можешь приехать к Навальному на суд в Покров, не можешь расклеить листовки в родном городе, принести передачу в спецприемник административно задержанным или прийти к ним в суд. Такой активности мне сильно не хватает.

– Как еще находящиеся в эмиграции могут помочь России и оставшимся в стране активистам?

Только продолжая заниматься активизмом. Проводить собственные расследования – благодаря интернету и открытым базам, в том числе по зарубежной собственности российских коррупционеров самого разного уровня, делать это можно из любой точки мира. Также важно освещать не только федеральную, но и местную повестку тех регионов, откуда вы уехали.

– В социальных сетях разгорается полемика: кто-то считает, что уехавшие до войны с Украиной сделали сознательный выбор и поступили правильно, а уехавшие сейчас бегут с тонущего корабля. Другие заявляют, что нужно оставаться в стране. А призывать к антивоенным акциям, находясь в безопасности, цинично. Что бы вы ответили и тем, и другим?

Давайте по порядку. С тонущего корабля бегут путинские прикорытники режима, такие как некоторые российские артисты. Не сомневаюсь, что и куча коррупционеров-чиновников тоже побежала бы, если бы могла, но они невыездные. И те, кто восхвалял режим все 20 лет, а теперь решил ни с того ни с сего уехать в условный Израиль, – бежит с корабля.

А люди, которых Путин обрек на нищету, репрессии, безработицу и голод, принимают сложное для себя решение о переезде. Возможно, самое трудное в их жизни. Многие мои знакомые и друзья до последнего не планировали уезжать. Путин начал войну с Украиной без их согласия, поставив всю страну перед фактом.

С тонущего корабля бегут путинские прикорытники режима, такие как некоторые российские артисты

Те же, кто решил не покидать Россию, несмотря ни на что, понимая, что происходит в стране и что их может ждать, – настоящие герои.

Если говорить про призывы к акциям, я всегда размещала анонсы только тех акций, на которые планировала прийти сама. Это было принципиально. Правда, несколько раз не получалось, потому что перед началом меня задерживала полиция. Поэтому считаю, что сегодня призывать выходить на улицы должны только те, кто сам делает это или не может выйти по независящим от него причинам. Как арестованный Алексей Навальный.

– Война в Украине расколола российское общество?

Безусловно. Смотря на происходящее и слушая некоторых россиян, я усомнилась, что в России вообще было общество.

***

В городах Юга России задержаны около 300 участников антивоенных митингов и пикетов. 6 марта в крупных городах прошла анонсированная командой оппозиционного политика Алексея Навального несогласованная антивоенная акция. Везде она сопровождалась жесткими задержаниями активистов.