Скакуны Кадырова, "иноагенты" и пандемия. Можно ли победить коррупцию в России?

Находящиеся в Европе скаковые лошади главы Чечни Рамзана Кадырова оказались отрезаны от финансирования, после того как их владелец попал в "черный список" Минфина США и санкционные списки Евросоюза. Первыми расследование о незадекларированных доходах с побед скакунов Кадырова несколько лет назад опубликовала "Трансперенси Интернешнл – Россия".

О том, чем закончилась история с расследованием о доходах главы Чечни и как обстоят дела с коррупцией в России, в интервью сайту Кавказ.Реалии рассказал заместитель генерального директора "Трансперенси Интернешнл – Россия" Илья Шуманов.

"Российское право в ограниченной форме"

– Ровно два года прошло с выхода вашего громкого расследования о скакунах Кадырова, которые приносят ему многомиллионные незадекларированные доходы. Вы написали обращения по этому поводу в управление президента по вопросам противодействия коррупции. Что было дальше?

– Несмотря на то что Чеченская Республика является субъектом Российской Федерации, существует особое отношение к ней и ее руководителю, и со стороны Кремля, и со стороны надзорных и правоохранительных органов. Российское право действует там в очень ограниченной форме. Мы, конечно же, написали заявление в администрацию президента, указав то, что сведения о доходах главы Чеченской Республики были представлены недостоверные, но получили отписку, что все корректно и соответствует закону.

Илья Шуманов

Прокуратура тоже, может быть, опасаясь политического резонанса, не отдала должное этому расследованию и не стала проводить собственное. На самом деле вся эта история была достаточно интересной, публиковали мы ее с утра, а поздно вечером получили официальный комментарий, реплику от пресс-секретаря Кадырова, в том духе, что "все в порядке, не волнуйтесь". Думаю, было бы гораздо хуже, если бы не получили никакой реакции.

– Были опасения, когда вы брались за эту тему?

– Да, разумеется, опасения были, мы же видели, чем это порой заканчивается – извинениями или еще какими-то вещами. Это не побуждает к большому количеству расследований в Чечне. Про коррупцию уже все забыли, не тормошат эту тему, потому как для многих людей и так ясно, что там происходит, но кто-то реально опасается заниматься подобными темами. Да и для нас это был неочевидный фокус, расследователям понадобилось какое-то мужество.

"Семейная коррупция"

– Если в целом смотреть на Северный Кавказ, можно ли говорить о некой кавказской специфике коррупции?

– Конечно, Кавказ – это очень традиционалистский регион, где очень консервативное и закрытое общество. Это сообщество людей, которые знают друг про друга очень много, где велика роль семьи. Исходя из этого главный коррупционный паттерн – это конфликт интересов: использование родственных связей для прибыли, назначения родственников. Назовем это семейной коррупцией.

Есть не только клановость, но и трайбализм, то есть когда люди из одного села начинают помогать друг другу. Наиболее ярко это проявляется в исламской среде, где неформальные семейные коммуникации перерастают в нечто большее, в своего рода неформальную экономику. Это мы видим по большому количеству кейсов – с Арашуковыми, Каноковым, можно еще долго перечислять.

Справка: Раулю Арашукову вменяют организацию преступного сообщества. Сыну Рауля, экс-сенатору от Карачаево-Черкесии Рауфу Арашукову предъявлено обвинение в двух эпизодах организации убийства по предварительному сговору из корыстных побуждений, давлении на свидетеля и участии в преступном сообществе. Экс-глава Кабардино-Балкарии и сенатор от региона в Совете Федерации Арсен Каноков занимает 185-е место в рейтинге богатейших бизнесменов России по версии журнала "Форбс".

– Но тут некоторые могут возразить, что это же традиции, которые невозможно изменить. Сотни лет люди живут именно таким образом. Как вы считаете?

– На самом деле нет. Вот пример – выходец с Кавказа, попадая в какую-то другую среду, сначала старается найти земляков, но если не получается, то происходит достаточно быстрая ассимиляция, то есть человек принимает существующие правила игры.

Но и не должно быть цели переломить традиции. В тесных семейных узах есть и обратная сторона: они помогают людям выживать, а обществу – стабильно функционировать. В этом самом по себе нет ничего плохого, ведь есть мусульманские страны с крепкими традиционалистскими ценностями, где коррупция гораздо ниже, чем в российских регионах Северного Кавказа. Преодолеть это можно, как бы банально это ни звучало, прозрачностью и выполнением тех правил и норм, которые уже есть в России.

"Подавить и угнетать"

– Недавно Госдума приступила к рассмотрению поправок в закон, касающийся некоммерческих организаций, выполняющих функцию "иностранного агента". "Трансперенси" уже давно в этом списке. Вы понимаете, как на вас могут отразиться эти нововведения?

– Да, "бешеный принтер" продолжает печатать. В каком виде законопроект дойдет до третьего чтения, одному Богу известно: как он будет доработан, какие нормы из него уберут, а какие поправят. В текущем состоянии это репрессивный законопроект, направленный на совершенно необоснованные ограничения для граждан Российской Федерации. Он не касается каких-то иностранцев или людей с кипрскими паспортами, которых полно в российской власти, а ударит по обычным россиянам. Притом что это люди в основном с не очень большими доходами и со слабым политическим влиянием.

Люди, делающие свое дело, часто это представители некоммерческого сектора, которые не имеют никакого отношения ни к политике, ни к правозащите. Просто они вовлечены в международную инфраструктуру, где существуют институты, которые регулярно выдают гранты на те или иные исследования и проекты. По сути, ограничивая своих граждан в получении этого финансирования, российское государство отрубает себе руку. Теряются те возможности, которые могли бы давать международные институты для развития России. Вместо этого занимаемся воспроизводством законов, похожих на те, что действовали в 30-х годах в Германии. Тогда это ни к чему хорошему не привело.

– Какова тут конечная цель – извести на корню иностранное финансирование некоммерческих организаций?

– Думаю, что не искоренить, но подавить и угнетать. Если бы хотели запретить, могли бы сделать как в Беларуси, где любой грант должен пройти через министерство, которое его одобряет или не одобряет. А это полное обезглавливание третьего сектора, уход его в тень, что приведет к перерастанию в неформальную и неконтролируемую государством область. То есть появится целый сектор, который будет коммуницировать с внешними акторами, с международными институтами, иностранными коллегами, но государство об этом знать уже ничего не будет.

Для того чтобы здоровое общество функционировало, нужны здоровые институты. В частности, общественный контроль, а если организаций, которые занимаются этим, становится меньше, то контроль ослабевает. Есть, конечно, имитационные институты, которые порождает сама власть, но тут, разумеется, о независимой системе контроля и речи быть не может. Тот же травоядный "Общественный народный фронт" получал по рукам, когда они начинали критиковать каких-то губернаторов. В такой форме общественный контроль выглядит абсурдно.

Законы "для своих"

– Как повлияла пандемия на коррупцию? Появились ли какие-то новые схемы, механизмы, лазейки?

– Пандемия стала одним из триггеров для коррупционных моделей. Некоторые вещи, которые раньше были не совсем очевидны, во время распространения коронавируса стали очень хорошо проявляться. Например, в госзакупках прописаны отдельные положения, которые в период пандемии дают право заказчикам закупать без конкурса. Соответственно, туда стали включать все, начиная от ручек и заканчивая вертолетами.

Большие деньги и модели уже политической коррупции проявились в сфере протекционизма, когда государство старалось помочь различным компаниям. Мы посмотрели, как работали лоббистские практики, изучали критерии, необходимые для получения финансовой поддержки. Мы проанализировали компании, которые могли на нее рассчитывать. И оказалось, что две трети из них – это либо государственные компании, либо принадлежащие семьям чиновников и депутатов. Одна пятая – это олигархи. И совсем небольшая часть, порядка 20%, – это реальный бизнес. Поэтому – все для своих.

– Кстати, про своих. Недавно стало известно о создании в Сочи некой федеральной территории "Сириус" под эгидой фонда "Талант и успех". Один из учредителей этого фонда – друг Владимира Путину, виолончелист Сергей Ролдугин, фигурант "Панамского досье". Что вы думаете об этой инициативе? Не станет ли "Сириус" в итоге отечественной офшорной зоной?

– Создание такого анклава с особыми условиями – это, конечно, предоставление преимуществ. Это пример ручного прописывания законов, где фиксируются отдельные положения "для своих".

Вообще, Россия полностью соткана из противоречий и исключений, на этом и держится. Единая модель федерального законодательства имеет гигантское количество исключений, будь то особые правила организации экономических процессов или разные типы территорий с особыми условиями. Уже созданы по сути две офшорные территории – на острове Русский и в Калининградской области. Сейчас в разных регионах речь идет об особых районах, которые, по идее, должны стать "драйверами роста". Это все подразумевает под собой некоторые исключения из общих правил. Кому хочется платить налоги и в бюджетные фонды, когда этого можно не делать, регистрируясь на каких-то особых условиях? Конечно же, это формирует коррупционный соблазн у людей, которые должны будут это контролировать.

– Но тут можно вспомнить Олимпиаду, которую строили едва ли не по законам военного времени, также с огромным количеством исключений. Но в итоге это повлекло за собой шлейф из коррупционных уголовных дел.

– Автократы очень любят и ценят гиперпроекты, монструозные проекты. Почему? Это сумасшедший объем денег, который необходимо потратить в короткий промежуток времени. И это создает эффект бутылочного горлышка. Что-то проливается, ты не можешь это контролировать, просто нет такой армии контролеров и модераторов, которые могли бы распределять эти финансовые потоки эффективно. Поэтому получаются коррупционные скандалы, когда стоит задача любой ценой построить какой-нибудь олимпийский объект. Не важно, в каких условиях и какие действуют правила.

– Власти, похоже, воспринимают это как своего рода издержки производства. Приходилось слышать такую точку зрения, что "ну что-то там украли, но зато посмотри, что построили!"

– Да, тем более что часть людей, которые занимаются такими стройками, получают иммунитет от преследования. Некоторые, правда, в процессе его почему-то теряют, как мы видели на некоторых олимпийских примерах. Очевидно, что само распределение денег на подобные проекты уже несет в себе коррупционный аспект. Миллиардные контракты отдавались без конкурсов, просто потому, что кто-то якобы имел опыт организации подобных вещей.

– А есть ли какие-то хотя бы приблизительные оценки и методики измерения ущерба. Вот, грубо говоря, на Олимпиаду потратили 50 миллиардов долларов, сколько из них украли?

– Трудно сказать. Коррупция – это социальное явление, которое описывает уголовно наказуемые процессы, его линейкой не измерить. Другое дело, если говорить об эффективности или неэффективности бюджетных затрат, то тут коррупция только составная часть всего процесса.

Мне кажется, что если речь идет о крупных инфраструктурных проектах, то не менее 20% где-то оседает, по всей лесенке от подрядчика до субподрядчика и людей, контролирующих все это. И это вовсе не обязательно взятки или откаты. Это может быть просто подключение нужного подрядчика или компании родственника, который владеет песчаным карьером. Мне кажется, денежные формы коррупции уже перестают быть актуальными, потому что они становятся очень опасны. Есть пример космодрома Восточный, где фигурируют огромные деньги, так вот там воруют с помощью подключения нужных подрядчиков. Вот так сейчас выглядит коррупция: фаворитизм идет на смену традиционным взяткам и откатам.

– Бытует такая точка зрения, что коррупция – это вообще-то и есть истинная скрепа России. Если ее каким-то чудом вытащить, то все рухнет и ничего в стране работать не будет.

– Это позиция ракового больного, который говорит: это опухоль, но это моя опухоль, я буду с ней жить. А то, что она уничтожает тело и то, что нормальное функционирование организма с ней невозможно... Да, как-то государство выживает, но точно ли мы можем говорить о развитии? Конечно же нет: получается неэффективное, неконкурентное формирование, неспособное соревноваться на международном рынке, не способное оказывать те услуги, за которые граждане ему платят. Ну и, разумеется, о коррупции надо говорить не только как о болезни власти, но и в целом как о болезни всего общества. Не может быть так, что общество чистое, а государственные институты все прогнили. Это проблема, которая касается всех и каждого.

– Несколько лет назад вы отметили снижение бытовой коррупции в России. Этот тренд сохраняется?

– Сохраняется, это естественное явление. Потому что часть государственных сервисов становится цифровыми, и человек перестает общаться с чиновниками напрямую. Это ведет к снижению бытовой коррупции. Мы получаем водительские права, регистрацию к врачу через интернет, то есть если раньше за это кто-то платил, то теперь и возможности такой нет.

Наблюдается еще один эффект – снижение толерантности в обществе к коррупции. Если человек один раз получил услугу бесплатно, то потом получить от него за это деньги становится все сложнее и сложнее. Ну и рост гражданского самосознания тоже есть. Единственное, чего нам не хватает для того, чтобы выйти на путь очевидного прогресса, – так это необходимость самим платить налоги. Не через агента, которым является наш работодатель, а самостоятельно подавать декларацию, отчитываясь о своих доходах и расходах. Тогда мы чаще будем задаваться вопросом, на что они идут.

***

Госдума одобрила в первом чтении законопроект, описывающий статус федеральных территорий. В нем говорится о создании первой подобной территории в посёлке городского типа Сириус в Имеретинской низменности в Сочи, где проходила Олимпиада 2014 года. Ее основой будет детский центр "Сириус", созданный шесть лет назад по инициативе Владимира Путина.

Центр "Сириус" в Сочи был основан фондом "Талант и успех", среди учредителей которого – виолончелист, президент Санкт-Петербургского дома музыки и друг Владимира Путина Сергей Ролдугин. Его имя упоминается в расследовании международного Проекта по расследованию организованной преступности и коррупции (OCCRP). Там утверждают, что один из некогда крупнейших российских инвестиционных банков "Тройка Диалог" участвовал в схеме, посредством которой были "отмыты" около 9 миллиардов долларов, и Ролдугин был одним из тех, кто использовал эту схему, раскрытую юристом Сергеем Магнитским, впоследствии умершим в московском СИЗО.