В обороне Украины продолжают воевать добровольческие подразделения из числа сторонников независимой Ичкерии. Корреспондент сайта Кавказ.Реалии побывала в расположении новой группы, которая формируется прямо сейчас.
Зумсо Амаев, военный Отдельного батальона особого назначения (ОБОН), собирает новую группу бойцов для разведывательно-диверсионной работы. Сам ОБОН остается в подчинении министерства обороны Ичкерии, в Украине подразделение воюет в составе Иностранного легиона.
Военный по имени Зубейр руководит базой под Киевом, куда направляются новые добровольцы, желающие вступить в группу Амаева. Большинство из них – его личные знакомые, земляки, которые сначала участвовали во второй войне в Чечне, а затем воевали в Сирии – против войск поддержанного Кремлем президента Башара Асада.
К ним относится и 37-летний Зубейр. Его дом в Чечне местные власти сожгли в 2005 году, когда стало известно, что брат бойца стал участником подполья. Родителей изгнали из республики, сейчас они живут в другом регионе.
Чеченским добровольцам непросто оказаться на фронте. Даже если за них готов поручиться лично командир ОБОН Хаджи-Мурад Зумсо, претендентам необходимо пройти проверки, в том числе на детекторе лжи. В группу уже набрали двенадцать человек. Еще полтора десятка не могут попасть в Украину из-за отсутствия необходимых документов.
Зубейр – заместитель Амаева в новом подразделении. В отличие от большинства сослуживцев, он не скрывает лицо и соглашается рассказать дополнительные подробности о себе: приехал в Украину в 2018 году, состоял в ичкерийском батальоне им. Шейха Мансура, в 2022-м перешел в ОБОН.
– Сколько времени занимает проверка бойцов?
– Те, у кого российский паспорт, проходят полиграф за пределами Украины, потом ждут два месяца. Если их кандидатуру одобрили, приезжают сюда. Здесь повторный полиграф, еще через три месяца подписывают контракт. Проверки могут затянуться и на полгода.
Зубейр, ичкерийский боец, Украина
– О чем спрашивают на полиграфе?
– Проверяют, не связан ли человек с российскими спецслужбами, интересуются взглядами на жизнь.
– Как складывался ваш путь с Амаевым в Чечне?
– Я на войне с 19 лет, с 2007 года, под его руководством. Мы действовали в Урус-Мартановском, Ачхой-Мартановском и Шатойском районах, противостояли российской власти. Тогда в Чечне шла партизанская война. На юго-западном фронте Зумсо контролировал операции против федералов.
Иногда мы по речи понимали, что на той стороне чеченцы, накрывали их
В 2012 году вдевятером с товарищами мы вышли в Грузию. Один из нас знал кого-то из местных спецслужб. Нас перевели в Тбилиси. Мы хотели достать оружие и набрать новых людей, помогали оставшимся в Чечне. Пока в Грузии был у власти президент Михаил Саакашвили, они нам помогали. Но когда пришел Бидзина Иванишвили, нас предупредили, что могут передать России.
Тогда мы перешли в Турцию. Вскоре восемь человек из нас поехали в Сирию. Там мы встретили много земляков и знакомых турков, воевавших за нас еще в Чечне.
– Вместе с Амаевым вы были в Сирии в 2014–2015 годах, чем вы там занимались?
– Мы помогали солдатам сирийской народной армии (имеется в виду сирийская национальная армия оппозиции. – Прим. ред.). Они воевали против войск Асада, мы жили в пригороде Алеппо и обучали новичков.
– Было сложно?
– В Сирии был бардак: у новобранцев не было военного опыта, нам не платили зарплату, жили кто чем помог. Бывало, ни у кого из нас не оставалось средств.
У местного сопротивления не было четкой структуры армии. В ее составе были разные группировки, они ссорились между собой, делили территорию и трофеи. Туда проникали сторонники [террористической группировки] ИГИЛ.
Мы не вмешивались в их распри и политику.
Против нас была авиация, а сбивать российские самолеты было нечем, разве что при низком полете – тогда можно было попробовать.
Тем временем в группах ИГИЛ стали говорить, что в их рядах воюют в основном чеченцы. Но я никогда не признавал их методы. У них все время происходили стычки с бойцами народной армии, они воевали вообще против всех.
В какой-то момент там стало невозможно оставаться из-за междоусобиц внутри группировок. Зумсо попытался уплыть морем, но его лодку атаковали, а его самого арестовали на острове в Греции.
Я же в 2016 году вернулся в Турцию, попался там как нарушитель границы, отсидел несколько месяцев в тюрьме и через Дубай и Марокко прилетел в Украину. Спустя некоторое время попал в батальон имени Шейха Мансура.
– Вы воевали на востоке Украины?
– Да. Тогда шли перестрелки с сепаратистами "ДНР". Они держали фронт, очевидно, чтобы подготовиться к большому вторжению. С 2018 года я был в Мариуполе вместе с Хаджи-Мурад Зумсо (ныне командир ОБОН) в батальоне Шейха Мансура. Когда в 2022 году Ахмед Закаев решил создавать министерство обороны Ичкерии, мы пошли в ОБОН.
После начала полномасштабного вторжения России были в Броварах под Киевом, потом на херсонском и харьковском направлениях и в Бахмуте. Мы ведем разведывательную, диверсионную и штурмовую работу, участвовали в рейде в Белгородскую область. Там, помню, взяли в плен [российского] солдата и передали украинской разведке.
– С каким настроением вы идете в бой?
– С настроением отомстить.
– Где, по вашей оценке, было больше всего потерь со стороны России?
– У России хватает "мяса" в бой закидывать. Под Харьковом они взвод закинули, сто человек, почти всех их убили. Выжившие отходили, за ними закидывали новый взвод. И так каждый день – по три раза на каждой позиции.
Это напомнило мне Чечню. Когда нас штурманули федералы первый раз, в 1994 году, у них было много убитых. Наши командиры побоялись, что чума начнется из-за трупов, и остановили войну, чтобы тела забрали.
– Сейчас вам сложно воевать?
– Здесь не так тяжело, как в Чечне. Если ранят, можно лечиться. Дома, если солдат получал ранение в живот, он не выживал. Здесь санитары быстро забирают раненых. Если нужно, из Киева отправляют медицинский вертолет.
– Вы удивились, когда Хусейн Джамбетов из вашего батальона перешел на сторону кадыровцев?
– Нет. Он и до этого вел себя высокомерно, у него были замашки кадыровца, например, он боялся говорить что-то плохое про Кадырова. Джамбетов стремился к власти, хотел стать известным командиром.
До того как предать нас, он попросился с Донбасса на херсонское направление, где было поспокойнее. Там он взял отпуск и уехал в Европу. Он большой фантазер. Нам говорили, что он собирает какую-то свою партию.
Война – первые моменты моего детства, которые я помню
Потом он на некоторое время исчез. Как мы узнали, он связывался с [командиром специального полка полиции имени Ахмата Кадырова] Замидом Чалаевым. Тот ему что-то пообещал, и спустя время Джамбетов уехал в Россию.
В Чечне он сдал некоторых наших бойцов. Теперь их родственников дергают на допросы или пытаются принудительно отправить на войну.
– Вы встречаете кадыровцев в бою?
– Когда идет бой, бывает, что между нами метров пятьдесят в лесу. Иногда мы по речи понимали, что на той стороне чеченцы, накрывали их. Да, может, там и родственник попадался, но что поделаешь.
Мы знаем, что в Чечне ловят парней и насильно отправляют на войну. Например, один попросил у друга машину и оставил там банку пива, а это уже криминал. Тогда этого человека проверяют и забирают [на фронт].
Кстати, кадыровцев быстрее всех обменивают. У [приближенного Рамзана Кадырова, депутата Госдумы от Чечни] Адама Делимханова есть подручный, который занимается обменами. Когда россияне берут пленных украинцев, кадыровцы приходят и покупают их по двести долларов за каждого, а потом сами обменивают.
***
С корреспонденткой сайта Кавказ.Реалии согласились поговорить еще два бойца нового подразделения Зумсо Амаева. Один из них – Самад. Он пытался присоединиться к ОБОН с прошлого года, для этого приезжал из Польши и прошел полиграф во Львове. Но правила приема изменились, Самаду пришлось выехать из Украины. В Польше его задержала необходимость продлить документы для пребывания. В этом году он снова приехал в Киев.
– Я много лет знаком с Зумсо [Амаевым], был с ним в Сирии и хочу присоединиться к его отряду теперь. Сейчас я уже прошел все проверки и жду решения.
– Какие документы нужны, если хочешь приехать воевать?
– Желательно европейские. Лишь бы не российский паспорт. Первый раз я въехал именно по нему лишь по договоренности с военными. Паспорт истек. Второй раз въехал по польским документам. У меня еще есть паспорт Ичкерии, который я получил от представителя [главы правительства Ичкерии за рубежом Ахмеда] Закаева.
– Вы из Грозного?
– Да. Война – первые моменты моего детства, которые я помню. Я проводил ночи в подвалах из-за российской артиллерии. Мы с семьей постоянно переезжали в другие села в республике, где к тому моменту еще не шли боевые действия. С начала 2000-х годов живем в Польше.
– В чем цель вашего участия в войне?
– И в Сирии, и в Украине у меня одна цель – моя родина. Даже в детстве, в шесть-семь лет, я уже к этому стремился, всегда болел за наших.
Свое государство – это независимость своей земли. А об остальном договорятся политики, я в этом не разбираюсь, я делаю то, что от меня требуется, и то, что я умею.
Воевать нужно – другого языка Россия не понимает, переговоры не работают.
***
Еще один боец новой группы Зумсо Амаева – Билал. Он живет в Украине с 2006 года, до этого участвовал в сопротивлении российским властям в Чечне.
– В 2006 году я понял, что силовики в Чечне обо мне знают, кто-то меня сдал. Я был вынужден выйти из горного Шатойского района, меня преследовали кадыровцы.
Я перебрался в Украину, так как тут были хорошие знакомые, затем планировал уехать в Европу, потому что во времена [президента Виктора] Януковича меня и здесь начали преследовать. Но обошлось. А другим не повезло: некоторых чеченцев выдали России.
Думаю, украинцы в будущем нам помогут оружием и технологиями
Потом я женился на украинке, и, хотя меня звали в Европу, решил, что мне нравится в Украине. Здесь я оказался недалеко от родины, как будто в соседний город уехал. У меня уже был постоянный украинский вид на жительство. Я работал на производстве.
Когда Россия забрала Крым, я не верил, что это мелкий конфликт. Понимал, что со временем война обострится. Но тогда я не шел воевать, был в сомнениях. Моих земляков продолжали выдавать России даже после начала войны на Донбассе. Среди них были и те, кто воевал за Украину.
Я слышал, что кого-то из возвращенных убили, других посадили и пытали, как Тимура Тумгоева. Но это, конечно же, было не при нынешней власти [в Украине], поэтому после начала полномасштабного вторжения России в 2022 году я принял решение, что важно бороться со злом.
– Как отреагировала ваша жена?
– Конечно, она была не в восторге, я не военный человек. Но я могу партизанить, сидеть в засаде в лесных массивах и на дорогах, как раньше в Чечне. Дело правое и мне нравится.
То, что я тут живу, пока мне не помогло с прохождением проверок украинской разведки. Я уже два месяца жду разрешения, чтобы присоединиться к батальону.
Какие цели? Я считаю, что есть шанс подготовить в Украине почву для нашего государства. Надо учиться защищаться. Как раньше – воевать за Чечню, с одним автоматом бегать – сегодня не получится. Надо владеть дронами и другими новым вооружениями.
Всему, чему возможно, мы должны научиться здесь. Думаю, украинцы в будущем нам помогут оружием и технологиями.
- В Ивано-Франковске – областном центре на западе Украины – открыли мемориальную доску в честь первого президента непризнанной Чеченской республики Ичкерия Джохара Дудаева.
- В настоящий момент известно о шести ичкерийских подразделениях, воюющих на стороне Украины. Это батальоны имени Шейха Мансура и Джохара Дудаева, ОБОН, "Бешеная стая", SOG (Специальная оперативная группа) и батальон имени Хамзата Гелаева.
- Служившие в российской армии уроженцы Чечни взяты в плен в Курской области во время прорыва украинских войск. Опрошенные сайтом Кавказ.Реалии военные аналитики подтверждают: кадыровцы действительно часто остаются в отдалении от линии боев.