"Путинский режим – танк, несущийся на мир". Разговор с Владимиром Осечкиным

Владимир Осечкин – одна из самых противоречивых фигур в российской оппозиционной среде. Он начал защищать права заключенных после того, как сам побывал в местах лишения свободы и столкнулся с насилием и произволом надзирателей. Освободившись 2011 году, Осечкин создал информационный ресурс "Гулагу.нет", который сообщал о насилии в российских тюрьмах и колониях. Проект получил известность, в 2011–2015 годах по его публикациям было возбуждено несколько уголовных дел о пытках, несколько начальников исправительных учреждений были приговорены к заключению за то, что организовывали и покрывали преступления. Одно время Осечкин возглавлял рабочую группу по защите прав заключенных в Госдуме, пытался лоббировать изменения в законодательстве о пытках, пишет Радио Свобода.

В это время Осечкин разорвал отношения практически со всеми известными правозащитниками, которые занимались проблемами тюрем. Его обвиняли в финансовых махинациях (в 2012 году Осечкин создал программу добровольного страхования заключенных – она просуществовала недолго, но успела вызвать сомнения в эффективности этого механизма), в сотрудничестве с властями (из-за высказываний в поддержку присоединения Крыма и закона об иностранных агентах) и даже спецслужбами. Осечкин, со своей стороны, обвинял правозащитные организации "Мемориал", "Комитет против пыток" и "Русь сидящая" в том, что они недостаточно эффективно борются с насилием в тюрьмах, сотрудничая с властями через институт Общественных наблюдательных комиссий и игнорируя пытки и зверства, которые не попадают в поле зрения ОНК.

В 2015 году в отношении Осечкина было возбуждено новое уголовное дело о мошенничестве, и он эмигрировал во Францию. Сейчас он живет в курортном городе Биарриц и продолжает собирать свидетельства о насилии в тюрьмах – в 2021 году он опубликовал фрагменты видеоархива бывшего заключенного Сергея Савельева с пытками и изнасилованиями в нескольких российских колониях.

Филатьев

После вторжения России в Украину Осечкину стали писать военные и сотрудники ЧВК "Вагнер", готовые рассказывать о преступлениях российской армии. Осечкин создал фонд New Dissidents Foundation, который эвакуировал из России военнослужащих, готовых свидетельствовать и давать показания о преступлениях в Украине. Но после того как один из бывших подопечных фонда, российский десантник Павел Филатьев, признался, что сам участвовал в военных преступлениях, Осечкин объявил, что сворачивает программу эвакуации:

– Мы прямо сейчас заканчиваем ряд эвакуаций. Мы, конечно, не можем сказать людям, что из-за одного Филатьева все отменяется. Всем, кому пообещали помощь, мы постараемся в полном объеме помочь. Но теперь будем перерабатывать подход и будем более тщательно проверять. Раньше мы ставили во главу угла скорость. Теперь мы пересматриваем нашу программу, чтобы минимизировать риски.

– Думаете, Филатьев вас сознательно хотел обмануть?

– Он был первым российским военным, которого мы вывезли. Тогда нам казалось, что он искренне написал свидетельства, что ему это важно. Я вообще был рад, что хоть кто-то из них против войны и готов про это публично говорить. Я потратил больше 10 тысяч евро, часть моих семейных денег, чтобы купить ему билеты, оплатить гостиницу, устроить пресс-релизы. И только спустя полгода, выпив литр пива, расчувствовавшись, он рассказал шведскому журналисту, что задержанных украинцев, которым он заламывал руки, потом расстреляли. Сказал, что узнал об этом в июле и в августе 2022 года. Притом что уже в сентябре он у нас в Биаррице редактировал свою книгу, переписывал две главы и окончание. И ничего нам не сказал. Я, конечно, дистанцируюсь, признаю свою вину, что я не до конца проверял факты в его рассказах.

– Может, его к вам подослали специально? История будто специально подстроена, чтобы никто больше не захотел повторить путь Филатьева.

– Филатьев нам проговорился, что ездил на базу ЧВК "Вагнер", к Пригожину. У меня есть видео, на котором он показывает, где база Пригожина. И если вы проанализируете нарратив его книги и нарратив Пригожина, то там много общего. Его книга – это удар под дых команде Шойгу (министра обороны России. – Прим.), рассказ о том, как российская армия плохо обеспечена. Мы, начиная с июля 2022 года, разоблачали пригожинскую схему вербовки заключенных на войну, и в эти же самые даты нарисовался Филатьев со своей книжкой. А через месяц он сбегает уже от нас, и все его видео на канале – против Осечкина. Я могу представить себе, что это специальная операция с целью дискредитировать нас. Филатьев единственный из наших беженцев, кто не дал показания украинской следственно-оперативной группе. Киевские следователи организовали на территории посольства опрос свидетелей, которым мы помогли уехать из России. Все пришли, только Филатьев отказался. Сказал: "Я боюсь, давайте встретимся в кафе". Встретились в кафе. Он у них выманил всю информацию, потом встал и сбежал из кафе. От сотрудников МВД Украины, которые хотели ему объяснить, что никто его задерживать не собирается.

– И как вы хотите защитить себя от таких случаев?

– Больше денег будем тратить на перепроверку, будем перепроверять каждое слово, чтобы понять, врет человек или нет. До полного окончания фактчекинга не будем ничего публиковать, чтобы своей репутацией и именем не легитимизировать того, кого мы сами не проверили. Не публиковать материалы, не рекламировать их раньше времени. Не надо делать героев из тех, в ком мы до конца не уверены.

– И как вы собираетесь отличать военных от военных преступников?

– У нас сейчас множество источников в российской армии и в ЧВК. И мы понимаем, какие подразделения принимали участие в "Бучах", а какие стояли на отшибе.

– Но это значит, что они как раз и не видели самого ужасного. А те, кто кто видел, кто был свидетелем, – они в каком-то смысле участники. Он стоял и смотрел, не сделал ничего, чтобы предотвратить преступление.

– Мы решили, что будем помогать только тем, кто сам хочет помочь международному расследованию, кто готов предстать перед правосудием. И я должен сказать, что, хотя Филатьев вел себя недобросовестно, его история вызвала огромный резонанс. На этой волне к нам приехали люди, которые дают мегаважные показания. Один подробно рассказывает, как тюремный спецназ пытает пленных. Другой присылает материалы, раскрывающие хаотичные бомбардировки ТУ-22М, присылает видеозаписи с диспетчерского пункта, показывающие, что ракеты прилетают не туда, куда нужно. И доклады главнокомандующему, что все цели поражены, все выполнено, все прекрасно. Ни один из тех, кого мы эвакуировали, после скандала с Филатьевым не сказал, "как же так, я боюсь международного правосудия, зачем же вы меня привезли".

Первая ходка

– Вы правда в детстве мечтали работать в ФСБ?

– Я мечтал навести порядок в родном городе. Я тот самый мальчик в Самаре, который рос в 90-е, я – 1981 года рождения. Мы жили над магазином "Океан", проспект Ленина, 16, тогда это был географический и экономический центр города. Моя мама, врач, высовывалась из окна по пояс и кричала каким-то бандитам, которые парня насмерть запинывали, с золотыми цепочками, на тонированных машинах. Я ходил из школы через двор и как-то увидел торчащие из сугроба ноги мертвеца – посиневшие, пожелтевшие. Я пытался заниматься бизнесом, мы мыли машины около магазина "Березка", зарабатывая деньги, чтобы приносить домой.

К нам приезжали бандиты, чтобы с нас получать деньги за "крышу", за то, что мы в их районе моем. Как показывают нью-йоркскую мафию – это все, только помноженное на гопничество и совок, я видел, я в этом рос. Мы мыли машины, деньги потом куда-то вкладывали, нам доставался в результате бартера КамАЗ с крымским вином, крымское вино менялось на подшипники, подшипники на теплые носки, теплые носки в результате превратились в какое-то количество сервизов, была фура сервизов. Мы арендовали в частном доме гараж, где все складировали. Потом, так как местные наркоманы знали, нас ограбили, что смогли – унесли, частично побили, забрали деньги и убили человека, который проживал в этом доме.

И когда через три месяца позвонили из Ленинского ОВД, я подумал, что меня либо хотят пригласить на практику, либо хотят о чем-то расспросить как свидетеля или потерпевшего, может, нашли деньги, того, кто у нас украл. Естественно, я туда поехал без родителей, без адвокатов. Я приехал на своем "Понтиаке" с автоматической коробкой передач, с мобильным телефоном, машину закрыл просто на ключ без всякой сигнализации, зашел в ОВД, где и остался. Как только я поднялся в уголовный розыск, шесть мордоворотов из регионального РУБОПа сказали: "Осечкин? Заходите в кабинет к начальнику криминальной милиции". Я туда зашел, и все. Они закурили свои "Парламенты", такие накачанные мужики, бросили окурки прямо там в коридор, после этого я услышал лязг поворачивающегося ключа в бронированной двери. Дальше я видел все: "слоники", "ласточки", дыбы, пытки. Меня заковали в наручники, жестоко избили, пытали, чтобы я признался, что я убил человека по месту, где у меня лежал товар. Когда у них это не получилось, через несколько часов в соседнем кабинете начал орать мой друг Ваня. Нас пытались склонить к тому, чтобы мы друг на друга дали показания. Когда ко мне начало возвращаться сознание, я сидел в наручниках, язык у меня онемел, я ничего не мог говорить, я приоткрывал глаза, большая видеокамера на плече у кого-то была, на ней фонарь.

Молодая девушка-следователь зачитывала якобы мою явку с повинной, а за ней стояли пять или шесть рубоповцев, которые меня били и пытали.
Но это было чистилище. Ад начался, когда я попал в сборное отделение пыточного СИЗО 63/1 Самары – для мальчика из интеллигентной семьи, который целый год слушал лекции про право, про закон, про Конституцию. Ты заходишь, огромное количество грязных вонючих ног на тебя смотрят, они все вповалку спят, вшивые, грязные, чистые, вообще без разницы. Единственный туалет с раковиной, к которой всегда какие-то люди подходили, мылись. Влажность и дым, потому что в углу сидели черти. Это были бедные несчастные люди, но в моем понимании это были черти. Беззубые, все в татуировках, голые по пояс, с засаженными лицами. Скручивают рваную простыню, косыночкой сплетают как косичку, поджигают этот факел, и на факеле железная кружка, в которой они кипятят чифирь, потому что кипятильника нет, чайника нет, чтобы им чифирнуть, этим блатным. Горящая ткань вместе с влажностью – я два дня подряд стоял около решетки, потому что с самого низа шла тонкая струйка подобия воздуха. Через два дня вызвали меня, завели в пресс-хату. Я не знал, что это пресс-хата. Наверное, единственный раз в жизни я свои навыки спорта, карате, дзюдо, применил против людей. Мне под дых, вытащили, увели в "стакан". С утра приехал мой адвокат Владимир Петрович Кузнецов. До адвокатства он был прокурором Октябрьского района, а потом зампрокурора города Самара. Начальник СИЗО был ему поднадзорен когда-то. Говорит: "Сейчас тебя переведут в камеру к авторитетному человеку. Прислушайся к нему и сиди, не дергайся. У тебя все будет хорошо, я тебе обещаю, даю слово подполковника. Я знаю, что ты сюда попал случайно, ты скоро выйдешь. Единственное, о чем я тебя прошу, давай больше без драк в моем СИЗО".

Потом экспертиза показала, что стекло, на котором мои отпечатки пальцев, – другого производства, чем то, которое было на месте преступления в раме, – то есть имела место фальсификация. Плюс было алиби очень мощное, и тот факт, что опера выбивали показания из свидетеля, который с фингалом проводил опознание меня. Все развалилось. Через полтора-два месяца открылись двери: "Осечкин, с вещами на выход". Естественно, Осечкин никаких вещей не взял, чем совершил ошибку. Потому что по тюремным понятиям ты должен унести с собой все, а если ты оставляешь в тюрьме все, то ты туда обязательно вернешься.

Вторая ходка

– Мне принесли формальные извинения, зачитали мое право на реабилитацию, сказали, что в отношении меня дело прекращено. Моя девушка, с которой мы были вместе несколько лет, думали, что женимся, станем оба прокурором и судьей, ушла к другому. Потом, когда она узнала, что я вышел, она ко мне обратно прибежала. Но когда призналась, что изменяла, я просто встал из-за стола в кафе, сказал: "Всего доброго". Я вернулся в университет на одну или две недели, слушал что-то про право. Но зачем учиться еще четыре года вранью? И ушел в бизнес, с 2000 по 2007 год пахал, как дизель, в Заполярье, несколько лет в Самаре и в Поволжье, а потом в 2003 году, когда я сколотил свой первый капитал, уехал в Москву, построил сеть автосалонов.

Пока я был арендатор автосалона, торговый центр решал вопросы с местными силовиками, ко мне никто не приставал. А когда я сказал, что мы сами делаем большой автомобильный торговый центр, где я буду генеральный директор, у меня будет больше 20 автосалонов на моей территории, меня вызвали местные силовики: "Вован, отличный ты пацан, давай вместе двигаться и работать. Ты должен собирать со всех арендаторов помимо официальной арендной платы еще нам деньги. Каждый месяц ты должен 50 штук баксов за свой автомобильный торговый центр нам передавать наличными за "крышу", и тогда вы будете все работать без всяких проблем". Я им: "Вы что, с ума сошли? Вам я налоги плачу, в ваш бюджет Красногорского района. Сейчас, когда будут 20 автосалонов с автомобильным аукционом, это как нефтяная скважина у вас в Красногорском районе, у вас нефть пойдет". Я думал, что это в Самаре бандиты, а в Москве – почти Америка. Через четыре месяца ленточку разрежем, начнутся фейерверки. Тогда я не понимал, куда я попал. Потом ко мне приехали ДЭБовцы ("Департамент экономической безопасности". – Прим.) от Школова. Школов – это друг Путина, это я уже сейчас знаю. Они все приезжали ко мне и объясняли, что нужно немножко позже запустить автомобильный аукцион, а пока "мы вам будем ставить конфискат, будете с этого иметь 5–10% от оборота". А я не хотел торговать ворованным, потому что я знал, как этот конфискат добывается. И дальше моя песенка была спета. "Давай, пиши на коррупцию". Мы написали. Мы пожаловались этой мафии на них самих. Они поняли, что надо лечить чувака: арестовывать, "закрывать" и забирать у него все. Я стал руководителем ОПГ из неустановленных лиц, которые в неустановленное время в неустановленном месте что-то там отмывали. И неважно, что это обвинение рассыпалось потом, но это позволяло меня содержать больше трех лет под стражей.

Как можно быть владельцем сети автосалонов, при этом заниматься мухлеванием? Четыре года подряд работать и строить автомобильный торговый центр с оборотом 6 миллионов баксов в месяц, как можно что-то там намухлевать с подделкой моей же подписи? Зачем, чтобы продать их какие-то два "Кайена"? Мне до сих пор никто не может объяснить. Я в любой момент мог продать сто машин за месяц и улететь с этими деньгами в любую точку мира, купив несколько вилл, курить бамбук и поменять еще документы три раза за эти деньги. Полтора года следствие, еще почти полтора без суда и без следствия, они не знали, что с моими делами делать. Никто меня судить не хотел, все мое дело возвращали в суд, а судьи Московской области отправляли это все в Москву. Все понимали, что это фейк. Что позитивного было за это время – я с моей будущей женой познакомился – по переписке. Я за ней красиво ухаживал, говорил, что нахожусь очень далеко, раз в неделю ей привозили большого плюшевого мишку, огромный букет цветов. У меня телефон отобрали, когда я перешел к поиску билетов на балет в Большой театр. А папа знал ее телефон, я его попросил, если уйду со связи, позвонить и сказать правду. И в реальной жизни мой папа, журналист, познакомился с мой женой раньше, чем я, – у нас все патриархально наоборот. Я к ней на первое свидание пришел в тюремной робе. И принес букет ее любимых цветов ирисов – убийца мне дал. Он убил свою жену из ревности и был цветником на зоне, раскаивался, выращивал цветы, которые жена любила. Я написал заявление с просьбой вынести с промзоны "отходы бытового производства" – это так цветы там называют, в ГУЛАГе. Я их принес жене в корпус длительных свиданий, мы с ней счастливы уже 15 лет.

Потом начался суд. Обвинение мне могло запросить 20 с лишним лет. Но благодаря инициативам Яны Яковлевой, Дмитрия Медведева и "системных либералов" моя уголовная статья была упразднена буквально за два месяца до приговора. Они хотели улучшить бизнес-климат. 4 часть 174-я прим. 1 – "легализация, совершенная организованной преступной группой в особо крупных размерах". Я пришел в суд, встал на скамью подсудимых, сложил из газеты самолетик: "Вуаля. Финита ля комедия. Прекращайте, нахер, все эти от 10 до 15, чем вы меня пугали. Все закончилось. Читайте "Российскую газету", изменения законодательства". И самолетик через весь зал запустил прокурорам на стол. И все, суд прекратил то, из-за чего меня больше всего держали, потому что это было декриминализировано. И через полгода вышел по УДО, еще через неделю переехал к жене в Москву.

Гулагу.нет

– Через три недели после освобождения я зарегистрировал сайт "Гулагу.нет". Идея у меня появилась, когда в обморок упал после очередного избиения, очнулся в сборном отделении можайского СИЗО, три дня подряд ходил в туалет по два часа вдоль стеночки еле-еле, у меня вся правая сторона была черная. Три дня я лежал просто на железках, без матрасов, на своей куртке, на штанах. И тогда я принял решение, что, если выживу, постараюсь сделать все возможное, чтобы все это дерьмо прекратить. Потом в течение года я придумал название сайта "Гулагу.нет" в продолжение темы "Архипелаг ГУЛАГ" – только в XXI веке, с помощью современных технологий, чтобы все ужасы ГУЛАГа показать людям. Когда я вышел, я уже точно знал, что я сейчас перееду в Москву и на свой адрес зарегистрирую новый домен. Я его зарегистрировал и начал строить первую версию "Гулагу.нет".

У меня на пальце есть вмятина – если берешь ручку, то ручка оставляет именно здесь след. Куда бы я ни приехал, в какое бы сборное отделение ни пришел, ко мне выстраивалась очередь из заключенных, которым нужно было помочь написать жалобы, апелляционные жалобы, кассационные, надзорные, ходатайства, заявления о пытках. Я думаю, что я там и стал настоящим правозащитником, потому что по моим жалобам и заявлениям люди потом освобождались, приезжали к воротам, устраивали фейерверки, делали на мое имя передачки, я постоянно получал бананы, яблоки, письма.
Я думал, мы сделаем небольшой сайт для родственников заключенных, которых я лично знаю с можайского СИЗО, с других учреждений. Любой человек, неграмотный, неизвестный, уголовник, жена заключенного, мама трижды судимого, кто угодно, они регистрировались на "Гулагу.нет" и могли написать свой пост, он сразу высвечивался на главной странице. Но постепенно все стало развиваться. Мы опубликовали материалы о пытках в Льговской колонии №3 весной 2012 года, об убийстве Сергея Ласько в ИК-4 ГУФСИН по Республике Башкортостан в Салавате. Его хотели похоронить как сироту, а мы нашли его маму на Дальнем Востоке, оплатили маме билеты, помогли гроб отправить на Камчатку, там сделать независимую экспертизу, на основании которой через полтора года мы добились возбуждения дела о пытках и об убийстве. На возбуждение уголовного дела ушло полтора года. На то, чтобы осудили виновного сотрудника, ушло пять лет. Потом случился Копейск, самая массовая акция протеста. Мы в какой-то мере помогли выйти этой новости в топ.

Весной 2012 года убивают в одной из саратовских колоний строгого режима Артема Сотникова, 26-летнего парня. Мы пишем о том, что его убили, начинаем добиваться возбуждения уголовного дела. Начальник областного ФСИН генерал Гнездилов говорит, что это все правозащитники раскачивают в интересах Запада. В результате в 2014 году пятерых сотрудников этой колонии, в том числе замначальника, осуждают на от 8 до 12 лет строгого режима за убийство, еще двух – за лжесвидетельство и ложные доносы, они пытались его выгородить. 2014 год, Кенан Джалилов. Азербайджанец писал жалобы на СИЗО. К нему пришел начальник ГУФСИН Березнев, говорит, я тебя пришибу, если твоя жена не отзовет жалобы на то, что мы тебя болезнями заразили, ты нам статистику ухудшаешь. Он отказался – завели блатных, они пришли к нему спящему, стащили со шконки, в 20 местах сломали череп, челюстное-лицевые кости. Жена его к нам приехала, я опубликовал эти материалы и добился возбуждения уголовных дел и в отношении начальника СИЗО, и смотрящего за тюрьмой, и вора в законе, который со свободы давал команду блатным в этом СИЗО помочь администрации.

Политик

– Когда я стал благодаря работе "Гулагу.нет" одним из самых медийных правозащитников, мне предложили вступить в Совет по развитию общественного контроля при Государственной думе. Я понимал, что меня хотят использовать. Это политика. Я сказал: окей, мы создаем в рамках Совета рабочую группу по защите прав граждан в местах принудительного содержания, по защите прав заключенных. Вы мне даете большой зал с длинным столом раз в месяц, вы пропускаете всех людей на заседания, кого я выберу. Я сам составляю списки, и все люди в этих списках проходят в Госдуму. Вы ведете автоматическую аудиостенограмму, чтобы она ложилась в архив Государственной думы. Если мы будем обнаруживать в результате наших слушаний и расследований преступления, признаки преступлений, мы будем направлять депутатские запросы в Следственный комитет, во ФСИН, в Минюст и в Генпрокуратуру. Рабочая группа была создана в феврале, я ее возглавил. С марта 2013-го по июнь 2014-го прошло 14 или 15 заседаний, в ходе которых впервые за всю историю российского парламента в стены Госдумы приходили не только "признанные". Например, действующий сотрудник саратовского ОТБ-1 рассказывал о том, что его учреждение является пыточным концлагерем. Сейчас начальник ОТБ-1 Павел Гоценко арестован, его могут осудить на пожизненное за убийства и пытки. Мы доказали, что он лично принимал участие в избиении заключенных.

Я делал все возможное, чтобы в российских тюрьмах перестали бить и пытать людей. Я верил, что есть какой-то шанс эволюционного пути развития, в какой-то определенный момент я в это искренне верил. Нам казалось, что в ту эпоху медведевской, постмедведевской оттепели открывается какая-то форточка возможностей и мы что-то можем поменять. Мы пытались, мы писали законопроекты о переводе пыток в категорию особо тяжких преступлений. Убеждал коллег, что тогда наказание за пытки увеличится и автоматически заработает процедура привлечения к уголовной ответственности любого должностного лица, которое это скрывало. Тогда большинство правозащитников были против – "мы не можем выступать за ужесточение". В результате за эти 10 лет ужесточили в России все что угодно, только не наказание за пытки. И судьи за это в большинстве своем выписывали условные сроки. И только после того как в 2021 году мы опубликовали видеоархив Савельева, Путину на пресс-конференции задали вопрос о пытках. И то, что я лоббировал 10 лет, было принято указом Путина. А можно было это сделать десять лет назад.

– А вы правда поддерживали закон об иноагентах?

– Я никогда не был депутатом Думы и не голосовал за этот закон, никогда не был членом партии "Единая Россия" или ОНФ, не получил за всю жизнь ни рубля из бюджета РФ, и обвинять меня в участии в принятии в РФ закона об иностранных агентах глупо и недопустимо. У меня действительно было и есть мнение, что агенты других стран должны маркироваться, я поддерживаю закон FARA в США. Мне бы хотелось вместо империи или совка видеть Соединённые Штаты России лет через 20–30. И ничего предосудительного я не видел и в законе об иностранных агентах. Топор нормальные люди используют для того, чтобы рубить дрова и топить печь, греть свою семью. Но есть негодяи, кто топором убивают человека. Вопрос в применении. Так и с законом. То, что по задумке должно было защитить суверенитет РФ от влияния извне, стало орудием для расправы над неугодными. К моему огромному сожалению. Российская власть злоупотребила им, превысила полномочия в интересах диктатора Путина, закрыла в произвольном порядке большое количество НКО и довела всё до абсурда, и теперь этот лейбл стал знаком качества и независимости от властей РФ. Для критики меня конкуренты могут найти другие поводы, но точно не этот. Эти идиоты и меня признали иностранным агентом, притом что я уже 8 лет не живу в России, сам русский и делаю очень многое, чтобы защищать права человека и людей в России от пыток и садизма силовиков. Но при этом, если манипулировать фактами и данными, вырывать мои фразы из контекста и судить по какому-то посту в фейсбуке, то можно, конечно, придумать всё что угодно. И я горжусь быть в ряду действительно независимых от Путина людей, которые вопреки угрозам и рискам сохраняют надежду на позитивные изменения и делают для этого максимум из возможного и даже больше этого.

– Вы правда поддерживали аннексию Крыма?

– Я летал туда передавать гуманитарную помощь в тюрьмы – как раз после присоединения, когда было безвластье. Я общался там с крымчанами, задавал им вопросы. Все говорят: да, отлично, нам с вами лучше, чем с ними. Я не участвовал в спецоперации по захвату, не голосовал за президента, но у меня в тот момент было такое мнение. В тот момент я считал, что действительно это добро, это хорошая история, если большинство людей это поддерживает. Если вы спросите сейчас мое мнение, конечно, я понимаю, что мы открыли ящик Пандоры – для Донбасса и для всего остального. Нельзя брать чужое в принципе. Сейчас мы стараемся сделать все возможное, чтобы разоблачить всю эту схему, потому что тогда мы это не понимали. Если к тому, совершал ли я какие-то ошибки в жизни, да, совершал немало ошибок. Одна из первых была, что, создав бизнес, надо было продать это все к чертовой матери. Еще я испытываю некоторую ответственность за усиление ФСБ России. Когда-то, когда мы были в рабочей группе по созданию системы "Открытое правительство", я считал, что ФСБ – это единственная структура, которая поможет нам победить пытки, потому что ФСБ формально не завязано с тюремной системой. На тот момент мне казалось, что эта структура не завязана с пыточным конвейером. Плюс я в жизни дважды столкнулся с конкретными случаями на своей практике, когда ФСБ реально помогли. Когда менты и прокуроры вымогали у меня бизнес, взятки, меня посадили, сотрудники ФСБ задерживали и арестовывали сотрудников прокуратуры Московской области, которые сажали меня. В 2014, 2015, 2016 годах я вообще не мог понять, почему они меня пытаются замочить. Я же полезный для страны, я же хочу остановить пытки, ловить преступников, которые бьют, пытают, насилуют людей. Я понять не мог, что по сути дела эта структура все это и организовывает и структурирует. Потом я опросил лично более ста сотрудников, я собрал огромное количество материалов, кто за этим стоит. Стало абсолютно понятно, что именно ФСБ вместо контрразведки занимается контролем пыточных.

Я знаю, как это происходило в целом ряде регионов. Это была плотная огромная работа ФСБ и команды Путина. У него задача была: не можешь победить – возглавь. Они сделали все возможное путем изнасилования и шантажа, по криминальным понятиям. Кем бы ты ни был, положенец, вор, смотрящий, если с тобой совершили насильственный акт – все. Они везли туда со всех регионов "смотрящих" неподконтрольных, тех, которые жили по понятиям, которые во что-то верили, в какие-то свои убеждения, их насиловали, а потом к ним приходил куратор: "Привет, я твой друг. Ты мой домашний. Вот флешка с видеозаписью, у нас есть два варианта: мы дискредитируем тебя в глазах заключенных или мы сохраняем это в тайне. Об этом будем знать только я и твое личное дело. А тебе, друг мой, листочек, ручка и заявление о сотрудничестве". Таким образом они подчинили себе практически все регионы, все тюрьмы и всех криминальных лидеров. Самым неподконтрольным устраивали суицид, инсценировали что-то. А те, кто был на свободе в это время, уносили ноги в Турцию, в Испанию, в Украину. Кто остались с коттеджами четырехуровневыми, с личной охраной и с офисом в самых дорогих гостиницах Москвы – это жулики, которых контролировали, 8-й отдел, Управление "К" ФСБ, а дальше уже по их команде – Главное управление ФСИН России.

– Еще вас критиковали за программу страхования заключенных – обвиняли в том, что вы пытались на ней заработать.

– "Как научить ФСИН гуманизму" на сайте "Ведомостей", моя колонка, ее редактировала Ольга Романова: "Закрытость ФСИН очевидна, как и системность нарушения законов. Один из разумных шагов, о котором задумывается в этой ситуации цивилизованный человек, – это страхование. Но крупные страховые компании в России не страхуют жизнь и здоровье заключенных из-за наличия рисков и непрозрачности уголовно-исполнительной системы. В "Гулагу.нет” обратились предприниматели. План простой: после оплаты страховки один полис направляется заключенному, другой начальнику учреждения для приобщения к личному делу заключенного. В случае причинения вреда жизни и здоровью страховая компания будет выплачивать компенсацию. После чего через суд в порядке регресса взыскивать эти деньги солидарно с конкретного нарушителя закона из числа сотрудников УИС и с самого учреждения". Да, это была моя идея – я договорился со страховыми компаниями, чтобы они страховали заключенных.

– И кто тогда должен оплачивать эту страховку?

– Например, родственники. Допустим, меня посадили в тюрьму, жена за меня сильно переживает. Жена, любимая, мама – кто хочет, тот и страхует. Если со мной что-то случится, то страховая компания фиксирует, что с Осечкиным что-то случилось, он пришел с десятью пальцами в колонию, а вышел с шестью. Мне выплачивается компенсация за то, что я беспалый. Когда тюремщик в порядке регресса начнет солидарно пополам с учреждением выплачивать компенсации – это очень сильно остужает горячие головы.

– У кого-то нет денег на страховку, получается неравенство.

– Конечно, мы поэтому поднимали вопрос, что нужно вводить обязательное государственное страхование. Но пока государство до этого еще дойдет, пройдет очень много времени, очень много будет избитых и убитых. Я поговорил со знакомыми страховщиками, сказал: сделайте страховые программы в соответствии с законом, и "Гулагу.нет" будет их бесплатно сопровождать. Окей, сделали. Более 7 тысяч человек было в реестре. Политзаключенные, воры в законе – все это работало с 2012 года.

– И были страховые случаи?

– Конечно, нет. Человек приходит к нам, мы размещаем в реестре безопасности его фамилию, говорим, что он застрахован. Страховые агенты пишут начальнику учреждения: у вас сидит такой-то, мы за него опасаемся, объясните своему личному составу, что его жизнь и здоровье застрахованы. Его рука стоит сто тысяч рублей, а сердце – миллион. И сидит начальник учреждения и получает письмо счастья: пожалуйста, объясните, что этого человека нельзя бить, иначе вам придется за это платить. Как вы думаете, что делает начальник учреждения? Он сделает так, чтобы его за все это время пальцем не тронули.

Владимир Осечкин, Сергей Савельев и французский активист Пьер Афнер в Биаррице

Эмиграция

– Вы уехали во Францию после нового уголовного дела.

– В 2013 году у меня было громкое расследование, в результате которого были арестованы генерал-лейтенант Денис Сугробов и генерал-майор Борис Колесников – руководители ГУЭПиПК, которые сажали невиновных людей. Их крыша – Школов – тот самый друг Путина, который когда-то предлагал мне продавать конфискат. Он решил, что я ему хочу отомстить. Потом убийство Артема Сотникова в колонии, который руководил генерал ФСИН Гнездилов, человек Володина. Потом судили чеченцев за убийство Немцова – братьев Губашевых и Заура Дадаева. Я сообщил о том, что их показания были получены под пытками. Это оскорбило директора ФСБ Бортникова. В общем, мною недовольны сразу и Школов, и Володин, и Бортников – конец был мне.

Меня несколько раз пытались склонить к сотрудничеству. Приглашал Горбатов Михаил Владимирович, замначальника управления в Администрации президента и одновременно сотрудник ФСБ. Ковровые дорожки, кабинеты – вся информация о российских тюрьмах, все, что пишут Общественные советы ФСИН, уполномоченный по правам человека, ОНК, все это стекается сюда. Мне сразу сказали: то, что вы публикуете последние несколько лет, согласно аналитике ФСО и ФСБ, прямо противоречит сведениям этих коридоров. Там же все радужно, там где-то в колонии котлетки слишком холодные дали, где-то сквознячок из форточки, таблетки не вовремя, на прогулку могут не вовремя вывести, а в целом ситуация радужная. А если "Гулагу.нет" открыть, там, начиная с 2011–12 года, кого-то постоянно убивают, пытают, насилуют, массовые акции протеста и так далее. И этот Горбатов говорит: "Вот у нас с вами две реальности, Владимир Валерьевич, ваша и их. Поначалу мы думали, что вас надо закрывать, что вы иностранный шпион. Мы проверили – вы не иностранный шпион, вы действительно человек принципиальный. Тогда этот весь коридор наполнен, получается, ложью. А разве мы можем допустить, что мы на протяжении 15 лет Владимира Владимировича Путина снабжали ложной информацией?"

Мне предлагали – мне отмывают репутацию, моя судимость, то, что я сидел в тюрьме, навсегда исчезнет из пабликов, из всех документов, будет вынесено решение, которое меня оправдает, – то есть в отношении меня состоится та справедливость, за которой я ходил в ЕСПЧ и которой ждал 10 лет. И как правозащитник я буду приезжать в подготовленные заранее тюрьмы, все зэки будут выстраиваться лысые, смотреть в пол и говорить: "Жалоб нет. Все прекрасно, замечательно, все отлично. Уйдите только быстрее отсюда, не мешайте нам принимать вкусный наш обед". А в обмен на это я должен был ввести премодерации на сайте "Гулагу.нет”. И у меня будет куратор, который мне сформирует команду тех, кто будет модерировать.

– И вы сказали "нет"?

– Я же не дурак. Я три раза брал время подумать. В какой-то момент они поняли, что я просто из них делаю дураков, и все закончилось. 9 сентября 2015 года "маски-шоу" пришли домой ко мне, во все квартиры, где мы жили. Они выстраивались на лестничной клетке для штурма нашей квартиры, в которой были няня, моя жена и Миша с Данилой, один и три года им было тогда. И уже Владимир Маркин давал пресс-релиз, что Владимир Осечкин прикрывался ОНК РФ, а на самом деле занимался коррупцией и мошенничеством. Дело было сфальсифицировано, как я сейчас понимаю, для того чтобы меня дискредитировать, и потом, уже в 2016 году, прокуратура Москвы и Следственный комитет официально подтвердили мою непричастность. Но в результате меня выгнали из страны. Рабочая группа в Госдуме закрыта. Вот что случилось.

– Вы въехали во Францию по туристической визе?

– Нет, конечно. Мы летели транзитным рейсом, мы же не готовились ни к какому побегу. Конечно, я как только прилетел, на пересадке, увидел первого француза, я сразу сказал: "Бонжур, я прошу политического убежища”. И предоставил распечатки из "Ле Монда", из британской прессы, что-то из американских газет с упоминанием меня, что я никакой не террорист, не экстремист, а я самый обычный российский правозащитник, который нуждается в политическом убежище и в возможности продолжать свою деятельность.

В эмиграции

– Я когда уехал во Францию, я честно думал, что на этом "Гулагу.нет" закончится. Кто будет обращаться к Осечкину во Францию за три с половиной тысячи километров от границы с Российской Федерацией? Я реально думал, что проект сойдет на нет. А потом началось: начали звонить, помимо заключенных различные майоры, подполковники, полковники. Кто-то явно хочет через нас выйти в паблик, а кто-то приезжает тайно и знает, что мы не сдадим. Кто-то брал отпуск, ехал в Польшу по документам из Калининграда пивка попить, а на самом деле брал машину в аренду или покупал дешевую, приезжал ко мне сюда, встречался и отдавал какую-то флешку с какими-то материалами о пытках или о грандкоррупции в центральном аппарате.

После увольнения ко мне приезжал, например, начальник УФСИн по Калининградской области Спартак Круглов, полковник внутренней службы, которого "съела" администрация Рудова, Коршунова, Максименко, Корниенко. Потому что он был начальником Отдела по противодействию коррупции в управлении кадров ФСИН России. У стен есть глаза и уши в российском ГУЛАГе. 80% инсайдов – это не заключенные, это сотрудники, которые являются нашими подписчиками или просто зрителями, не подписываясь. Мы стараемся защищать все источники. И те, кто с нами в полную откровенен, мы их оберегаем. Потом была история с архивом Савельева, и мы показали всему миру, что спецслужбы Путина трахают свой собственный народ, насилуют, разрывают им задние проходы швабрами. Какая, нафиг, "Гейропа", когда у нас агенты спецслужб, россияне россиян насилуют, снимают на видеорегистратор, а другие россияне в статусе прокуроров, ОНК, следователей это все крышуют. О каких там можно говорить православных, семейных, консервативных ценностях, когда у власти самые настоящие садисты?

Война

– Это история про ГУЛАГ. И вся эта война, и Пригожин. Кто опубликовал первым информацию про заключенных, которых отправляют на войну? А чьи источники рассказали, что в российских тюрьмах создаются военные концлагеря? С 2022 года мне пишут военные и "вагнеровцы". Вот типичное письмо:

"Здравствуйте! Я кадровый офицер российской армии, самовольно оставивший службу в связи с нежеланием участвовать в войне против Украины. Будучи военнослужащим, я согласен защищать свою страну, но не нападать на другую, так как я собирался стать офицером, а не оккупантом. Мне непонятны цели так называемой СВО. В начале спецоперации мне было непонятно, как мы боремся с нацистами. Разбомбив Харьков и Мариуполь? От бомбардировок под завалами разрушенных городов погибли только украинские нацисты? Как всякий думающий человек, я смотрю не только Первый канал российского ТВ. Я не могу допустить, чтобы в результате моих действий погибли мирные жители Украины, женщины и дети. невозможно защищать свою страну, совершая убийства мирных жителей другой страны, находясь на ее территории. В частности, не было ни касок, ни бронежилетов, ни теплой одежды. Я понимал, что просто стану пушечным мясом, в чем я совершенно не вижу смысла.

Сразу по прибытии на службу я связался с организацией "Помощь военным", с их поддержкой написал рапорт об увольнении с тем, что я готов выплатить средства, затраченные государством на мое обучение, и отказ от участия в СВО. Все это было проигнорировано начальством, но документы зарегистрированы в официальном порядке. В Военной прокуратуре на меня заведено уголовное дело. Оттуда в октябре приезжали допрашивать мою маму, звонили моей сестре, спрашивали о моем месторасположении. Мне удалось добраться до соседней страны без визы с Россией, с которой, к сожалению, есть соглашение о выдаче преступников по уголовным делам, поэтому я опасаюсь экстрадиции. Проблема в том, что у меня нет и никогда не было загранпаспорта, а из документов у меня есть только паспорт РФ, диплом о высшем образовании. Помогите мне, пожалуйста, как-то легализоваться в любой стране, откуда меня не депортируют в Россию, получить статус беженца или политическое убежище".

Это Константин Ефремов, офицер российской армии, написал нам на "горячую линию". Он думал, что ему либо не ответят, либо ответят когда-нибудь потом, а ему через две минуты уже пришло сообщение от меня с предложением пообщаться. Дальше у нас начался многомесячный процесс обсуждения, обмена информацией, данными, документами. Он тогда еще был действующий военный.

– Он секретно от своих начальников писал вам?

– Да, конечно. Он был как раз в процессе увольнения. Чего я от него точно не ожидал и чего я от него не просил – он пришел на площадь во Владикавказе, в центр города, поставил камеру, петличку и записал видео, в котором в течение семи минут рассказал очень много важного о причастности полковника и других военнослужащих к пыткам украинских военнопленных. Это вопрос репутации, доверия, он рискнул. Очень сложно было, очень нервно, задействовано большое количество людей, чтобы ему помочь. В результате он смог уволиться из армии, получить загранпаспорт, покинуть территорию России. Люди уезжают, поток этих людей будет увеличиваться, потому что все больше людей осознают преступность и подлость этой войны. Все меньше аргументов у Путина и у его пропаганды убеждать людей продолжать принимать в этом участие.

– И как вы это финансируете?

– Я просто делаю звонок, и люди отправляют мне 4–5 тысяч евро под мое слово, те, кто мне доверяет, кто понимает, что я делаю важное, полезное дело, такие же, как я. Когда надо, могут и 20–30 тысяч перевести. Я могу позвонить в Цюрих, в Париж, в Лондон, в Ниццу, в Канны, я могу позвонить тем людям, которые в жизни состоялись, и сказать: друзья...

– Кто эти люди? Почему они это делают?

– Вы смотрели "Крестный отец"? "Когда-то я обращусь к тебе за услугой ответной". Я не "крестный отец", я не мафия, я правозащитник. Но если я кому-то протянул руку помощи и помог спасти его, или его брата, или кого-то в тюрьме, эти люди хотят меня отблагодарить, а я лично денег не беру, но когда надо помочь отправить деньги, чтобы Серега себе купил два компьютера, жесткие диски, или эвакуировать кого-то, я могу к ним обратиться. Если мы с вами поедем в Женеву, в Брюссель, в Страсбург, мы увидим очень красивые стеклянные здания, внутри невероятные интерьеры, огромные холлы, много зелени, очень много слов написано на стенах за все хорошее и против всего плохого. Но когда вы попробуете обратиться в эти организации, попросите о срочной эвакуации конкретного человека, вы будете очень долго ходить из кабинета в кабинет, рассказывать одно и то же, при этом все будут делать умный вид и говорить, что действительно эту проблему нам важно обсудить. А люди, которые нуждаются в помощи здесь и сейчас, остаются один на один со своей проблемой, и лишь какие-то небольшие группы конкретных правозащитников, волонтеров, журналистов-расследователей точечно где-то могут помочь, используя свои очень ограниченные, очень скромные ресурсы. Мы все хотим, чтобы война остановилась сегодня или максимум завтра. Но что сделано для этого, какие варианты есть у человека, которого тоталитарная страна направила на войну прямо сейчас? Какие сегодня коридоры предлагают: сдаться в плен, чтобы потом что? Чтобы потом обменяли, как Нужина, взяв какое-то количество заложников, чтобы тебе башку размозжили? Назад – тюрьма и расстрел. Поэтому мы их выдираем оттуда, тех, кто раскаялся, тех, кто готов свидетельствовать. С каждым месяцем становится все больше людей, которые внутри системы против войны, которые понимают, что это дерьмо полное, а не праведная война, что это надо заканчивать. Потому что она приносит зло не только Украине, хотя Украину в первую очередь, конечно, жалко, но и России. Они вредят своим детям, внукам, последующим поколениям. Это нужно остановить, и нужно судить тех, кто это организовал. Многие видят наше уважительное отношение, что мы не берем всех одной краской, как это распространено: вас всех надо посадить в Гаагу и всех закрыть пожизненно. Мы стараемся в каждой ситуации разбираться. В случае если человек нуждается в помощи, он готов прийти с показаниями, с материалом, мы можем помочь.

Путинский режим последний год – это танк, который несется на мир с ядерным оружием. Чтобы остановить танк, есть два варианта: или выставить против него гораздо более мощный танк с еще большим количеством оружия, и тогда огромное пространство между ними превратится в ядерную пыль. Либо второй вариант: нужно начинать разговаривать с теми, кто внутри танка, убеждать их, что нужно остановиться. Чтобы те люди, которые внутри танка, изолентой Путина, Пригожина связали и нам из танка выбросили, чтобы мы помогли им превратить их огромный танк в какой-нибудь большой трактор, который поедет пахать пашню.

– А когда все закончится – вернетесь в Россию?

– Я во Франции живу, можно, я стану волонтером Алексея Навального из Франции на удалении? Я буду донатить деньги и все остальное.

– У вас нет амбиции участвовать в политической жизни?

– Здесь мама, жена, Миша, Данила, шиншилла, моя команда. У меня дети уже здесь выросли, разговаривают по-французски, они уже французы – по культуре, по языку. Их научили уже говорить "Бонжур, сава, силь ву пле". Они не могут уже приехать в бесконечное хамство, они там просто не выживут. Я не смогу им сказать: "Алексей Анатольевич Навальный стал президентом и зовет вашего папу стать директором ФСИН. Или прокурором по надзору". И нам дадут что? Машину с мигалкой, чтобы ездить по пробкам?

– Делать в России Францию?

– Что они мне могут предложить? Я считаю, что если им понадобятся реально мои мозги, некоррумпированность, это у меня есть и здесь. Но в тот момент, когда Осечкин согласится уехать из Франции в Россию и стать кем-то там в портретах и повиснуть на стенах, Господь, прибери меня в тот же день, пока я не закончил с регистрацией на мой рейс. Ребята, извините, если честно. Надеюсь, отцы, у которых есть дети, меня поймут: я уехал из любимой, из родной моей России, за которую я сидел, за которую я реально страдал, за которую я боролся, только из-за одного – чтобы больше ни одна нечисть в масках не переступала порог моего дома, чтобы мои дети, моя жена, моя мама больше никогда в жизни не видели мусоров у себя дома. Всех моих друзей с постсоветского пространства прошу понять и простить то, что я останусь в Биаррице есть устрицы, пить вино, серфить, летать на самолете, играть в гольф, дружить с Серегой Савельевым и растить моих детей. Но все свободное от моих любимых людей время я готов тратить на борьбу с коррупцией, с пытками и со всеми уродами российского режима.

• Заключенных из колоний Херсонской области Украины во время российской оккупации насильно вывезли в Волгоградскую область. Документы одного из украинских заключенных, Дмитрия Окорокова, опубликовал основатель проекта Gulagu.net Владимир Осечкин. Это также подтверждается решениями местного суда о помещении осужденных в центр временного содержания и будущей депортации их на родину. Правозащитники заявляют: никаких законных оснований для того, чтобы граждане Украины оказались в волгоградской колонии, нет.
• Родственники отбывающих наказание в исправительной колонии №11 в поселке Ахтарском Краснодарского края рассказали о вербовке осужденных в "ЧВК Вагнера" для участия в войне против Украины. Данные о вербовках в южных колониях, в том числе в Ростовской области и Краснодарском крае, подтвердил основатель проекта Gulagu.net Владимир Осечкин. В исправительных учреждениях эти сведения не комментируют.