В отношении жителей регионов Северного Кавказа и Юга России, выступающих против войны в Украине, продолжает расти количество административных дел. Нередко при их возбуждении проводятся задержания и обыски, и все чаще свидетелями действий силовиков становятся дети.
Согласно докладу Института права и публичной политики "Обыск, осмотр, обследование: права человека и интересы следствия", в правовых положениях законодательства России не содержатся требования об учете интересов присутствующего при проведении обыска ребенка.
Во время проведения процессуальных действий сотрудники полиции могут применять физическую силу, унижать родителей в присутствии детей, повреждать в ходе обыска имущество, включая игрушки, конфисковывать электронные носители, в том числе принадлежащие несовершеннолетним.
Права детей никак не гарантируются
Операции полиции могут быть как запланированными, когда действия силовиков продуманы, так и совершенно спонтанными, но специального законодательства для защиты психологической и физической неприкосновенности детей нет ни в том, ни в другом случае, поясняет юрист правозащитной организации "Команда против пыток" Мария Задорожная.
Одним из связанных с этим ключевых дел является процесс "А. против России" в Краснодарском крае. Полицейская операция была спланированной и проводилась около школы после линейки. Девятилетняя девочка стала свидетелем задержания отца сотрудниками службы по контролю за оборотом наркотиков с применением силы – его избивали на глазах ребенка. Это повлекло за собой долгосрочные серьезные проблемы с ее здоровьем – энурез, проблемы со сном, кошмары.
Государство не смогло предотвратить жестокость по отношению к ребенку
"Сотрудники ФСКН могли бы уведомить школьного педагога о планируемых действиях и попросить увести ребенка с места событий, – рассказывает Задорожная. – Возможное его присутствие не учитывалось ни на одном этапе планирования операции по задержанию ее отца, и государство не смогло предотвратить жестокость по отношению к ребенку".
Другим показательным делом, указывающим на отсутствие какого-либо законодательства по защите физической неприкосновенности детей, Мария Задорожная считает "Докукины против России". Тогда четырехлетняя девочка получила серьезные телесные повреждения в результате действий сотрудников полиции, пытавшихся задержать ее отца.
При рассмотрении этого дела российская сторона ссылалась на принципы уважения прав и свобод человека, законности, гуманизма и прозрачности Закона "О милиции", не предполагающих, однако, отдельную защиту интересов ребенка.
"Видно, что такая ссылка никоим образом не относится к правам детей при проведении полицейских операций, она слишком общая. В ныне действующем федеральном законе права детей в таких случаях тоже никак не гарантируются", – подчеркивает юрист.
"Ноль реакции на детей"
Дети Лауры Курджиевой и Кемала Тамбиева, обвиняемого в финансировании терроризма, стали свидетелями обыска и последующего задержания их отца, когда дверь в квартиру выломали десяток силовиков.
"У детей был очень сильный стресс, они не понимали, что происходит. Меня и детей, старшему было почти четыре года, младшему – полтора, заперли на кухне под охраной сотрудника в полном боевом снаряжении, в маске и с автоматом, – рассказывает Курджиева. – У силовиков было ноль реакции на детей, как будто их нет. При этом со мной они вели себя достаточно грубо, приказным тоном отдавали резкие распоряжения, использовали в обращении ко мне при детях нецензурные слова".
Психолог из России, попросившая остаться анонимной, комментируя данную ситуацию, поясняет, что дети – группа риска в гораздо большей степени, чем все остальные: чем слабее субъект, тем более восприимчив он к стрессу. Дети более уязвимы не только потому, что физически не могут противостоять агрессору, но еще и потому что у них не сформированы механизмы психологической защиты.
Становясь свидетелем задержания собственного родителя, ребенок может испытывать сильные чувства тревоги и страха, потери защиты и утраты доверия
"Когда в пять утра вооруженные люди в масках врываются в квартиру, это похоже на бандитский налет, ребенок – во всяком случае в возрасте до семи лет – не в состоянии понять, что есть какие-то идеологические несовпадения, за которые можно так жестоко наказывать", – заключает психолог.
По ее мнению, все это, безусловно, имеет негативные последствия для психологического состояния и для дальнейшего психического развития ребенка. Становясь свидетелем задержания собственного родителя, ребенок может испытывать сильные чувства тревоги и страха, потери защиты и утраты доверия.
Подобное отмечала и клинический психолог, и судебный эксперт Алиса Колесова, выступая с инициативой определения порядка проведения задержания и обысков в присутствии детей.
То, что ее дети были травмированы психологически, Лаура Курджиева поняла практически сразу: первые несколько ночей после случившегося они постоянно плакали. Позже у четырехлетнего Ахмата развился страх разделения с матерью.
"Старшего сына я водила к психологу, потому что ему снились кошмары, он кричал во сне, ничего не хотел делать и все время был очень грустный. Засыпая, он начинал плакать: "Я так боюсь, что тебя тоже заберут, тоже посадят", – делится Курджиева.
"В школу никто не идет"
Рано утром, когда Анастасия Шевченко выходила из квартиры, чтобы отвести сына-первоклассника в школу, перед дверью ее квартиры уже стояли сотрудники полиции в штатском, которые просто сказали: "В школу никто не идет". Зайдя в квартиру, силовики потребовали разбудить и ее 14-летнюю дочь. После этого в присутствии детей силовики провели обыск и задержали саму Шевченко.
"У детей в глазах стояли слезы, они были явно напуганы. Силовики на глазах у детей сбрасывали на пол учебники, тетради. Из их шкафов и комодов вытащили все вещи. Детская комната была полностью разгромлена, все валялось на полу. Для детей это был шок", – вспоминает Шевченко.
По ее словам, дочь почти сразу сумела справиться со стрессом, помогала ей собирать сумку и даже тайком положила туда конфеты.
"А сын прижался ко мне и так стоял. Мне кажется, что он тихо плакал мне в живот, пока силовики молча на это смотрели", – говорит Шевченко.
Задержание родителя – потенциальное сиротство. Дети очень плохо переживают любые расставания с родителями. Даже в спокойной обстановке адаптация к детскому саду занимает несколько месяцев, а в такой стрессовой ситуации происходит сильная травматизация, считает психолог.
У сына Шевченко на фоне стресса начались судороги – ему потребовалось лечение у психолога.
"Уже когда я находилась под домашним арестом, мы делали обследование, и доктор подтвердила последствия сильнейшего стресса. И до сих пор, когда кто-то звонит утром в дверь, дети пугаются, хотя прошло уже три года, – говорит Шевченко. – Теперь при виде полицейских мои дети всегда переходят на другую сторону дороги".
Лаура Курджиева также отмечает, что у ее детей развились недоверие и страх по отношению к людям в форме.
Ребенок очень испугался, схватил меня за руку и закричал: "Мама, бежим!"
"Дети боятся полицейских, переживают, что могут забрать и меня, что когда вырастут, то и их посадят в тюрьму. Недавно мы со старшим сыном выходили из кафе и увидели, что около нашей машины стоят четыре сотрудника ОМОНа в полной экипировке – точно такие же, как и те, что врывались к нам в квартиру. Ребенок очень испугался, схватил меня за руку и закричал: "Мама, бежим! Пока тебя не забрали, надо бежать!" Оказалось, что эти сотрудники приехали не за мной, но у ребенка всколыхнулись все страхи. Прошло уже три года, но он ничего не забыл. Он говорит, что к полицейским будет обращаться только в самом крайнем случае", – добавляет Курджиева.
Вторичные жертвы
По мнению юриста Марии Задорожной, даже если и есть какие-либо внутренние инструкции для сотрудников полиции по проведению операций по обыску или задержанию (например, удостовериться в количестве проживающих в жилом помещении), эти правила направлены не на защиту детей, а на уменьшение потерь среди личного состава.
"С точки зрения запрета на жестокое обращение с ребенком, заявление о подобном преступлении может быть подано в следственные органы в соответствии со статьями "Злоупотребление должностными полномочиями" или "Превышение должностных полномочий". Некоторые правила проведения следственных действий с участием несовершеннолетних, например, в случае с допросом регламентированы, однако формально применимы, лишь когда речь идет об уже возбужденном уголовном деле", – комментирует собеседница Кавказ.Реалии.
Задорожная сомневается, что в России вообще ведется какая-либо статистика относительно количества поступивших заявлений о преступлениях в отношении детей, предположительно совершенных при проведении полицейских операций, не говоря уже о реальных преступлениях, подтвержденных приговором суда.
Как рассказала Кавказ.Реалии психолог, практически все дети вне зависимости от позиции своих родителей оказались в роли вторичных жертв из-за происходящей сейчас войны.
Дети все равно слышат разговоры взрослых
"Даже если за их родителями пока "не пришли", дети все равно слышат разговоры взрослых, так или иначе, пусть и косвенно, участвуют в них, что формирует глубочайшее чувство тревожности. А дети, ставшие свидетелями насилия в отношении родителей, с психологической точки зрения безусловно являются пострадавшими", – отмечает специалист.
По мнению психолога, сейчас происходит невротизация целого поколения детей, что не может не отразиться на будущем страны.
***
По версии обвинения, Кемал Тамбиев, Абдулмумин Гаджиев и Абубакар Ризванов сотрудничали с объявленным в розыск дагестанским проповедником Исраилом Ахмеднабиевым (известен также как Абу Умар Саситлинский), собирали пожертвования и отправляли их сирийским боевикам. Правозащитники и адвокаты заявляют об отсутствии доказательств их вины в деле.
Суд в Ростове-на-Дону признал политическую активистку Анастасию Шевченко виновной в нарушении закона о "нежелательных организациях" за ее работу с британской общественной организацией "Открытая Россия". Ее преследование было описано в докладе о правах человека Госдепартамента США.