"Будут расти всевластье и вседозволенность силовиков". Итоги года на Северном Кавказе

В конце декабря правозащитный центр "Мемориал" (в РФ организация внесена в список иноагентов, но не согласна с этим) опубликовал бюллетень "Ситуация в зоне конфликта на Северном Кавказе: оценка правозащитников", посвященный событиям этой осени и в значительной части подытоживший 2021 год.

Бюллетень начинается с приговора лидерам ингушского протеста, 15 декабря вынесенного судом в Ессентуках. Всех семерых подсудимых признали виновными в организации насилия на митинге против передачи земель Чечне, который прошел 26–27 марта 2019 года. Зарифа Саутиева, Барах Чемурзиев, Багаудин Хаутиев, Исмаил Нальгиев, Малсаг Ужахов, Ахмед Барахоев, Муса Мальсагов получили сроки от 7,5 до 9 лет колонии. Правозащитники признали их политзаключенными.

В интервью Кавказ.Реалии один из авторов документа, член Совета правозащитного центра "Мемориал" Владимир Малыхин, отметил: приговор касается не только конкретного дела в небольшой северокавказской республике, но и отражает общие для страны тренды. Кроме того, он нанес серьезный урон гражданскому обществу Ингушетии. Подводя итоги года, Малыхин также прокомментировал диалог режиссера Александра Сокурова и президента Путина, амбиции Рамзана Кадырова и похищения родственников оппозиционных блогеров.

Владимир Малыхин

– Большая часть бюллетеня посвящена крайне жесткому приговору фигурантам "ингушского дела". Оценку ему, назвав "актом людоедства", уже дали многие российские общественные активисты, политики и правозащитники. По вашему мнению, почему обвиняемые получили такие серьезные сроки?

– Все "ингушское дело" – суды над рядовыми участниками, которые шли с конца 2019 года, суд над лидерами протестного движения – абсолютно политическое. Требовался показательный разгром протестного движения и такие приговоры, чтобы ни у кого не осталось иллюзий.

Массовые протесты в Ингушетии против соглашения о границе с Чечней осенью 2018 года показали, что при ответственном отношении участников и властей к их организации и проведению никакой угрозы общественному порядку они не представляют и силового разгона не требуют. Для федерального центра это ересь: его позиция уже тогда состояла в том, что любая протестная активность – угроза, которую необходимо подавить. С точки зрения федеральных властей, Ингушетия показала остальной стране неправильный и опасный пример.

Когда в марте 2019 года протестные акции возобновились, решили их разогнать силой, а над протестующими устроить показательный процесс. Разгон, впрочем, не удался – атаковавшие митингующих прикомандированные из других регионов сотрудники Росгвардии натолкнулись на вполне предсказуемое сопротивление: на митинге были старики, и молодежь кинулась их защищать. Предотвратить эскалацию конфликта помогли сотрудники отдельного батальона патрульно-постовой службы МВД по Ингушетии, вставшие между конфликтующими сторонами, и некоторые из лидеров протеста, уговорившие молодежь разойтись. Власти не простили этого ни тем, ни другим.

– Накануне вынесения приговора режиссер Александр Сокуров попросил президента Владимира Путина обратить внимание на резонансное дело. Получается, даже обращение к высшей инстанции в стране не гарантирует результата? Обращение к Путину сегодня бесполезно, если силовики уже приняли решение?

– Обращение к Путину может сработать лишь при условии, что Путин с ним по той или иной причине согласится. Здесь же этого не было – решение по "ингушскому делу" о подавлении гражданской активности в Ингушетии принято если не на самом верху, то очень близко, и если не по инициативе лично Путина, то в полном согласии с проводимой им политикой. В этой ситуации апелляция к нему, разумеется, не поможет – он ведь считает, что все делается правильно.

В своем выступлении Сокуров затронул большой круг проблем, которые серьезно различаются по природе, масштабу, остроте и актуальности. Его можно понять – у него было всего одно выступление и он постарался привлечь внимание президента к максимальному числу проблемных точек. Но это же позволило президенту реагировать на поднятые им проблемы так, как ему удобнее. Про "ингушское дело" он не сказал ни слова, а резкость его ответа показала степень несогласия с Сокуровым. Исполнители "ингушского дела" это видели, и у них не возникло оснований корректировать свою линию поведения.

Путин, в частности, ответил Сокурову, что сепаратистских настроений на Кавказе нет и отделение многонациональных регионов вроде Дагестана чревато очень тяжелыми последствиями. Здесь я в целом согласен с Путиным. Если исключить Чечню – о реальных настроениях ее общества мы можем только гадать, – мне кажется, что сепаратистские настроения в регионе практически отсутствуют. Хотя – и вот тут уже Путин вряд ли со мной согласится – как раз в ходе "ингушского дела" федеральные власти сделали и делают достаточно много для того, чтобы такие настроения там возникли.

– Часть бюллетеня посвящена попытке властей Чечни повлиять на диаспору в Турции. Кадыров продолжает формирование своего образа как "главы чеченцев во всем мире" и одного из лидеров в исламском мире?

– Рамзан Кадыров неоднократно позиционировал себя в качестве покровителя всех этнических чеченцев. Это сохранится и впредь. И это не просто образ – он стремится действительно выступать как лидер всех чеченцев, где бы они ни проживали: в Чеченской республике, на остальной территории России или за пределами страны.

Что касается ислама, то здесь ситуация существенно сложнее. В исламском мире он отнюдь не фигура первой величины, и мне представляется, что он и не претендует. Его активность, периодические яркие выступления в защиту ислама против тех, кто его якобы притесняет, имеют цели в основном внутренние, внутричеченские. Я не исламовед и боюсь ошибиться, но, как мне представляется, Рамзан Кадыров порой трактует исламское учение (как, кстати, и чеченские адаты) весьма вольно и своеобразно. Ислам и адаты в его толковании в созданном им тоталитарном режиме, по-видимому, могут играть роль своеобразной идеологии.

– При этом открытие в Турции обновленного парка в честь первого президента сепаратистской Чеченской республики Ичкерии Джохара Дудаева и оставшееся без ответа эмоциональное заявление Кадырова показали, что реальное влияние главы республики на диаспору не такое, как показывает ЧГТРК "Грозный"?

– В Чеченской республике фактически тоталитарный режим, его СМИ мало отличаются от свойственных такому режиму СМИ. Я полагаю, вряд ли передачи ЧГТРК "Грозный" описывают реальность точнее, чем статьи советских газет 1930-х годов.

Состояние чеченской диаспоры – вопрос очень непростой, делать какие-то обобщающие выводы очень сложно. Диаспора состоит из очень разных людей, живущих в разных странах и в разных условиях. Это и те, кто принимал участие в войнах на стороне непризнанной Ичкерии или признанного террористическим и запрещенного в России "Имарата Кавказ", и их родственники или сочувствующие. То есть те, кто не принял режим, возникший в Чечне по итогам этих войн, или опасался его преследований. Есть и те, кто пострадал от действий федеральных сил или их местных союзников. Есть и экономические мигранты – те, кто уехал за границу в поисках лучшей жизни. Настроения у всех этих людей очень разные.

На первый взгляд, у чеченской диаспоры находится много параллелей с белой эмиграцией 1920-х годов. Как и тогда, чеченские эмигранты оказались выброшены из привычного им окружения, и интегрироваться в новую для них среду удалось не всем. Со временем у многих стала проявляться ностальгия, желание вернуться на родину. Острота же восприятия проблем и угроз, от которых они бежали, наоборот, со временем сглаживалась. А у молодых людей, покинувших Чечню в несознательном возрасте, ее и совсем могло не быть. В то же время с родины поступает информация, что в республике мир, что она быстро восстанавливается и развивается, "жить стало лучше, жить стало веселее". Параллельно власти Чечни, как и власти Советской России после Гражданской войны, начали кампанию по усилению влияния в диаспоре и пропаганде возвращения беженцев в Чечню. Все это вело к росту влияния чеченских властей в диаспоре.

Но есть и противоположный вектор. Чеченцы диаспоры живут не в вакууме – у них есть на родине родственники, знакомые, родственники знакомых, знакомые родственников. В отличие от 1920-х годов обмен информацией с ними не представляет особенных сложностей – интернет, соцсети и мессенджеры позволяют общаться в режиме онлайн. Так или иначе, информация о происходящем в республике – похищениях, пытках, бессудных убийствах, фабрикации уголовных дел и ином правовом произволе – поступает в диаспору. В последние годы появилась целая плеяда очень популярных блогеров и каналов, которые много и убедительно пишут о массовых нарушениях прав человека. Это в первую очередь Тумсо Абдурахманов и телеграм-канал 1ADAT, но есть и другие. Им доверяют – они свои, такие же чеченцы, и они основывают свои сообщения на информации с мест, от непосредственных свидетелей или очень близких к ним источников. И чем популярнее они становятся, тем сильнее это мешает росту влияния Кадырова и его команды.

– Поэтому власти усилили давление на живущих в других странах оппозиционных блогеров через остающихся в Чечне их родственников. С чем это связано? Продолжится ли давление в будущем?

– Как раз с этим и связано – растет их популярность, растет эффективность их противодействия официальной пропаганде, растет их влияние на общественное мнение. Причем не только в диаспоре, как мы говорили, но и в самой Чечне. И чеченские власти воспринимают эти процессы как угрозу.

Сама же практика давления на оппонентов через родственников далеко не нова. Именно так в 2000-е годы власти Чечни вели борьбу с вооруженным подпольем, и эта борьба, с их точки зрения, оказалась очень успешной. Очень широко применялась эта практика и позже. Сам Рамзан Кадыров неоднократно заявлял, что будет привлекать к ответственности родственников провинившихся – неважно, шла речь о террористах или нетрезвых водителях. Угрозы и даже похищения родственников оппозиционных блогеров тоже уже бывали – в частности, о задержании родственников Ахмеда Закаева и угрозах родственникам Тумсо Абдурахманова в сентябре этого года мы писали в бюллетене. В этом смысле ничего нового не произошло.

Масштаб и решительность действий чеченских силовиков в последние дни связана еще и с тем, что иные методы просто не работают. Скажем, давление на родственников Тумсо Абдурахманова оказывали не один год, но толку от этого было немного, Тумсо никуда не делся. Если ты угрожаешь, а тебя не боятся, то в какой-то момент ты должен привести угрозу в исполнение – иначе целевая аудитория поймет, что твоим угрозам грош цена.

Продолжится ли это давление в будущем? К сожалению, да. Более того, возможно, оно примет более серьезные формы, чем просто угрозы. Арсенал воздействия на оппозиционеров у властей Чечни не так уж велик. Впрочем, надо посмотреть, чем закончится нынешнее обострение.

– Северный Кавказ остается "электоральным султанатом"? Что показали сентябрьские выборы?

– Они показали, что едва ли не вся Россия постепенно становится "электоральным султанатом". Например, традиционно считавшаяся оппозиционной Москва, если верить официальным результатам выборов, проголосовала за "Единую Россию".

Если же говорить об общих результатах выборов на Северном Кавказе, как думских, так и региональных, тут никаких сюрпризов не ждали и их не было. Выборы вызвали невысокий интерес – в нынешних условиях общество не очень доверяет их результатам и считает, что от самого голосования они не зависят. Соответственно, и агитационная кампания велась не очень активно, и явка, по сообщениям наблюдателей, была невысока. Это противоречит официальным данным, которые зафиксировали её на уровне более 80% (в Чечне – 94%), но к этому тоже все привыкли. Тем более в этом году голосование проходило три дня, что создало серьезные проблемы для организации наблюдения. Результат – разгромная победа "Единой России" – сюрпризом не стал.

Любопытным стало появление сразу восьми избирательных участков – семь в Дагестане и один в Чечне, где "Единая Россия" набрала менее 1% голосов, а с традиционными "единороссовскими" процентами победили малоизвестные партии. Такие результаты объясняли (в частности, председатель дагестанского избиркома) "технической ошибкой": перепутали строчки и написали не туда. Это объяснение само по себе интересно – получается, человек, заполнявший протокол, во-первых, делал это в одиночестве и указать ему на ошибку было некому, а во-вторых, не очень следил, что и куда он вписывает – зачем, если и так все понятно? В нормальной ситуации конкурентных выборов это сложно себе представить.

– ЕСПЧ по жалобам, в том числе "Мемориала", выносит решения в пользу жертв вооруженных конфликтов и незаконных действий силовиков на Северном Кавказе. В том числе в пользу модератора телеграм-канала 1ADAT. По вашему мнению, остается ли шанс, что Салман Тепсуркаев еще жив?

– Нам совершенно ничего не известно о судьбе Салмана Тепсуркаева, даже на уровне слухов. Но случаи, когда человек, пропавший более года назад, оказался жив, крайне редки – и все они, насколько я знаю, общественного резонанса не имели. А в случае Салмана Тепсуркаева… Учитывая, какую бурю в СМИ и соцсетях вызвало произошедшее с ним, и то, что он действительно имел отношение к телеграм-каналу 1ADAT, я полагаю, что, к сожалению, вероятность увидеть его живым практически нулевая.

– Можно ли говорить, что дальнейшее выдавливание гражданского общества во всех регионах Северного Кавказа усилится? Или это неоднородный процесс в разных республиках?

– Своя специфика в республиках, конечно, есть. Скажем, в Чечне институты гражданского общества уничтожены практически полностью, в Дагестане правозащитные организации и некоторые свободные СМИ пока существуют. До недавних пор они и в Ингушетии существовали, "ингушское дело" нанесло им очень серьезный урон, хотя какие-то остатки былой активности еще сохраняются.

Но федеральный центр очень четко взял курс на, во-первых, подавление всякой независимой гражданской активности, а во-вторых, на унификацию регионов, фактический отход от федерализма и переход к де-факто унитарному государству. Поэтому, к сожалению, да – политика подавления гражданских инициатив будет усиливаться и приводиться к единому заданному Москвой стандарту. Как ответит на этот вызов гражданское общество – посмотрим.

– Какие общественно-политические тренды, исходя из событий осени, будут усиливаться в 2022 году?

– К сожалению, не буду оригинальным, сказав, что не вижу особых поводов для оптимизма в наступающем году. Власти России взяли совершенно четкий курс на силовое подавление любой независимой гражданской активности, имеющей протестный потенциал, и нет оснований полагать, что в 2022 году эта установка будет пересмотрена. Скорее, наоборот – популярность и рейтинги властей падают, стало быть, надо "закручивать гайки". Будут расти всевластье и вседозволенность силовиков. Ситуация в России продолжит постепенно приближаться к той, что наблюдается сейчас в Беларуси.

Тревожно за судьбу остатков гражданского общества в Дагестане – на данный момент это, пожалуй, самая свободная из северокавказских республик. Но общий тренд на подавление понятен, и не факт, что в Дагестане его не расценят как повод покончить с этими остатками свободы. Дело против журналиста независимой газеты "Черновик" Абдулмумина Гаджиева может стать первой ласточкой.

Если говорить о контртерроре и борьбе с вооруженным подпольем, здесь сложилась такая ситуация: само подполье на данный момент подавлено и серьезной опасности не представляет, но разросшимся в ходе борьбы с ним силовым структурам по-прежнему необходимо подтверждать свою полезность. Это значит, будут новые уголовные дела, суды и приговоры, связанные в той или иной форме с террором. В последнее время наметились две тенденции. Во-первых, это массовое возбуждение (в огромном числе случаев надо говорить "фабрикация") уголовных дел о финансировании международных террористических организаций. Во-вторых, это возбуждение уголовных дел об участии в исламистской организации "Ат-Такфир валь-Хиджра", о деятельности которой нет сведений с 1970-х годов, и многие исламоведы считают, что ее сейчас вообще не существует. Все это, полагаю, продолжится и дальше, возможно, появятся какие-то дополнительные составы преступлений, по которым будут также конвейерно возбуждаться дела.

***

Ранее в интервью Кавказ.Реалии член Совета правозащитного центра "Мемориал" Владимир Малыхин рассказал о бюллетене "Ситуация в зоне конфликта на Северном Кавказе: оценка правозащитников. Лето 2021 года" и основных событиях середины 2021 года в регионе.

Накануне Московский городской суд принял решение ликвидировать признанный в России НКО-иноагентом правозащитный центр "Мемориал". С иском в суд обратилась московская прокуратура. Минюст и прокуроры утверждали, что центр "Мемориал" систематически скрывал информацию о выполнении функций иностранного агента, а именно – не маркировал свои публикации. По мнению прокурора, это вызывает депрессию у россиян.

Два дня назад Верховный суд России принял решение о ликвидации Международного историко-просветительского общества "Мемориал".

Против требования властей ликвидировать одну из старейших правозащитных организаций России выступили несколько нобелевских лауреатов, учёные, писатели и музыканты с мировым именем, а также США, Евросоюз и Совет Европы.

Главные новости Северного Кавказа и Юга России – в одном приложении! Загрузите Кавказ.Реалии на свой смартфон или планшет, чтобы быть в курсе самого важного: мы есть и в Google Play, и в Apple Store.