Известный журналист Олег Кашин любит два слова – Русь и Рамзан Кадыров (если судить по частоте их использования в его соцсетях). В интервью "Кавказ.Реалии" колумнист объяснил предвзятое отношение россиян к чеченцам "эффектом недовоеванных и проигранных войн". Проингушская позиция большинства на демаркацию границы с Чечней, по его мнению, обнажила эту проблему.
– Олег, начну с того, что на поверхности: чью сторону в земельном споре между Ингушетией и Чечней, по вашим ощущениям, занял рядовой россиянин?
– В этом споре не слышен голос чеченской стороны – нет протестов, нет митингов, поэтому если и можно кого-то поддерживать, то только ингушей. Даже о Кадырове известно прежде всего, что он обижается на какие-то слова ингушских лидеров, а о земле тоже, в общем, не ругается.
– То есть вы не сомневаетесь, что земля ингушская?
– Нет, не сомневаюсь. Помимо одинаковых кусков по 1890 га, которыми обменялись республики, есть земля за Фортангой, которую Юнус-Бек Евкуров называет исконно чеченской. Ингушетия лишилась большего. Но, скорее, дело в том, что Чечня кажется несопоставимо более сильной, и если она что-то делит с Ингушетией, то именно Чечне достанется больше (просто по праву сильного).
– Значительная часть россиян не сразу найдет Ингушетию на карте (как и другие субъекты)...
– Я не уверен, что у ингушей есть какая-то отдельная от остального Кавказа репутация. Даже самый знаменитый, самый медийный ингуш Михаил Гуцериев воспринимается прежде всего как эксцентричный миллиардер, то есть его все знают, часто о нем говорят, но я ни разу не слышал о нем ничего подобного "а, ну он же ингуш" – почему-то этой ассоциации нет. То есть Ингушетия – ну, просто одна из кавказских республик, не более.
Стоит добавить, что так же воспринимается христианская Северная Осетия – я знаю осетин, которые сталкивались в Москве с отношением как к "просто кавказцам". И даже во время Беслана в первые часы помню спокойную реакцию некоторых своих знакомых на захват школы: мол, а чего, это же Кавказ, это не наши.
– Однако к чеченцам отношение особое. Это можно понять и по вашим публичным выступлениям. Многие чеченцы, к слову, объясняют массовую поддержку ингушей, о которой вы сами сказали, плохим отношением к чеченскому народу в целом (не отдельно к Кадырову).
– Лицо современной Чечни – Кадыров и его "МВД", которое не отличается от тех людей, которых мы в детстве видели в репортажах Елены Масюк (журналист, член ОНК. – Ред.). А даже если без этого – Кадыров и кадыровцы самая одиозная часть того, что пугает в российском государстве. Кто Бориса Немцова убил?
"Чеченцы как пугало – это и удобно в известном смысле, и полезно", – уверен Кашин
Разумеется, очень трудно отделить боевиков чеченского МВД от остального народа. Когда Кадыров заставляет кого-то извиняться, это тоже трудно воспринимать отдельно от чеченского фактора. Я на Западе время от времени сталкиваюсь с вот этим "русский – значит, коммунист". Тут, наверное, то же самое. Слишком внушителен образ Кадырова, чтобы думать о чем-то другом.
– Уточню: вы говорите об особом отношении к чеченцам со стороны этнически русских или "российского винегрета"?
– Я не готов говорить от имени всех русских, но не думаю, что речь о какой-то сугубо этнической неприязни – не думаю, что условный якут или калмык воспринимает опыт отношений Чечни с остальной Россией как-то иначе, чем русские.
– В одной из интернет-дискуссий вы заявили, что "у нас [чеченские] войны ощущают недовоеванными или проигранными". В чем заключается проигрыш? Кадыров ведь всю Чечню заставляет клясться в преданности и любви к России.
– Россия, которую любит Кадыров – не та Россия, в которой хочется жить. Я однажды вернулся с кадыровского праздника в Москву и ехал из аэропорта в компании силовиков невысокого звания чуть постарше меня возрастом. Рассказывал им про Грозный, они мрачно слушали, потом один спросил: "И за что же ребята погибали?" Это убедительнее слов про любовь к России.
– Любовь – понятие субъективное. Давайте о земном: как искоренить чеченофобию?
– Мне нравится история про немецкого (гэдээровского) спасателя в Спитаке – девочка, которую он доставал из-под обломков, услышала немецкую речь и подняла руки вверх, сделала "хенде хох", потому что какие еще могут быть ассоциации с немцами у советского ребенка? Отношение нашего народа к Чечне сформировано двумя войнами, и что должно произойти, чтобы это изменилось? Пусть сменится пара поколений, чтобы ушли те, у кого нет ассоциативного ряда "война-теракты-бандиты" и т.п.
– О "злом чечене", который точит свой кинжал, почти 200 лет назад писал М.Ю.Лермонтов. Что – сегодня?
– Мне кажется неперебиваемым образ чеченского боевика или чеченского террориста из девяностых и нулевых. Плюс – "чеченцы" как фактор криминальной истории, чеченские авизо, и что там еще было.
При этом важно учитывать, что официальная Россия уже много лет минимизирует роль именно чеченцев в войне и терактах. В кремлевской мифологии сейчас Россия воевала против международного терроризма, а чеченский народ был его жертвой. Но это не работает. Тем более что Кадыров и его люди воспринимаются именно как та сторона, с которой Россия воевала двадцать лет назад и проиграла.
– В своей последней колонке вы отметили, что "самостоятельность чеченского лидера во многом мифологизирована, и случаев, когда Кремль непублично или даже публично одергивал его, хватает". Что же мешает Путину запретить Кадырову угрожать кому-либо, чтобы не демонизировать чеченцев?
– А Кремлю это должно не нравиться? Чеченцы как пугало – это и удобно в известном смысле, и полезно. В то, что без Путина Кадыров сорвется с цепи, и всем будет плохо, верят даже очень здравомыслящие люди.