Семилетней Аише Ажиговой из Ингушетии, которую истязала родная тётя, все-таки ампутировали руку. Теперь девочке, о чьей трагедии знает вся страна, придется учиться жить заново, а еще – искать любящую семью. Её родные мама и папа не проявляют к ней никакого интереса. Как рассказала в интервью "Кавказ.Реалии" уполномоченный при главе РИ по правам ребенка Зарема Чахкиева, ставшая на три месяца опекуном Аиши, за прошедший месяц ей не позвонил ни один родственник покалеченной малышки.
"Насколько я поняла, в ней просто до сих пор не проснулись материнские чувства. По-моему, она была не готова к материнству", – описывает омбудсмен родительницу девочки.
Об Аише, ампутации и тёте
– Зарема, на этой неделе Аише, к огромному сожалению, ампутировали руку. Как она себя чувствует?
– Аиша – очень позитивный и добрый ребенок. Она всегда улыбается, если услышит музыку, может встать с кровати и начать танцевать, поет. Даже бегает и с мячиком играет в палате, смотрит на планшете мультфильмы.
Когда Аишу везли на операцию, она спросила, что с ней будут делать. Я ответила, что рентген. Она ответила: "А! Фотографировать? Ну тогда я согласна".
– Многие, в том числе я, до последнего надеялись, что всю руку удастся сохранить. И для меня было большим потрясением, когда врачи объявили, что уровень нарушения кровообращения находился в верхней трети плеча.
– Да, ровно по этой причине у меня была паника, когда услышала, что все-таки придется ампутировать не кисть, а повыше.
– Вы как опекун Аиши подписали согласие на операцию. Тяжело далось решение?
– Я спрашивала у [президента НИИ неотложной детской хирургии и травматологии Леонида] Рошаля: а что, если я не подпишу согласие? Но он сказал, что это формальность, поскольку врачи уже провели консилиум, ампутация неизбежна.
– Что вообще произошло: зачем ее тётя Макка Ганиева перевязала ей руки жгутом?
– Говорит, что Аиша упала в яму и сломала руку. И она якобы занялась самолечением. Утверждает, что не знала о переломе, т.к. племянница не жаловалась на ручку.
– По версии Ганиевой, девочка получила ожоги, сев на кастрюлю с борщом. Вы верите, что семилетний ребенок на такое способен?
– По-моему, это полный бред.
– Вы, кстати, тетю эту видели?
– Да, в детской больнице Назрани. Мне позвонили оттуда и сообщили, что у них ребенок, которого избила родственница. Когда я начала ее ругать, она накинулась, повторяла: "Это неправда, ты на меня клевещешь!"
Возразила ей, что она до конца жизни будет отвечать за содеянное и даже если ей удастся избежать земного суда, то ее накажет Всевышний. Тогда она закатила истерику, уверяя, что обращалась ранее в медучреждение, но Аише отказали там в помощи. Потом уже подъехали сотрудники правоохранительных органов.
Я никак понять не могу, как ее муж, полицейский, допустил это. Он же видел, что в доме происходит!
– Аиша о своей мучительнице не спрашивает?
– Мы ей и не даем о ней вспоминать, психологи проводят большую работу. Она ничего не говорит о Ганиевой. Складывается впечатление, что Аиша нажала внутренне на кнопку delete и удалила из головы всю информацию о прошлом.
Да, первое время она рассказывала о мальчиках, с которыми жила там. Потом забыла и о них, ведь к ней очень много народу приходит, у нее в клинике появились подружки, начался новый этап.
– Кто её навещает?
– Неравнодушные люди, кавказцы. Приносят гостинцы, куклы, звонят мне, спрашивают, чего еще привезти. Все за нее очень переживают, за что я благодарна.
– Она по-прежнему просит мороженое и макароны с маслом?
– Интерес к еде у нее прошел. Когда уточняю, чего ей привезти, она отвечает: "Ничего". А сначала, конечно, просила, ведь жила в чудовищных условиях.
О равнодушии родителей и удочерении
– Толпы посетителей – это, разумеется, хорошо, но где ее родители? Пытались ли с вами связаться мать, отец, дяди и тети Аиши?
– За весь период мне не позвонил ни один ее родственник: ни мать, ни отец, ни дяди. Мой номер телефона знает вся республика, он указан на всех официальных сайтах.
Папа Аиши, по моей информации, живет в Чечне, мама – не в курсе, где обитает. Ее я видела в больнице в Назрани. Она просто постояла на улице и ушла.
– Она чего-то боится или ее реально не интересует, в каком состоянии дочь?
– Ничего она не боится! Кому-то говорила, что у нее якобы отобрали ребенка. Но не думаю, что у настоящей мамы можно отнять дитя. Если мама захочет вернуть своего малыша, то она поднимет не то что всех родственников, а всю республику и всю страну.
Хорошо, предположим, дочку у нее изначально забрали силой, а кто сейчас мешает ей поехать в Москву? Глава Ингушетии Махмуд-Али Калиматов, лично я готовы купить билеты, оплатить жилье в столице, обеспечить всем необходимым, чтобы она выхаживала Аишу. Но второй месяц уже идет, а мамы нет!
Мы сколько угодно можем ее навещать, но ни один человек не заменит ей матери.
– Может, она слишком молода и не осознает ответственности?
– Сколько бы ей ни было лет, насколько я поняла, в ней просто до сих пор не проснулись материнские чувства. По-моему, она была не готова к материнству.
– Аиша ведь просила вас стать ее мамой.
– Была такая мысль, я б ее с удовольствием удочерила, но боюсь, что люди неправильно поймут. Моей дочке 11 месяцев…
Человек, который возьмет Аишу, должен быть свободен от всего, т.к. девочке предстоит долгая реабилитация (как физическая, так и психологическая), ей нужно стопроцентное внимание.
Я в любом случае, даже если покину свой пост, буду следить за тем, в каких условиях она живет.
– Желающих ее удочерить, по словам российского детского омбудсмена Анны Кузнецовой, очень много.
– Да, звонят со всего мира: из Чехии, Франции, Великобритании, Норвегии, Швейцарии, Австралии и США.
Из Штатов написали, что готовы хоть сегодня перевезти Аишу к себе и обеспечить всем. Выразили готовность даже прописаться в Ингушетии, если потребуется. Но не могу же каждому объяснить, что девочку отдаю не я, у меня таких полномочий нет. Этим занимаются органы опеки.
Я согласилась стать опекуном на три месяца, поскольку для операции был необходим соответствующий документ. Я отказалась от всех положенных в таких случаях выплат, чтобы люди не думали, что преследую корыстные цели.
Ее лечение полностью контролирует глава республики, Махмуд-Али Макшарипович каждый раз меня спрашивает, как она и нужно ли ей что-то.
Об адатах
– Из-за этой трагедии многие заговорили о том, что традиция, согласно которой ребенок остается в семье отца, если женщина снова выходит замуж, вредна. По-вашему, этот адат скорее плюс или минус?
– На этот вопрос однозначно вам никто не ответит. Считаю, что в любом случае ребенок должен находиться с матерью. Об этом говорит не столько закон РФ, а Всевышний, в Коране так написано. Там определенный возраст, чтобы психику малышу не портить. К сожалению, когда муж и жена разводятся, ни один из них не думает о детях.
Знаете, что меня больше всего бесит? Когда в семье пять, шесть, семь, восемь детей, а люди вдруг осознают, что они, видите ли, не подходят друг другу!
После такого количества детей, да даже после одного, как можно, особенно женщине, думать о себе? Разве на Кавказе женщинам раньше легко было? Нет! Наши мамы, бабушки много чего терпели: и холод, и голод, и ссылку. Но они все равно берегли очаг, чтобы сохранить семью.
– Вы настаиваете, что ребенок должен оставаться с матерью, но порой такие кукушки бывают, что тушите свет.
– Да, это всегда было, в любой национальности. Но суть не в этом, все люди, святых нет. Святым был только пророк.
Конечно, если мама ведет аморальный образ жизни, ребенка ей отдавать нельзя. Но! Если папа – алкаш или наркоман, то и ему доверить дитя нельзя.
Я еще не понимаю, когда женщина ко мне приходит и говорит, что хочет забрать своих детей. Сразу спрашиваю: "А у кого ты хочешь забрать?" Многие не осознают, что у отца такие же права, как и у матери – 50 на 50.
– Как часто к вам обращаются с просьбой поспособствовать возвращению ребенка?
– Я работаю с 2015 года, действительно есть очень много мам, которые хотят забрать детей у отцов. Бывшие мужья им их не отдают, ссылаясь на наш менталитет.
Но нельзя умолчать и о противоположных случаях: когда за женщиной гоняются бабушки, дедушки, экс-супруг, чтобы она занялась воспитанием малыша, потому что он совсем кроха, ему нужна мать. Однако она этого не слышит.
Все зависит от конкретного человека. Ко мне, например, обращалась мама, у которой дети, отнятые папой, учились в интернате. И она, чтобы хоть одним глазком увидеть их (как они выходят на перемене во двор, играют), сутками сидела у забора интерната. Мы ей помогли, она выиграла суд и детей передали ей.
Если маме нужен ребенок, то она закроет глаза на свои амбиции, на все-все. А у нас как? Каждый – муж и жена – думают о себе, выливают друг на друга ушаты грязи, в том числе в суде. А страдают дети.
– В соцсетях в контексте этой истории стали писать о жестокости в ингушских семьях. То, что произошло – исключение или правило? Сразу предупрежу: я знаю ответ на этот вопрос, но прошу разъяснить для всех.
– Ингушское общество строится на семейных ценностях. Для нас старики и дети превыше всего. Поэтому случившееся с Аишей – это, конечно, шок.
Когда я приехала в больницу Назрани, не могла понять, что происходит: увидела в реанимации девочку, вокруг которой носятся врачи. Заметив ее раны, решила, что ее истязали животные, может, собаки.
Посмотрела на Аишу через головы докторов, и она тут же спросила: "Может, ты станешь моей мамой?" Когда мне сказали, что это сотворила родная тетя, я ужаснулась.
О критике в свой адрес
– Вы, полагаю, знаете, что из-за трагедии Ажиговой критике подвергли вашу работу. Почему ребенка, оказавшегося фактически в западне, никто не увидел?
– Многие люди путают аппарат уполномоченного по правам ребенка с органами опеки, ПДН (подразделение по делам несовершеннолетних. – А.Г.) и КДН (комиссия по делам несовершеннолетних. – А.Г.).
Ко мне поступают жалобы, связанные с ущемлением прав ребенка в школе, например, директор что-то не то сказал, в садике или в больнице, где малышу не помогли должным образом. Или если, допустим, постановление есть, а судебные приставы не исполняют решения.
По Аише у меня не было сигнала. Я себя ни в коем случае не оправдываю, но говорю, как есть.
Читайте также Невидимая АишаВопросов, безусловно, много: когда ей в последний раз делали прививку? Она должна была ходить в подготовительный класс. Ходила? Нет. Посещала ли детский сад? Нет. Получается, выросла, как гриб, ее никто не видел.
В нашей практике бывает, что звонят соседи и указывают на неблагополучную семью. Мы с полицейскими, сотрудниками опеки и КДН сразу выезжаем. Но иногда информация не подтверждается, люди разные, кто-то лжет.
Если же видим, что семья малоимущая, подключаем глав муниципальных районов и социальные отделы. Мама, например, приходит к нам и говорит, что хочет выйти на работу, но не может устроить ребенка в ясли. Тогда мы пытаемся подобрать ей работу по профилю и детей определить.
Я стараюсь делать всё возможное, но видите, не всегда получается.
– На первых записях с Аишей вы плакали, и сейчас у вас голос дрожит, когда вспоминаете о ней. Что лично вам дала эта маленькая девочка?
– Она помогла мне стать сильной. Мне 33 года, я видела, какие тяжелые раны у нее были, я б на ее месте давно умерла. Когда разглядела ее ручку без бинтов, потеряла сон. Ни один не смог бы остаться равнодушным – и это не зависит ни от возраста, ни от религии.
Не думаю, что в мире много людей, которые бы сумели выдержать подобное. Порой мне кажется, что Аишу охраняют ангелы, которые не дают ей почувствовать эту ужасную боль.
Смотрю на нее и поражаюсь: неужели семилетней ребенок способен столько перенести?