В российской прессе с завидной регулярностью появляются новости о кавказцах, устраивающих поножовщины в столицах. Еще пишут про бойца Хабиба Нурмагомедова. И на этом, собственно, все. Зато о тех дагестанцах, которые выполняют трудную и зачастую неблагодарную работу, стараются не вспоминать. И зря.

Уроженцу Дагестана Ибрагиму Мукаилову 20 лет, и он – медбрат в Николаевской больнице в Санкт-Петербурге. Парень учится в медицинском колледже и мечтает о карьере анестезиолога-реаниматолога.

В коридорах больницы можно услышать, как персонал сокрушается из-за того, что уже через год юноша закончит обучение и уйдет из клиники. "Что мы без него делать будет?" – расстроенно говорят они.

В интервью "Кавказ.Реалии" Мукаилов объяснил, за что любит свою работу и почему на зло отвечает добром.

"Меня воспитывали так: если человек тебе сделал плохо, сделай ему хорошо. Если бы каждый так мыслил, никто бы не стал вредить другому", – убежден он.

Благо для людей, благо для себя

–​ Ибрагим, вижу, как пациенты, находившиеся в беспомощном состоянии, искренне благодарят вас. Тяжелая у вас работа?

– Не назвал бы ее сложной. Трудной она кажется тем, кто никогда этим не занимался. Я делаю лишь то, чему меня научили в колледже. Все зависит от отношения: мне нравится общаться с людьми, помогать им. Медицина – моя давняя мечта.

С детства хочу выучиться на анестезиолога-реаниматолога. Надеюсь, поступлю в Педиатрическую академию.

–​ Сутками ухаживать за парализованными людьми как минимум непросто.

–​ Есть те, кто считает мою работу неблагодарной. Мне говорили (и не раз!): зачем ты там трудишься, как можешь вытирать и пр.

Но в этом же нет ничего плохого! Я делаю благо для людей, делаю благо для себя! Почему не помогать нуждающимся? Но некоторые твердят, что это грязная работа.

–​ Что в вашей работе самое приятное?

– Видеть, как подопечные восстанавливаются! Это очень-очень здорово. Буквально вчера на поправку пошла пациентка, которая поступила в крайне тяжелом состоянии. Сейчас она уже разговаривает, ей намного лучше. Не скажу, что бегает, но все-таки!

–​ Вы говорите, что вам нравится общаться с пациентами. О чем вы с ними беседуете? У кого-то же после инсульта теряются речевые функции.

– Это процесс наблюдения. Сегодня человек не разговаривает, и ты пытаешься его "расшевелить", помочь ему, а через какое-то время видишь эффект от своей работы.

Врачи назначают лекарства, а мы за ними ухаживаем. Спрашиваем об их самочувствии, уточняем, нужно ли что-то. Бывает, просят покормить. Проверяем их речевые и глотательные функции. Пытаемся удостовериться, что все восстанавливается.

–​ Выздоровление – это, конечно, превосходно​. Но неизбежно, что кто-то умирает.

– Я прекрасно понимаю, что ничто не вечно. Какой бы безупречный уход ты ни обеспечил, если человеку суждено уйти, он уйдет.

Наверное, отпечаток здесь на меня накладывает религия. Осознаю, что в любой момент с каждым может случиться что угодно. Сейчас человек есть, а завтра его нет. Тут уж ничего не поделаешь.

–​ Почему вы вообще решили пойти в медицину?

–​ Лет в 12 определился. Мы с друзьями пытались пересадить органы лягушки рыбе. Опыт оказался неудачным, надо сказать! (Смеется.)

Влияние на меня оказали и родители. Предлагали разные варианты, на кого можно выучиться. Рассматривали и медицину, а мне действительно было интересно это, читал энциклопедии.

Изначально мечтал о хирургии, но сейчас понимаю: к сожалению, туда нереально пробиться. Места по этому направлению передаются едва ли не по наследству, присутствует элемент коррупции.

А анестезиология и реаниматология – это практически весь лечебный процесс. Ты там видишь все, любую травму.

Отражение своих родителей

–​ Вы добросовестно справляетесь со своими обязанностями, в стереотипном же представлении дагестанцы – это те, кто устраивает поножовщины в красных мокасинах. Не обидно?

– Я терпеливый человек. Не привык сразу махать кулаками. Меня воспитали так: выясни сначала причину конфликта, а уже потом разбирайся, кто прав. К каждому можно найти подход.

Самое главное для нас с братом и сестрой – не опозорить родителей, выезжая за пределы дома. Ни один мужчина, которого достойно воспитали родители, не захочет опозорить их. Ведь мы – отражение своих отцов и матерей. Те же, кто участвует в массовых драках и перестрелках, не уважают своих родителей.

И еще: пророка Мухаммеда описывают как человека с хорошим нравом. Если бы каждый пытался ему подражать, думаю, конфликтов бы не было.

–​ Однако они случаются.

– Наверное, в них участвуют люди, которые немного ушли из религии. Я знаю: просто так цеплять человека неправильно. Нас в исламе учат, что терпение будет вознаграждено ("и только тем, которые терпели и творили добрые деяния, уготованы прощение и великая награда").

И здесь не могу снова не сказать о родителях. Они меня воспитывали так: если человек сделал тебе плохо, сделай ему хорошо. Если бы каждый так мыслил, никто бы не стал вредить другому.

–​ Как заставить себя сделать человеку хорошо, если он тебе насолил?

– Человек не должен заставлять себя делать хорошее, он просто должен уметь это делать. Достаточно промолчать и не оскорблять в ответ.

Люди периодически пытаются прикрываться религией, утверждая, что ислам нам чего-то не дозволяет. Недавно, например, преподаватель в колледже спросила меня: "Это правда, что вашим мужчинам религия запрещает наводить порядок в комнате?" Но кто такое сказал? Ислам, напротив, призывает нас помогать своим женам, сестрам и матерям. Наша религия говорит о чистоплотности и порядке.

Да, есть ограничения: в медицине нам нельзя патологоанатомами работать, поскольку запрещено вскрывать трупы, это считается осквернением тела. Но не надо доводить до абсурда.

–​ Вы успели поработать в Центре Бехтерева, который специализируется на лечении алкоголиков и наркоманов. Трудно пришлось?

–​ Работа там ничем не отличается –​ мы старались помочь таким же людям, просто их болезнь немного отличается от обычных недугов.

В исламе запрещено употребление дурманящих веществ, но не возбраняется помогать другим избавиться от такой зависимости. Важно помнить: все в первую очередь люди.

–​ Возвращаясь к концепции "добра в ответ на зло". Сталкивались ли вы с националистическими выпадами в свой адрес? Может, от пьяных пациентов в Бехтерева доводилось что-то оскорбительное слышать?

– Конечно, такое случалось (и очень часто), но опять-таки мы обязаны отдавать себе отчет в том, что это – больница, люди там совершенно разные. Мы должны быть готовы к таким ситуациям. Лично я относился к этому спокойно, т.к. понимал, что оскорбляют не потому, что им так хочется, а возможно, в состоянии аффекта. Надо учитывать состояние здоровья пациентов.