Корпоративная солидарность. ФСБ прячет имена убийц из НКВД

В 2020 году Татьяна Таланкина получила из архивов УФСБ по Псковской области документы о своих родственниках – братьях Анисиме и Алексее Бельченковых, репрессированных в 1938 году, пишет Радио Свобода. Президиум Верховного Совета СССР в 1989 году признал, что их лишили свободы незаконно.

В документах, полученных Таланкиной, обнаружились купюры: имена чекистов, арестовавших и допрашивавших братьев Бельченковых, закрыли бумажками и замазали маркером. Татьяна хочет через суд добиться, чтобы сведения о людях, повинных в гибели ее родственников, были раскрыты. Ей помогают юристы из "Команды 29", которые часто берутся за дела, связанные с произволом спецслужб. Судебное заседание по ее иску назначено на 21 июня.

Братья Бельченковы жили в деревне Гороватка под Великими Луками. До 1917 года были зажиточными крестьянами – имели большой земельный надел, держали бакалейную лавку. В 1930-м были раскулачены, высланы за пределы области, но потом вернулись обратно и в колхоз принципиально не вступали. В феврале 1938 года были арестованы НКВД. Их обвинили в систематической антисоветской агитации, “извращении” принятой в 1936 году конституции и поджоге стога колхозного сена. Через месяц Анисим был приговорен к расстрелу, а Алексей получил 10 лет и погиб в ГУЛАГе.

Имена людей, которые были повинны в этом преступлении, ФСБ решило скрыть. Псковское управление спецслужбы сослалось на статью 7 закона “О Федеральной службе безопасности”, позволяющую не раскрывать данные о ее сотрудниках, хотя сотрудники НКВД СССР 1930-х годов сотрудниками ФСБ России быть не могут.

Ордер на обыск и арест

“Фамилии сотрудников НКВД – неотъемлемая часть той правды о судьбе моих репрессированных родственников, которую я хотела узнать, когда мы обращались в ФСБ. У псковского управления не было никаких правовых оснований вымарывать имена чекистов из исторических документов”, – говорит Татьяна Таланкина.

Добиться справедливости Татьяне помогает ее супруг, московский журналист Игорь Яковлев, изучающий свою родословную. Недавно он рассказывал Радио Свобода историю своего двоюродного деда Иосифа Березы. Есть на его сайте и раздел о трагической судьбе братьев Бельченковых.

Игорь Яковлев ответил на вопросы Радио Свобода.

– Из документов, которые вы получили, вымараны только имена сотрудников НКВД или существуют еще какие-то купюры?

– Кроме фамилий и, кстати, званий чекистов, из протокола обыска у Алексея Бельченкова вымарана фамилия, имя, отчество и год рождения понятой – жительницы той же деревни. А в других документах фамилий третьих лиц просто нет, есть только должности и подписи.

Протокол обыска Алексея Бельченкова

Так, главной "уликой" для обоих дел стали справки из сельсовета, в которых его председатель, видимо, по памяти перечислял, чем семья Бельченковых владела до революции и чем после: сколько десятин земли обрабатывали, сколько коров и лошадей было в хозяйстве и так далее. Эти данные расходятся с тем, что о себе говорили сами обвиняемые. Однако, именно информация из сельсовета оказывается в обвинительном заключении и в выписке из протокола тройки. Не будет большим преувеличением сказать, что, подписывая справку о том, что Бельченковы – кулаки, председатель сельсовета подписывал им смертный приговор.

Анкета арестованного Алексея Бельченкова

Фамилию этого человека из документов узнать невозможно, есть только подпись. Но это к вопросу о делопроизводстве времен Большого террора. Дело Анисима Бельченкова вообще велось один день – 17 февраля 1938 года его арестовали, в этот же день допросили, в этот же день обвинительное заключение было составлено и передано на рассмотрение тройки. Не до фамилий было.

– Почему вы считаете важным узнать имена чекистов, повинных в гибели братьев Бельченковых?

–​ Фамилии чекистов, как, кстати сказать, и фамилия председателя сельсовета, подписавшего свои справки, –​ неотъемлемая часть правды о преступлении. Имена жертв есть, должны быть и имена преступников. Ведь и сама советская власть, реабилитировав Бельченковых в 1989 году, делала это на основании указа президиума Верховного Совета СССР, в первом параграфе которого репрессии 1930–40-х названы "беззаконием". Но кто же творил это беззаконие? Потомки репрессированных имеют право это знать.

В этих архивных следственных делах вообще нет мелочей. Эти несколько страниц отправили на тот свет одного трудолюбивого крестьянина, отца двух несовершеннолетних детей, и лишили свободы, а потом и жизни другого, отца четырех несовершеннолетних, в том числе инвалида от рождения. Эти дела надо рассматривать под микроскопом. Тут все имеет значение. Нужно понять наконец, что человек – не пыль на ветру. Надо внимательно изучать эти дела и делать выводы. От больших цифр легко отмахнуться – сложно себе вообразить 1,1 млн расстрелянных. Совсем другие чувства возникают, когда изучаешь персональное дело каждой жертвы. Это уже не сухая статистика, за цифрами проступают реальные люди.

Мне кажется, что сам принцип открытости рассекреченных документов должен быть незыблемым. Как только государство начинает само определять, что показывать, а что нет, этот процесс становится необратимым. Сегодня они считают себя вправе вымарывать фамилии чекистов, а завтра скажут: довольно вам и того, что вы знаете приговор и дату реабилитации?

Игорь Яковлев

–​ Как вы объясняете нежелание ФСБ предоставить вам эти документы?

– Думаю, что это корпоративная солидарность. Видимо, они искренне считают себя правопреемниками НКВД и защищают таким образом "честь мундира", как они ее понимают. Уверен, что они не одобряют Большой террор, но почему-то считают, что их "коллеги" просто делали то, что должны были делать, а следовательно, никакой ответственности за сломанные судьбы и погубленные жизни не несут. Несут, и современным силовикам полезно было бы об этом помнить.

Показателен в этом смысле ответ военной прокуратуры Псковского гарнизона, куда я жаловался на псковское управление ФСБ. Они говорят: раз эти сотрудники НКВД не были признаны виновными в фальсификации дел и применении незаконных методов расследования, то ФСБ вправе не раскрывать сведения, которые затрагивают их честь и достоинство. То есть прокуратура все-таки понимает, что участие в Большом терроре не может не затрагивать честь и достоинство, но поскольку нет приговора, то можно эту информацию скрывать.

Выписка из протокола Тройки

Конечно, проблема шире. Государство должно не только осудить репрессии, но и в результате какой-то правовой процедуры определить максимально полный список тех, кто эти репрессии проводил. Назвать вещи своими именами. Ведь репрессии – это не стихийное бедствие, как сказал однажды Ян Рачинский.

–​ Есть ли у судебного процесса сверхзадача, помимо предоставления доступа к документам старого уголовного дела?

– Есть, и я вижу ее в том, чтобы не давать государству вообще и ФСБ в частности скатываться к сталинским практикам. Нужно одергивать их, когда они объявляют сталинских палачей своими коллегами. В конце концов ФСБ – не частная лавочка, как и любой другой госорган, она существует на средства налогоплательщиков. Даже по новой Конституции народ все еще является источником власти. Логично, что гражданин идет в суд, чтобы сказать государству: я не согласен, чтобы вы объявляли себя правопреемниками НКВД. Тем более что для этого нет совершенно никаких правовых оснований.

Кстати, о конституционных правах. Анисима Бельченкова обвиняли в "извращении" конституции 1936 года. Он как-то заявил в сельсовете, что по новой (ее только приняли тогда) конституции он как рабочий не обязан платить налог, которым его облагали как единоличника. Кто-то донес, и ссылка на конституцию стала одним из пунктов обвинения.

–​ Можно ли, на ваш взгляд, в сегодняшней России рассчитывать на то, что суд примет решение не в пользу ФСБ?

– Я бы не ставил так вопрос. Решение о том, что ФСБ не является правопреемником НКВД, – это решение не только в нашу пользу, это решение в пользу ФСБ. Приведу простой пример, начальник Управления регистрации и архивных фондов ФСБ России Алексей Васильев входит в состав Межведомственной группы по увековечению памяти жертв политических репрессий. И при этом его заместитель Константин Азолин не нашел в ответе псковского УФСБ никаких нарушений. ФСБ надо определиться, кто прав – начальник или его заместитель.

На вопросы Радио Свобода отвечает юрист Максим Оленичев из "Команды 29", занимающейся этим делом.

– Были ли подобные судебные иски прежде?

– Законом о реабилитации жертв политических репрессий предусмотрено право родственников знакомиться с материалами дел. Это требование архивы МВД и ФСБ более-менее выполняют. Но часто отказывают исследователям в ознакомлении с архивными делами реабилитированных, если не истекло 75 лет с момента создания документов.

Заключение о реабилитации

В нашем деле отказали прямой родственнице в предоставлении полных копий архивных уголовных дел в отношении прапрадеда и двоюродного прапрадеда, что недопустимо. Нам неизвестно, были ли такие дела ранее. При изучении судебной практики аналогичных дел найти не удалось.

– Почему отказ предоставить Таланкиной эти документы без купюр нарушает закон?

– Административный истец имеет право знать, кто те люди, которые по политическим причинам убили ее прямых родственников. Она не заявляет требования о компенсации или привлечении их к ответственности. Она просто хочет знать полную и правдивую историю своей семьи. Отсутствие этой информации причиняет ей серьезные нравственные страдания. Судите сами: родственников убили, государство признало, что лишение их жизни произошло по политическим мотивам, приняло на себя ответственность за такие решения и реабилитировало родственников Татьяны. Но полная информация о том, что, где, когда и при участии каких людей произошло, имеется только у государства, которое со времен Большого террора хранит эту информацию в тайне, предоставляя ее по крупицам.

Закон на стороне Татьяны. Статья 11 Закона РФ от 18.10.1991 N 1761-1 “О реабилитации жертв политических репрессий” прямо устанавливает, что реабилитированные лица, а с их согласия или в случае их смерти – родственники имеют право на ознакомление с материалами прекращенных уголовных и административных дел и получение копий документов.

Никаких исключений в законе нет.

ФСБ поясняет, что фамилии, имена и отчества сотрудников НКВД, проводивших репрессии, – это сведения о деятельности ФСБ, которая не подлежит раскрытию. Но общеизвестно, что Указом Президента РФ от 21.12.1993 №2233 система органов, которые проводили репрессии в СССР – ВЧК – ОГПУ – НКВД – НКГБ – МГБ – КГБ – МБ – упразднена, поскольку, как сказано в указе, она "оказалась нереформируемой". ФСБ берет начало не от НКВД, а от Федеральной службы контрразведки, которая была создана этим же указом, а с 12.04.1995 года переименована в ФСБ – в связи с принятием Федерального закона от 03.04.1995 N 40-ФЗ "Об органах Федеральной службы безопасности в Российской Федерации”.

Нет и не может быть никакого правопреемства органов НКВД и ФСБ, однако Управление ФСБ по Псковской области создает ложную, на мой взгляд, и опасную аргументацию об исторической и правовой преемственности органов НКВД и ФСБ.

Поэтому это дело, которое мы ведем, – о доступе к правде о репрессиях Большого террора, без какой-либо утайки, для конкретной семьи.

– Почему "Команда 29" считает это дело, связанное с событиями давно минувших дней, важным и актуальным?

– Большой террор уничтожил миллионы человек по политическим причинам. Среди них те, кто не были согласны с советской властью, а большая часть людей оказалась оговорена. Ведь властям нужно было исполнять и перевыполнять планы по репрессиям. Человеческая жизнь ничего не стоила. Важно, чтобы объективная информация о том, что происходило в годы репрессий, была доступна обществу, в том числе родственникам и историкам. Это позволит проработать ту травму, которая до сих пор существует в нашем обществе. Без всей правды о репрессиях и раскрытия архивов невозможно понимать до конца, что происходило в 1930-е годы. И невозможно двигаться дальше, понимая, что это не должно повториться.

Закрывая архивы, ФСБ не только лишает родственников репрессированных возможности узнать сейчас всю правду об их судьбе, но и скрывает информацию о репрессиях. Мне непонятно, какой в этом смысл, зачем придумывать поводы, как отказать в предоставлении информации, которая жизненно необходима и хранится только у государства. Пока российское общество не проработает вопрос исторической памяти о репрессиях, сложно говорить о конструктивных отношениях между обществом и государством.

Радио Свобода