Из регионов Северного Кавказа регулярно бегут женщины, подвергающиеся домашнему насилию. Правоохранительные органы зачастую бездействуют и не защищают местных жительниц от преследования со стороны супругов и родственников. Согласно традициям, в случае расставания дети семейной пары остаются с мужем – чтобы избежать разлуки с детьми и вернуть уже отобранных, женщины просят помощи у правозащитных организаций. Три уроженки Чечни и Ингушетии, которые испытали описанное выше на себе, рассказали редакции Кавказ.Реалии о причинах побега и жизни после эвакуации.
Анжела (имя изменено), Ингушетия
Анжела бежала из дома весной 2023 года, чтобы найти и заявить материнские права на детей, насильно вывезенных в Польшу их отцом, ее первым мужем. На руках у нее были двое маленьких детей от второго брака – на маршрутке она приехала в Беларусь, а оттуда в Польшу, где попросила убежища. Одновременно Анжела подала иск в суд, требуя, чтобы ее старшие дети жили с ней.
– Когда я приехала, старшая дочка рассказала, что отец избил ее за "неправильную", по его мнению, одежду. Кроме того, он угрожал, что насильно выдаст ее замуж за наркомана, если она захочет жить с мамой. Я помогла ей подать заявление в полицию.
Раньше, еще в Ингушетии, бывший муж подал иск в суд, чтобы лишить меня родительских прав – я их отстояла с помощью правозащитного фем-проекта. Суд в Польше стал неким моментом истины, когда и я, и мои дети смогли открыто заявить о преступлениях моего экс-мужа официально.
На суде в Польше свидетелем избиения старшей дочери выступила другая моя дочь. Она рассказала про насилие со стороны отца и про то, что средства, которые он получает на детей как беженец, он не дает детям даже на карманные расходы. Также она заявила, что на протяжении десяти лет отец препятствовал их общению с мамой и им приходилось связываться со мной тайком.
От России меня отделяет лишь одна граница, и мне по-прежнему неспокойно
Ложью отца на суде дочь была потрясена. Бывший супруг отпирался, отрицал обвинения, говорил, что старшая дочь, которая живет со мной, теперь носит хиджаб и не учится. На деле она решила лишь поменять колледж. Говоря о побоях, он утверждал, что ребенок сам ударился об косяк двери, а обвинения придумала я. На суде он клялся и плакал, был очень напуган.
Я знаю, что экс-супруг боялся моего появления в Польше, звонил отцу моих младших детей и требовал остановить меня, говорил, что я продам младших детей на органы. В результате мой второй экс-супруг приехал за мной в Польшу и попытался забрать у меня детей. Также он был и против того, что теперь старшие дети живут со мной. Он ревновал, что это дети от предыдущего мужа и через них я буду с ним как-то связана. После эпизода насилия со стороны второго мужа полиция запретила ему к нам приближаться. Мне и детям дали комнату в лагере беженцев, а он живет в бараке с одиннадцатью выходцами из Африки. Я рада, что нашла в Польше куда больше справедливости, чем на родине.
Сейчас второй супруг тоже вынужден обратиться в суд, чтобы установить порядок общения с детьми. Это не то, к чему он привык, живя в Ингушетии, где у мужчин всегда априори есть все права и они могут при всеобщем одобрении сделать любую гадость матери своих детей. Такого его хрупкое эго не ожидало. Равенство прав между мной и им его страшно возмущает. Он звонит на родину, в Ингушетию, и требует от родственников, чтобы они дергали мою маму, давили на меня, чтобы я вела себя, как хотят они, как будто я по-прежнему бесправная в своем селе и должна отдать ему детей без разговоров.
Несмотря на суды, я не чувствую себя целиком в безопасности. И старшие, и младшие дети рады, что мы живем далеко от места, где нас могут разлучить. Но от России меня отделяет лишь одна граница и мне по-прежнему неспокойно за себя и детей.
Илана, Чечня
Илана обратилась к правозащитникам в декабре 2022 года с просьбой эвакуировать ее и трех дочерей из-за домашнего насилия, попыток отобрать у нее старшую дочь и домогательства тестя к младшей. Супруг Иланы работает в силовых структурах Чечни, и, по ее словам, он бил и насиловал ее на глазах у детей.
С помощью правозащитников Илане с дочерьми удалось сбежать в Ереван, ей помогли найти деньги на жилье – написать заявки на гранты от организаций, поддерживающих женщин. Спустя полгода Илана решилась на переезд в Европу, где при поддержке правозащитников попросила международной защиты. Она рассказывает, как это было и что происходит в ее жизни спустя почти два года после бегства.
– Это было лучшее решение, которое я приняла в своей жизни: я и мои дочери сейчас свободны. Дома я не могла пожаловаться на домашнее насилие, мой супруг – сотрудник Росгвардии, он сам меня пугал полицией, фейковыми обвинениями и служебным оружием. Дочки умоляли меня уехать из Чечни.
Даже в Европе мои земляки выговаривали мне за юбку не до пят, за отсутствие платка
В декабре 2022 года, когда я обратилась в проект "Кавказ без матери", у меня не было документов, я даже боялась оформить паспорта. Пришлось пойти навстречу страху, затем меня подробно инструктировали по протоколу безопасности для эвакуанток и поддерживали психологически. Я не запрещаю детям общаться с отцом, они уже подростки и могут меня не спрашивать, но, оказавшись за границей, они наотрез отказались даже говорить с ним по телефону. И я их понимаю.
Уже после переезда в Европу правозащитники помогли мне получить законный статус в этой стране – бывший муж звонил им и оскорблял их, пугал, что запретит детям пересечение границы, делал все, чтобы я боялась ездить. Но все это оказалось ложью, все границы мы благополучно преодолели.
Самое неприятное, что в лагере беженцев, где я провела несколько месяцев, мои земляки требовали от меня жить по законам гор. Даже тут, в Европе! Выговаривали мне за юбку не до пят, за отсутствие платка. Мужчины, видя, что я без мужа, считали себя вправе предлагать мне секс, настаивали, что придут в гости, и пытались опекать меня без моего согласия. Я отмахивалась от домогательств и претензий. Несколько раз едва не дошло до вызова полиции, но я справилась, дождалась получения статуса, сдала первый экзамен на знание языка, приобрела автомобиль и поступила на курсы медсестер. Наконец я увидела будущее, которое хочу строить.
Сейчас дети вынуждены преодолевать вред, который им причинило жестокое обращение отца. Они боятся, что он нас найдет, старшая девочка даже захотела поменять имя и фамилию, чтобы этого не случилось. Я успокоила ее, сказала, что полиция в этой стране защищает нас, что все плохое позади.
Недавно двоюродная сестра написала мне письмо в назидательном тоне: якобы хватит, Илана, побегала, а теперь давай домой, дети должны расти в своей республике. Я вздрогнула, но потом смогла спокойно ответить: нет, дети не должны расти в том месте, где семья и общество считают нормальным избиение их матери, где за них решают, где им учиться и что им "не положено".
Я счастлива, что мои дети живут теперь в надежной и свободной стране, где работают законы, а у них есть свобода выбора во всем.
Иман, Ингушетия
В 2021 году, когда Иман было 27 лет, она рассталась с мужем из-за того, что отправилась на день рождения сестры вопреки запрету мужа. Брат и отец Иман избивали ее, заставляя отдать детей отцу. В один из дней брат посадил троих племянников в машину и отвез к семье бывшего супруга, пока сама Иман была заперта в доме. Родственники настаивали на новом браке как можно скорее, чтобы она "не позорила семью".
– У меня не просто отняли детей – меня дважды избили до сотрясения мозга, чтобы я не могла даже поехать за ними, увидеть их и обнять. Я два раза лежала в больнице, а потом долгое время не могла есть и падала в обморок. Правозащитницы из Москвы и Владикавказа помогли мне уехать из Ингушетии. За это мне грозило "убийство чести".
Я оказалась в Москве, попала в шелтер и начала работать с адвокатом над заявлением в суд о правах опеки над моими тремя сыновьями. Мой отец, брат и моя сестра объявили меня сумасшедшей и выступили против меня в суде. Восстановившись физически, я снова приехала в Ингушетию. Я пошла против адатов – ушла из отчего дома, отказалась от семьи, меня больше не цепляют предрассудки, ограничивающие права женщин. Я поставила цель: забрать детей, добиться хотя бы равной опеки на половину времени.
Можно развестись, но будет много испытаний, от вас могут отказаться близкие
Если моя семья против этого, то мне эта семья не нужна. Если меня сейчас спрашивают о родственниках, я отвечаю, что у меня нет братьев и сестер. Раньше я зависела от семьи, сейчас я встала на ноги.
Судебные заседания шли с перерывами два года. Меня поддерживали все это время несколько фем-проектов из России и из-за границы. Мне оплачивали жилье и адвоката, оказывали психологическую помощь, волонтерка одного из проектов ходила со мной в суды. Когда после разлуки я поехала к детям, взяв с собой сотрудниц органов опеки, чиновники плакали вместе со мной, видя горе моих детей. Все три мальчика плакали и просились ко мне.
Пока меня не было, семья моего бывшего мужа пыталась настроить детей против меня, им говорили, что я их бросила. Хотя это именно он бил меня и выгнал из дома, а мне долго не позволяли видеть детей, звонить им, даже в школу меня не всегда пускали, если я шла к старшим детям. Первый суд я проиграла, но не сдалась. Бывший муж пытался сфабриковать против меня какие-то дела, обвинял в подделке документов и всячески вредил. Мне приходилось ходить на допросы, участвовать в очных ставках.
Часть сотрудников прокуратуры и Следственного комитета оказались на моей стороне – они не местные, а прикомандированные в Ингушетию из других регионов. Они понимали, что все мои проблемы исходят от желания семьи наказать неудобную женщину, как это у нас принято. Благодаря помощи этих сотрудников и своему упорству я выстояла.
Однажды экс-муж мне написал: "Я устал и не хочу больше бороться, давай договоримся". И это произошло. Теперь дети проводят равное количество времени и у меня, и у него. Я воспитываю своих детей, но вместе с этим у меня есть время для себя.
Мой бывший муж относительно хороший отец. Конечно, когда дети у него, они не видят должного ухода, он не готовит отдельно каждому из них по их вкусу, не следит за графиком посещения врачей и не делает с ними уроки. Но он хорошо обставил их комнату, купил компьютеры и кровати. Он не дает их в обиду другим родственникам – тем, кто пытается обижать моих детей, в том числе оскорбляя меня.
Дети его любят, и для меня это лучше, чем если бы они конфликтовали. Я очертила границу и не позволяю ему повышать на меня голос – он это принял и стал "божьим одуванчиком", не ищет ссор. Меня уже не задевают обидные слова и колкости, которые мне говорят бывшие родственники, – по сравнению с тем, что я прошла, для меня это сущие мелочи.
Читайте также "Характерно для диктатуры": почему на Кавказе не расследуют преступления против женщин
Я даже внешне изменилась, я счастлива, я сама теперь выбираю себе в окружение только тех людей, кто мне действительно нравится и поддерживает, я ни под кого не подстраиваюсь. Я перекрасила волосы, сделала новую стрижку, больше не ношу платки – просто почувствовала, что это не мое. Я не боюсь, что моих детей отберут снова, если даже я выйду замуж, потому что у меня есть решение суда.
У меня есть свой мебельный салон. Держать бизнес трудно – текучка сотрудников, возможность роста стоимости аренды, но у меня хватает средств, чтобы содержать себя и детей.
Я пытаюсь об этом не думать, но бывшего мужа, его семью и своих родственников я не простила. Я пытаюсь оправдывать их, но потом вспоминаю своих плачущих детей после разлуки и снова злюсь на эту жестокость, ничем не объяснимую. У меня по-прежнему остаются в душе тревога и страх. Я никому не говорю, но, зная судьбу других женщин, не могу полностью преодолеть страх нового насилия, страх быть убитой.
Мне часто пишут девушки, которые следили за моей судьбой по соцсетям, спрашивают, как быть, если их обижают дома? Я отвечаю, что можно развестись, но будет много испытаний, от вас могут отказаться близкие. Если вы к этому не готовы, лучше не начинать. Если готовы ради детей отказаться от семьи – действуйте.
***
Скрываясь от домашнего насилия и угрозы разлуки с детьми, женщины с Северного Кавказа бегут в Европу, в том числе через Боснию и Герцеговину. В начале октября к российским правозащитникам обратилась Теа Покрайчич, координатор правозащитного проекта Human Rights House. Она рассказала, что пытается помочь чеченке, которая была задержана и находится в тюрьме в Сараеве по запросу из России. Трое малолетних детей, которые прибыли с женщиной из Турции, находятся в социальном учреждении. Россия обвиняет уроженку в связях с террористическим "Исламским государством".
В карточке розыска Интерпола сказано, что задержанная "выехала в 2015 году из России в Сирию, где в одном из лагерей подготовки террористов прошла подготовку по стрельбе и бомбометанию", а затем вступила в войска организации.
По словам Покрайчич, случаи сфабрикованных уголовных обвинений в отношении женщин из Чечни являются обычным способом вернуть беглянок домой для наказания за "опороченную честь" семьи.
- Следственный комитет России перенаправил в Чечню заявление о причастности полицейских к похищению бежавшей от семьи уроженки республики Седы Сулеймановой. Представительница кризисной группы "СК SOS" рассказала сайту Кавказ.Реалии, что означает это решение, почему известно так мало подробностей о возбужденном ранее деле об убийстве Седы, как война с Украиной осложнила жизнь девушек, бегущих с Северного Кавказа, и можно ли теперь вообще убежать из этого региона.
- Сбежавшей от домашнего насилия 19-летней уроженке Чечни Лии Заурбековой удалось покинуть Россию. Московские полицейские могли выдать ее родственникам, к делу подключился приближенный Кадырова Адам Делимханов, но благодаря общественному резонансу девушка смогла спастись. Редакция Кавказ.Реалии рассказывает об этом случае, а также вспоминает кейсы, когда полицейские игнорировали заявления жертв, ссылаясь на "кавказские порядки".