В пресс-центре "Новой газеты" правозащитники обсудили способы борьбы с радикализацией на Северном Кавказе и предложили свои методы профилактики этого явления.

Одинокие волки

"Мы наблюдаем серьезное переформатирование подполья, – заявил старший научный сотрудник МГИМО Ахмет Ярлыкапов. – Если до этого мы имели достаточно оформленное подполье людей с боевым опытом, то исход [боевиков на Ближний Восток], длившийся 6 лет – с 2011 по 2017 года – буквально высосал из Северного Кавказа всех, кто имел практический опыт работы в подполье. И фактически оставил это поле без людей, которые имели четкие связи с Ближним Востоком не только в финансовом, но и в организационном плане".

В 2017-м в России столкнулись с феноменом "одиноких волков", хотя по сути это все те же террористические сети – небольшие, но достаточно организованные, отметил исследователь.

По его мнению, хотя финансирование боевиков прекратилось, сохранился системный кризис внутри страны, который подпитывает радикализацию. Сохраняется тенденция и к омоложению радикальной среды, отхода на второй план "терроризма бедных". "[Сегодня] это люди, которые получили образование, имели перспективы, внешне успешные люди", – описывает Ярлыкапов.

Люди, поддающиеся радикальным идеям сейчас, умеют рефлексировать, а вербовщики знают, как с ними работать, заключил он.

Политизированная профилактика

Директор Центра анализа и предотвращения конфликтов Екатерина Сокирянская представила свой доклад "Можно ли предотвратить новые волны радикализации на Северном Кавказе?": "Самая масштабная работа по профилактике развернута в Чечне, но ее критикуют за сильную политизированность, прямолинейность, формальный характер, полное отсутствие креатива. Большое внимание уделяется восхвалению Рамзана Кадырова, попыткам запугать молодежь и взять ее под контроль".

Читайте также Малая кровь

В других республиках профилактика идет мягче, говорит Сокирянская. Власти Дагестана делают упор на идеологической работе (совместно с патриотическими организациями), в Ингушетии имамы, включая умеренных салафитов, могут вести проповеди в мечетях, в том числе озвучивать аргументы против экстремистской группировки "Исламское государство". Кабардино-Балкария – единственная республика, где была создана министерская должность для координации профилактики радикализации.

Однако проблемы остаются, ведь работу по профилактике власть доверяет прежде всего провластным объединениям и традиционным религиозным лидерам, связанным с Духовными управлениями мусульман, которые не пользуются авторитетом у молодежи, замечает Сокирянская.

Безработица и коррупция – почва для радикализма

По мнению руководителя программы "Горячие точки" ПЦ "Мемориал" Олега Орлова, весь вопрос – удастся ли добиться снижения факторов, способствующих радикализации. "Тут главное – нарушение справедливости. Когда люди ощущают, что справедливость нарушена и в рамках каких-то действенных механизмов восстановить ее не удается, происходит радикализация, – убежден Орлов. – И тут следует второе – права человека. Когда силовые структуры похищают человека, когда происходят пытки, когда фабрикуют уголовные дела – лучших аргументов для пропаганды терроризма предоставить невозможно".

Мемориалец перечислил несколько моделей борьбы с терроризмом: в Ингушетии, например, были созданы структуры, призванные адаптировать бывших боевиков к мирной жизни, работать с их семьями и позволять легально проповедовать тем, кто придерживается "нетрадиционного" ислама.

Чечню правозащитник назвал тоталитарным государством в государстве, где подавлено любое инакомыслие и существует коллективная ответственность за теракты. "Однако раз за разом молодые люди, не имеющие финансовой и организационной поддержки, совершают самоубийственные акты против силовиков", – напомнил он, указав на зреющее массовое недовольство жителей ЧР. Людей раздражает безработица, тотальная коррупция, полное бесправие перед вышестоящим начальством – все это порождает радикализм, добавил эксперт.

Возвращать из Сирии будут только детей

Редактор отдела спецпроектов "Новой газеты" Елена Милашина обратила внимание на то, что в Чечне неуклонно снижается возраст радикалов: если в 2016 году это были тридцатилетние мужчины, то в 2018-м – 11-летние школьники.

"Это не исключение из правил, – настаивает она. – Это напрямую связано с тем, что в 2016-2017 годах чеченская профилактика стала настолько жестокой, что начала распространятся на несовершеннолетних".

Читайте также 11-летний экстремист?

Программный директор Human Rights Watch Татьяна Локшина затронула тему возвращения россиян из Сирии. РФ, признает она, в отличие от других стран, демонстрирует "достаточно хорошую практику возвращения своих граждан". Однако в начале 2018 года программа, благодаря которой в страну вернулись сотни женщин и детей, была приостановлена.

Новый гуманитарный рейс с 30 детьми от трех до пятнадцати лет был организован спустя продолжительное время. По всей видимости, теперь возвращать будут только детей (и то лишь рожденных в России), предположила Локшина.

Она посетовала на то, что для возвращенцев не организованы психологические программы, хотя для дерадикализации это необходимо. "Рамзан Кадыров заявлял, что вернувшиеся из Сирии женщины не должны подвергаться преследованию, но он смог реализовать это обещание только на территории ЧР, троих женщин в Дагестане судили", – напомнила сотрудница Human Rights Watch.