Настоятель краснодарского храма Рождества Пресвятой Богородицы протоиерей Андрей Другай в феврале выступил перед паствой с антивоенной речью и покинул Россию, в начале июня его запретили в служении. Это первый случай в стране, когда священнику РПЦ удалось попрощаться с прихожанами, прямо объяснив причины эмиграции.
На опубликованной записи из храма отец Андрей говорит, что не приемлет насилие и убийства, "как бы их ни пытались выбелить наши политики и церковные деятели", осуждает вторжение в Украину и аннексию ее территорий, а также выражает возмущение заключением под стражу и убийством в колонии политика Алексея Навального.
В интервью сайту Кавказ.Реалии протоиерей рассказал, как пришел в РПЦ, почему не согласен с патриархом Кириллом и что будет делать дальше.
Примечание: в этом тексте слово "церковь" встречается в двух вариантах – с заглавной и строчной буквы. В первом случае это религиозный термин, обозначающий сообщество Христа и его последователей. Во втором случае речь идет о социальном институте, о поместной Русской православной церкви.
– Отец Андрей, как вы стали священником?
– Подростком я много размышлял о религии, искал истину. Как-то в старших классах гулял с ребятами, увидел на библиотеке вывеску "Воскресная школа". Зашел ради интереса, в это время священник читал Евангелие. Не могу передать чувство озарения, Господь открылся мне в Своем слове. Это стало отправной точкой моего пути вперед, потому что я понял: здесь и сейчас Бог явил себя. Так начался мой личный религиозный опыт.
В милитаристической проповеди Кирилла мы видим отклонение от вероучения о любви
Моя семья была верующей, но невоцерковленной. Можно сказать, что через меня она осознанно пришла к Создателю.
В нашей школе был спецкурс по экономике и менеджменту, приходили преподаватели из университета. Как и одноклассники, изначально я планировал поступать на экономиста, но после такого религиозного опыта уже не мыслил себя вне Церкви, вне служения Господу. Поэтому окончил семинарию и академию в Санкт-Петербурге, в 1995 году рукоположен в священника митрополитом Исидором (Кириченко).
Первое время я служил в храме блаженной Ксении Петербургской в поселке Абрау-Дюрсо под Новороссийском, с лета 2000 года – в храме Рождества Пресвятой Богородицы в поселке Северный на окраине Краснодара. Предыдущий настоятель начал возводить "коробку" (здание храма), я завершил все работы от строительства до газификации и благоустройства двора.
– Камнем преткновения для вас стало именно начало полномасштабной войны в Украине?
– Это была последняя черта, последняя капля. Причем не из-за реакции людей, прихожан, которым промыли мозги пропагандой, – их я как раз пытался вразумить, аргументируя Писанием и святоотеческим наследием.
Неприемлемой для меня оказалась позиция Русской православной церкви в лице патриарха Кирилла (Гундяева) и других ее спикеров. Они начали оправдывать преступную войну, благословлять на убийство и говорить, что умирающие на фронте попадут в Царствие Небесное. Это заведомый обман.
В предыдущие годы патриарх Кирилл сделал немало ложных заявлений, их с натяжкой можно назвать ересями, потому что в православии под ересью понимают искажение догматики, религиозного учения. В милитаристической проповеди Кирилла мы видим отклонение от вероучения о любви.
Оправдывая участие в войне, он ссылается на слова Христа из Евангелия от Иоанна: "Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих". Господь называл друзьями прежде всего своих учеников, а через них и всех верующих. Восходя на Голгофу, Иисус Христос никого с собой по дороге не забирал, не убивал. Наоборот, он пришел отдать жизнь вместо нас, за нас. В РПЦ об этом забывают, она стала перевертышем всего христианского мировоззрения.
– По вашему мнению, патриарх Кирилл в феврале 2022 года мог поступить иначе?
– Гипотетически у каждого человека есть свобода выбора, он становится на сторону добра или зла. Кирилл отчасти оказался заложником той политики, которую сам выстраивал эти десятилетия. Московский патриархат срастался с государством, став идеологическим аппаратом. А многочисленные преференции со стороны власти нужно отрабатывать.
– В самой РПЦ такое сотрудничество оправдывают тем, что в стане действуют храмы, верующие могут их свободно посещать, церковь занимается социальным служением.
– На бумаге все красиво, как будто уже в Царствии Небесном живем. Я сам писал подобные отчеты, видел отчеты других настоятелей и знаю, насколько они отличаются от реальности. Все это показушные проекты, никак не отражающие действительность.
Простой пример: когда приезжает патриарх, в храме очень много молодежи. Ни для кого не секрет, что ее просто сгоняют в принудительном порядке, студентам за это обещают поставить зачет. Патриарх Кирилл давно себя дискредитировал как миллиардер, оторвавшийся от народа и пошедший против Церкви Христовой.
– Дело в личности Кирилла или все же это системная проблема? Грубо говоря, если следующий предстоятель будет "хорошим", патриархия изменится?
– Если такой патриарх появится, он станет мучеником. Потому что речь идет о самой системе, созданной Страгородским (отец Сергий, первый глава восстановленной в 1943 году патриархии. – Прим. ред.). Все попытки оправдать его тем, что компромиссами с властью он сохранил структуру РПЦ, несостоятельны.
Подлинную Церковь – ту, которую мы исповедуем в Символе веры (краткое изложение христианской догматики. – Прим. ред.), – не одолеют врата ада. А земные организации были неоднократно разрушены и подмяты кем-то.
Цель поместной церкви – отражать в себе Церковь Христову. Причем не только на словах, но делами. Отпадая от подлинной Церкви, она превращается в мирскую организацию, в ряженых. Ее служители становятся менеджерами с модными бейджиками на груди в виде креста. По-другому они не воспринимаются.
– В чем разница между РПЦ, в которую вы пришли в начале 1990-х, и нынешней организацией?
– Тогда было время перемен не только в государстве, но и в церкви. Казалось, все будет иначе. Я обманулся в этом ожидании – как и многие россияне. Но именно в те годы я встретил очень глубоких талантливых людей, искренне и осознанно верующих. Я общался с профессурой духовной академии. К сожалению, РПЦ все они оказались не нужны, потому что были внутренне свободны, а патриархии требуются лишь бездумные исполнители.
Церковная вертикаль построена на строгом исполнении указаний из Москвы и епархии. Как-то из канцелярии меня попросили написать пару добрых слов в память о митрополите Исидоре (он скончался в 2020 году от коронавируса. – Прим. ред.). Я ответил: если скажу правду, вас устроит? "Тогда лучше ничего не говорить", – отмахнулись в канцелярии.
Из-за осуждения преступной войны половина прихода ушла, может, больше
О подлинном положении вещей в РПЦ я знаю не просто как священник небольшого прихода, а как зять ныне покойного юриста епархии, отца Александра Степанченко, который почти 30 лет прослужил там и рассказывал о происходящем сатанизме – другого слова просто не подобрать.
На самом деле я давно снял розовые очки и понимал, что творится в РПЦ. Эти годы просто выполнял пастырские обязанности, служа Богу и людям, стараясь привести их к вере и укрепить. Но именно начало СВО ("специальная военная операция" – так власти России называют полномасштабную войну против Украины. – Прим. ред.) переполнило чашу терпения.
– Сразу осудили эту войну?
– Мне потребовалось несколько месяцев, чтобы осознать происходящее. Я стараюсь не делать поспешных выводов, нужны аргументы и факты. Так постепенно пришел к осуждению войны. Сперва делился мыслями на воскресной школе для взрослых, потом с церковного амвона (возвышенное место в храме перед иконостасом. – Прим. ред.) очень аккуратно призывал людей к миру.
Знаете, что было страшно? Когда уже в первые месяцы войны очень многие приходили на исповедь каяться в грехе ненависти к украинцам как к нации. Они понимали, что это грех, что это противоречит христианству, но пропаганда въедалась в их разум. Хорошо еще, что они рефлексировали, а сколько тех, кто до сих пор считает нападение на Украину нормальным!
С каждым месяцем я только укреплялся в антивоенной позиции. В проповедях призывал не слушать заблуждающегося патриарха Кирилла. Не читал молитву о "Святой Руси" и российской армии, не участвовал в крестных ходах в поддержку СВО. [Маскировочные] сети мы на приходе не плели, [окопные] свечи не делали, в сборах помощи солдатам не участвовали. Единственное – адресно собирали деньги пострадавшим от войны и оставшимся без домов мирным людям.
Благочинный (так называют помощника епископа в определенном районе. – Прим. ред.) пытался меня "вразумить", намекал на возможное лишение сана.
После одной из проповедей ко мне подошел полицейский, очень деликатно попросивший больше не говорить [о войне], так как иначе мной займутся "ребята из ФСБ". Он признался, что согласен со мной, но опасается так выступить сам, потому что сразу пойдет по этапу. Сказал, что сейчас 1937 год в отношении несогласных с политикой Кремля.
Из-за осуждения преступной войны половина прихода ушла, может, больше. Думаю, и доносы были. Но – и это действительно чудо – им не давали ходу. Однажды два бывших пономаря (церковнослужители. – Прим. ред.) пошли в епархию с жалобой на меня. Там был вопрос по строительству храма, которое навязал митрополит Григорий (глава Кубанской митрополии в 2021-2023 годах. – Прим. ред.), думаю, и о проповедях они тоже хотели рассказать. Их просто не пустили к архиерею.
– Когда же последовала реакция?
– После подписания петиции в поддержку запрещенного в служении известного московского священника Алексия Уминского. Я не стал скрываться и подписал ее полным именем, с должностью настоятеля. Спустя несколько дней позвонили из епархии, а туда из патриархии с указанием разобраться.
Разговор начали аккуратно, предложили отозвать подпись: "Отец Андрей, некоторые священнослужители жалуются, что их добрые имена попали в этот список [подписантов]. Наверное, и вы там оказались случайно?" – намекал звонивший. Я подтвердил, что подписал петицию лично и согласен с отцом Алексием (он отказался читать молитву "о Святой Руси". – Прим. ред.).
Я не стал ждать репрессий и подал прошение о переводе за штат с правом перехода в другую епархию. Пытался уйти тихо, без резонанса. Тем более что матушка в последнее время болела, и смена климата могла сказаться благотворно – был подтвержденный медиками повод. Мне не дали такой возможности. В течение месяца неоднократно звонил, но каждый раз мне отказывали в аудиенции митрополита.
В конце концов стали откровенно смеяться: когда решим, что с тобой делать, тогда и узнаешь. Для епархиального руководства священник – это крепостной, быдло, не имеющее никаких прав. Но я давно стал свободным человеком.
После этого понял, что по-мирному не получится. Набросал на листочке мысли, чтобы объяснить людям причину ухода и на воскресной службе 18 февраля обратился к общине. Прощаться с приходом, где прослужил почти четверть века, было тяжело.
Реакция людей оказалась разной. Несколько вылетели как пробка из храма. Другие стояли ни живые ни мертвые. После литургии вышел к ним, многие плакали, обнимались на прощание, просили помолиться о них и благодарили за все. Говорили, что для них это трагедия. На следующий день меня уже не было в России.
– Что произошло дальше?
– Прибежал благочинный, приехали из епархии. Я подготовился к уходу, поэтому все документы, бухгалтерская отчетность и платежи были готовы. Даже юрист епархии признался, что вряд ли найдет другой приход, где бухгалтерия в таком порядке. Придраться было не к чему.
Что бы ни предпринимали люди из организации РПЦ, я остаюсь священником
По традиции РПЦ на церковный суд клирика вызывают трижды. Меня приглашали четыре раза. Вероятно, хотели замять это дело, не придавать огласке. Поэтому и я не выступал до вынесения 4 июня решения о запрете в священнослужении с публичными заявлениями.
В конце концов придумали совершенно формальный повод о том, что я самовольно оставил приход. Это не так, я потому что за месяц до ухода подал соответствующее прошение, которое демонстративно игнорировалось.
Помимо меня Екатеринодарскую епархию покинули протодиакон Георгиевского храма Краснодара Георгий Кустанов и настоятель храма Успения Пресвятой Богородицы в станице Васюринской иерей Константин Ткаченко. Они уехали из России, не делая громких антивоенных заявлений.
– Где вы сейчас живете?
– Не хотел бы говорить, чтобы ребята с ледоколом в руках не пришли. После отъезда один из знакомых посоветовал: "Батя, надевай двойные перчатки!" – "Почему?" – "Чтобы "Новичком" случайно не отравили".
– Как на ваше прощание с паствой отреагировали знакомые кубанские священники?
– Можно грубо скажу? Духовенство в основном ж...лизы. В этой среде очень развиты сексотство (сокращение от "секретный сотрудник". – Прим. ред.) и доносы друг на друга. Поэтому в последние годы я немного общался с другими священниками, их можно пересчитать по пальцам одной руки.
– Вы сообщили, что намерены обжаловать решение церковного суда, обратившись к константинопольскому патриарху Варфоломею.
– Да. Такое обращение уже направлено. Сейчас ведутся переговоры, они займут какое-то время. Сама процедура приема священника в другую церковь небыстрая, второй стороне нужно внимательно изучить меня и мои доводы.
Но в прощальной проповеди в храме я сказал, что мыслю себя священником. Что бы ни предпринимали люди из организации РПЦ, я остаюсь священником, считая их решение нелегитимным. Поэтому надеюсь, что буду принят в штат Константинопольской церкви.
– Что должно произойти – и возможно ли это, – чтобы вы вернулись в РПЦ?
– Чудо. Чтобы члены поместной церкви начали мыслить головой. Причем все – от предстоятеля до миллионов прихожан. Пока предпосылок к этому я не вижу. Но не исключаю, что такое произойдет. Мы же говорим о церкви, Господь может явить себя, очистив ее.
- Ранее в этом году Вселенский патриарх Варфоломей восстановил в сане выступивших против войны с Украиной московского протоиерея Алексея Уминского и протодиакона РПЦ Андрея Кураева. По словам последнего, всего после 24 февраля 2022 года из-за угрозы преследования Россию покинули около 50 священнослужителей-пацифистов.