Европейский суд по правам человека вынес постановление по делу жительницы Чечни Луизы Тапаевой. Она требует воссоединить ее с четырьмя дочерьми, которых отобрал и удерживает отец ее покойного мужа. Женщина неоднократно пыталась отстоять свои права в российских судах, но в Чечне либо вставали на сторону дедушки детей в нарушение семейного кодекса, либо судебные приставы не выполняли решение, принятое в пользу матери.
ЕСПЧ признал, что государство нарушило в отношении заявительницы две статьи Европейской конвенции по правам человека: статью №14 "Запрет дискриминации" и статью №8 "Право на семейную жизнь". Суд постановил, что власти России обязаны выплатить Тапаевой 16 250 евро в качестве компенсации морального вреда и еще более девяти тысяч евро на судебные издержки.
Дискриминация по признаку пола в спорах об опеке над детьми на Северном Кавказе была признана европейским судом системной. На таком выводе давно настаивали адвокаты проекта "Правовая инициативы" (внесён российскими властями в список "иностранных агентов". – Прим. ред.), представляющие интересы заявительниц по многим подобным делам. Победу в ЕСПЧ с их юридической помощью одержали, например, Лейла Муружева, Элита Магомадова, Ася Губашева, Зелиха Магомадова. Однако даже после успеха в Европейском суде женщинам зачастую все равно не удается вернуть своих детей. За годы, пока ведется рассмотрение их жалоб, заявлений, исков, отношения с ребенком нарушаются. В ряде случаев матери даже запрещено навещать детей – женщины не видят их годами.
О том, как последнее решение ЕСПЧ повлияет на ситуацию с материнскими правами на Северном Кавказе и что может помочь разлученным детям и мамам, в интервью Кавказ.Реалии рассказала адвокат проекта "Правовая инициатива" Ольга Гнездилова.
– Как можно описать ситуацию с нарушением материнских прав на Северном Кавказе?
– Проблема нарушений прав матерей в регионе очень давняя и острая. Сейчас ситуация ухудшается – после того, как глава Чечни Рамзан Кадыров несколько лет назад занял следующую позицию: дети должны проживать в семье отца. Он публично высказывался на этот счёт, и местные органы власти начали содействовать отцам и не содействовать матерям.
Часть разведённых матерей теряют возможность даже видеться с детьми после развода. Это широкомасштабная проблема, к нам обращаются всё больше женщин из Чечни и соседних регионов. Они узнают о решениях европейского суда и о том, что некоторых детей в редких случаях удается вернуть.
Признание системной дискриминации означает, что в России должны произойти системные изменения
Детей, отнятых у мам в Чечне, Ингушетии и Дагестане, много. Это влияет на будущие поколения. Они растут, будучи ущемленными, живут с мачехами или с дальними родственниками, они лишены заботы матери. Отец не варит детям кашу, не собирает с ними портфель, не провожает в школу. Бывает, отец даже работает в другом регионе, оставляя детей на попечение сестры, матери или невестки.
Это сказывается на взрослой жизни выросших детей, на их обособленности. Нам местные жители говорили, что целые поколения вырастают полусиротами при живых матерях. Дети растут с психологическими травмами. В деле Тапаевой, например, есть диагнозы ее дочерям. У них выявлено посттравматическое стрессовое расстройство – ПТСР. У девочек тревожность и другие симптомы.
– Какое значение выводы ЕСЧП о системности проблемы будут иметь для реалий Северного Кавказа?
– Раньше мы получали отдельное постановление по каждой индивидуальной ситуации, где нарушено право на семью. Судьи указывали меры, которые должны быть приняты в отношении конкретной женщины и её детей. А сейчас признание системной дискриминации означает, что в России должны произойти системные изменения. Чиновники будут предоставлять в Комитет министров Совета Европы отчёты об исполнении мер из постановления.
Ольга Гнездилова
Российские власти, в свою очередь, обязаны отчитаться в Комитет министров. Не только о том, как они воссоединяют семью Топаевой, но и о том, как они борются с дискриминацией женщин в целом. Комитет министров будет проверять, насколько эти меры эффективны, какая работа проводится судебными приставами, как происходят кадровые перестановки. ЕСПЧ в последнем решении сослался на постановления, которые были приняты ранее в аналогичных ситуациях – в делах Элиты Магомадовой, Зелихи Магомадовой, Аси Губашевой.
Мы и раньше тоже во всех этих делах говорили о дискриминации женщин. Мы всегда говорили, что проблема системная, и сейчас суд понял, что эти жалобы будут идти одна за другой. Они увидели картину целиком. Увидели, что в Чечне, Ингушетии и Дагестане политика властей способствует проблеме. Риторика руководства этих регионов влияет на органы исполнения решений судов и на сами суды. Стало ясно, что это действительно дискриминация.
Раньше это был сизифов труд: каждая женщина должна была обращаться отдельно. А с новым постановлением мы будем требовать системных изменений. Дискриминация – это серьёзное обвинение. С этим документом должны считаться суды любого уровня в России, начиная с районных.
Выводы ЕСПЧ – это толкование европейской конвенции по правам человека, которая до сих пор является частью правовой системы России, поскольку мы не вышли из Европейской конвенции. Мы слышим комментарии, что Россия же не обязана исполнять постановления Европейского суда по правам человека. Но это неправда. Чтобы не исполнить конкретное решение ЕСПЧ, должен собраться Конституционный суд и заявить, что именно это решение можно не исполнять. Но Россия не отказалась от своих обязательств. Я не думаю, что Конституционный суд будет из-за этого собираться.
Мы будем вкладывать выводы из постановления ЕСПЧ в дела разных женщин на Северном Кавказе и в жалобы, которые мы подаём по новым случаям нарушения материнских прав, а их у нас очень много.
– По каким причинам дети попадают в семьи отца? Какую роль в этом играют "традиции"?
– Силён материальный аспект. Например, можно вспомнить дело Залихи Магомадовой, матери шестерых детей. Их отец погиб при исполнении служебных обязанностей, сироты получили компенсацию от государства и пенсию по потере кормильца. Поскольку детей много, для семьи отца это были существенные деньги. Они заставили мать написать доверенность на получение этой компенсации, а потом сирот забрали, чтобы полностью присвоить себе пенсию.
Читайте также Чеченские адаты для русских отцов: как дело о разводе и похищении ребенка попало на КавказКроме того, Рамзан Кадыров, комментируя вопрос опеки над детьми после развода, говорил, что детей необходимо передавать в семью отца, потому что матери приходят просить помощи у государства. То есть, получается, они не должны за пособиями приходить, чтобы государство вообще никак не участвовало в помощи детям.
Немалую роль играет и вопрос алиментов. Например, у нас есть новая заявительница, у которой детей отняли после того, как она подала на алименты. Когда она обратилась с иском, её бывший муж взбеленился и сказал её брату: "Ах! Вы денег захотели, тогда детей отдавайте".
Разговоры о традициях в этих случаях, конечно, преувеличены. Есть какие-то отголоски и ссылки на то, что это всегда было и будет. Но есть и установка властей на то, чтобы эти семьи не поддерживать материально.
Месть бывшей жене тоже имеет большое значение.
– Что еще должно произойти, чтобы матерям на Северном Кавказе было легче воссоединиться со своими детьми?
– Наша следующая цель, к которой мы уже начали идти, но которой пока не достигли, – доказать, что отбирание детей это не просто нарушение права на семейную жизнь, но и жестокое обращение с матерью и с ребёнком. Мы недавно поговорили с одним таким ребёнком, которого мать смогла забрать. Он рассказал, как ему жилось год без мамы, какие у него переживания и чувства.
Нужны психологические экспертизы. Если это будет признано жестоким обращением, то исполнение решений попадает в Европейском суде уже на другой уровень, более высокий, и внимание Комитета министров к этим делам повышается. Например, могут чаще проходить заседания на эту тему. Уровень давления будет выше.
– Как часто победа в ЕСПЧ заканчивается передачей детей их мамам?
– Лейле Муружевой удалось забрать дочь. Это один из немногих случаев, когда передаче содействовали власти. Тогда напряглись московские приставы. У Лейлы двое детей, старший – мальчик. С ним беседовал клинический психолог, когда его пытались передать маме. Но специалист пришел к выводу, что у ребенка "замещенные воспоминания". Мальчик ужасно вел себя, кричал, и психолог сказал, что он уже в таком состоянии… И он уже был большой, тяжелый, на руки не возьмешь. Девочку Лейла взяла на руки и выбежала с ней. Там был целый детектив, но московские приставы процесс организовали, они давили на отца, на свою территорию вызвали детей.
Взрослые приставы перекладывают всю ответственность на семилетнего ребенка
Но в целом по поводу исполнения – это сложно. Сложно налаживать поломанные отношения с детьми, которые портит сторона отца.
Есть еще дело "Ханамирова против России". Это дагестанская женщина. Суд указал, что власти должны назначить график работы психолога с её ребенком, которого годами настраивали против матери. График встреч должен быть организован властями на нейтральной территории, а не в доме отца или дедушки. Это сложный процесс – восстановление детско-родительских отношений.
– Как заставить отцов исполнять решения российских судов и ЕСПЧ?
– Нужно менять законодательство. Есть законопроект, который внесен Минюстом после решения по делу Муружевой и со ссылкой на ее кейс. Он предусматривает введение уголовной ответственности для должника, который не исполняет решение суда о передаче детей матери. Сейчас есть только административная ответственность. Сам Муружев платил всего тысячу штрафа за неисполнение. И он говорил: "Да мне вообще безразлично, не проблема заплатить раз в месяц тысячу". Возможно, уголовная ответственность подтолкнет приставов, чтобы они мотивировали отца и он содействовал в этом исполнении.
В России приставы говорят, что не могут заставить детей вернуться к матери. Но так происходит не потому, что они не могут сделать этого по закону. У них есть решение суда и исполнительный лист, где написано: "Вернуть ребенка". Это физическое действие. Но доходит до того, что приставы приходят и спрашивают ребенка: "Ты с кем хочешь жить, с мамой или папой?" Если ребенку еще ни про кого из родителей ничего плохого не сказали, он мечется. Но ребенок – не суд. Он не должен это решение принимать или пересматривать во время исполнительных действий.
Получается, взрослые приставы перекладывают всю ответственность на семилетнего ребенка. Год разбирался суд, принял решение, исходя из интересов ребенка, а потом в акте об исполнительных действиях пишут, что невозможно решение исполнить, потому что ребенок сказал, что он хочет жить с папой. Это неприемлемо, такого быть не должно. И разговоров этих с ребенком быть не должно. Но если ребенок яростно возражает, рычит и кусается, надо действовать иначе.
У нас в организации мнения разделились. Есть мнение, что психолог должен с ребенком заниматься, вести работу, подготовить его к передаче маме, чтобы процедура была минимально травмирующей. С другой стороны, если три раза в неделю по часу к ребенку приходит психолог, а остальное время он находится со взрослыми манипуляторами, это тоже проблема. Перебороть влияние отца невозможно.
Обсуждалась идея на время процесса помещать ребенка в детское учреждение. Например, в реабилитационный центр на неделю. Там родителям дается равное время на общение, есть часы занятий с психологом. То есть детско-родительские отношения восстанавливаются без влияния противной стороны. Проект "Правовая инициатива" давал соответствующие практические рекомендации. Но сначала должны поменяться законодательство и практика.
Читайте также "Ислам запрещает разлучать мать с ребёнком"***
Корреспондент Кавказ.Реалии направил несколько журналистских запросов с просьбой о комментарии в Федеральную службу судебных приставов, в том числе в управление ведомства в Чечне. Ответа по существу так и не поступило. Кроме того, мы обратились в аппараты уполномоченных по правам ребенка в Чечне, Ингушетии и Дагестане. Отозвались только чиновники из Грозного. Они заявили, что запрос принят, но так и не ответили, повлияет ли на их работу новое постановление ЕСПЧ, и не прокомментировали ситуацию с нарушением материнских прав в республике.
Председатель комитета Госдумы по вопросам семьи, женщин и детей Нина Останина после вынесения решения ЕСПЧ по делу Тапаевой заявила, что ранее в ее комитет обращений подобного рода от матерей не поступало. Теперь, как утверждает чиновница, она намерена изучить проблему и дать поручение поднять статистику по аналогичным судебным решениям в республиках Северного Кавказа.