30 июля в летнем кинотеатре "Пионер" в московском Парке Горького прошел специальный показ документальных фильмов Александра Расторгуева. В годовщину гибели известного режиссера-документалиста и его коллег Орхана Джемаля и Кирилла Радченко в "Пионере" показывали три картины Расторгуева: "Чистый четверг" (2003) о буднях российских солдат на чеченском фронте, короткометражный фильм "Последний день" (2018), снятый Александром для Радио Свобода – о протестах в Армении, и незавершенный проект "Прошло три года" (2018).
Президент кинофестиваля "Артдокфест", кинорежиссер и продюсер Виталий Манский был одним из тех, кто открыл для широкой публики имя молодого режиссера из Ростова-на-Дону Александра Расторгуева.
– Это было примерно лет двадцать тому назад. Я увидел его картину "Твой род". Не могу сказать, что она меня как-то особым образом потрясла или произвела какое-то сверхвпечатление, но вместе со знакомством с Сашей я почувствовал в этом человеке глубину и человеческий потенциал, который обещал многое. В рамках этих ощущений в дальнейшем я предложил ему поучаствовать в одном проекте, из которого, в конечном счете, стали рождаться те фильмы, которые меня действительно поражали своим погружением в пространство. Я сейчас говорю о фильмах "Гора" и "Мамочки". И уже потом, когда мы сделали две картины вместе, стало набухать ощущение, что он может сделать какое-то большое кино. И мы стали подходить к фильму "Дикий дикий пляж" .
– Насколько сложно было работать с Александром Расторгуевым?
– Саша, конечно, был очень сложный человек, потому что простой, податливый, компромиссный человек не в состоянии сделать то кино, которое делал Расторгуев. И это полностью отражено в его лучших картинах.
– Когда он ушел на проект "Срок", который к документальному кино имел очень опосредованное отношение, как вы отнеслись к этому как продюсер?
– Отрицательно. И всегда, когда мы встречались, я говорил Саше, что он занимается не тем, что ему спущено свыше. Конечно, фильм "Срок" мог сделать целый набор талантливых профессиональных кинематографистов, и совсем необязательно, чтобы это был Расторгуев. Впрочем, как и почти все его фильмы после "Дикого пляжа", я бы отнес эту работу к необязательным. Они замечательные, они интересные каждый по-своему, но это кино, которое можно было не делать. Как можно было не ехать в Центральноафриканскую Республику уж точно – не расторгуевское это было дело. Но жизнь заново не проживешь, а тем более вернуть ее назад тоже невозможно.
– Как вы думаете, почему, отправляясь в ЦАР, Александр Расторгуев согласился взять контакты фиксера у человека из пригожинского агентства ФАН?
– Я не думаю, что вообще эти вопросы были в Сашином поле зрения. Полагаю, этим занимались другие люди. А Саша ехал за каким-то, я думаю, фаном, за какой-то удачей, за каким-то интересом, за каким-то, может быть, даже экономическим аргументом, который для него всегда был... Не то что он ради денег что-то делал, но ему нужно было каким-то образом существовать. Мне кажется, он иногда вписывался в какие-то работы, в которые мог бы не вписываться. Насколько я знаю, он, в конечном счете, не получил ни разу поддержки государства в лице Министерства культуры, ни на одну свою картину! Деньги, которые государство выделяет на поддержку кинематографа, а Расторгуев был именно человеком большого кино, – они всегда проходили мимо Саши, потому что он не вписывался в эти казенные, сухие и очень неперсонифицированные государственные каналы. Ему приходилось зарабатывать для существования, и я думаю, что часть работ в своей жизни он брал на себя в том числе и из соображений заработка.
Друг и соавтор Александра Расторгуева режиссер Павел Костомаров старался отговорить его от поездки в ЦАР, предчувствуя беду, и даже договорился о новом проекте, работу над которым Расторгуев должен был начать по возвращении из Африки, но не случилось.
– Как вы познакомились с Сашей?
– Это было на фестивале "Россия" в Екатеринбурге, куда я приехал с фильмом "Трансформатор". А Саша привез туда свой фильм, по-моему, "Мамочки".
– Что вас зацепило в Саше по-человечески и профессионально?
– Всё было немножко по-другому. Все сирые и убогие документалисты, которые были на этом фестивале, начали меня отговаривать от дружбы и от общения с ним, говоря, что он ужасный человек. Меня это неприятно поразило, но стало интересно. Тогда я подошел к Саше и сказал: "Слушай, тут говорят – ты ужасный человек и с тобой нельзя разговаривать. Давай поговорим об этом". Он пошутил: "Да-да, слушай их, они правы, ни в коем случае не подходи ко мне". В общем, мы стали ржать, дальше как-то весело обсуждали кино и подружились. Потом я приехал к нему в Ростов в гости, просто потому, что у меня была большая потребность продолжить общение. Мне его не хватало. Это была такая влюбленность с первого взгляда, когда ты врываешься в человека и чувствуешь его огромное притяжение. Это чувство родного. Оно возникло сразу в общении, в разговоре, во взглядах, в шутках...
"Последний день": фильм о революции в Армении, снятый Александром Расторгуевым для Радио Свобода
– Для творческих людей, а тем более людей талантливых и самостоятельных как творческие единицы, совместная работа складывается не всегда просто. Как вы уживались вместе с Расторгуевым в творческих проектах?
– "Я тебя люблю", "Я тебя не люблю" – это лучшие фильмы, к которым я причастен, и лучшее творчество, в котором я участвовал. Мы просто не соизмеримы по масштабу. Я был младшим счастливым братом, которого старший брат вел куда-то и показывал ему какие-то невероятные вещи из большого мира. Вот и все! Это содружество и сотворчество. А дальше я стал заниматься игровым кино, и мы уже не работали вместе.
– Когда он собирался в ЦАР, вы знали, куда и зачем он едет?
– Я знал, что он едет в ЦАР, и отговаривал его от этого. Тут нашлись другие дела в Москве, и была возможность начать игровой проект. Он встречался с продюсером – моим хорошим знакомым, и все было бы иначе, если бы он туда не поехал: они договорились, что начнут работать, когда он вернется из ЦАР 17 августа. Я отговаривал его, но слабо, не держал за руки, просто говорил: "Не надо этого делать". Я не знал, какая это опасность, какое это место, ничего не знал про Пригожина и про его наемников в ЦАР, но все равно у меня было такое ощущение, что не надо туда ехать. Мы много разговаривали в последние дни о будущих проектах. Но, к сожалению, я сделал очень мало, чтобы предотвратить его поездку в ЦАР.
К годовщине гибели Орхана Джемаля, Кирилла Радченко и Александра Расторгуева центр "Досье", созданный Михаилом Ходорковским, подготовил доклад, в котором содержатся новые данные, касающиеся убийства журналистов. Об этом Радио Свобода рассказал пресс-секретарь Михаила Ходорковского Максим Дбар.
– Из принципиально новых вещей в распоряжении проекта "Досье" оказалась переписка во внутреннем интернет-чате сотрудников компании господина Пригожина. Там они обсуждали и формулировали официальную версию этого преступления, и именно так она впоследствии стала звучать в устах сотрудников МИДа и даже Следственного комитета. Особый интерес представляет то, что версия о неких арабоговорящих бандитах в тюрбанах, которые напали на журналистов, обсуждалась в этом чате еще до того, как был допрошен единственный якобы свидетель этого преступления – водитель Бьенвеню Дувокама. Это достаточно принципиальный момент из того, что удалось получить с момента публикации начальных результатов расследования. По большей части опубликованный доклад посвящен структурированию и обобщению той информации, которую удалось найти. Но я хочу подчеркнуть, что это расследование, а не следствие, и мы не обладаем полномочиями следственных органов, а значит, не можем допрашивать людей, посылать запросы, на которые адресат обязан отвечать, и так далее. Поэтому, конечно же, мы в каком-то смысле уперлись в ту границу, после которой требуются следственные действия людей, которые обладают полномочиями.
"Детство, лето и война": один из последних фильмов, снятых Александром Расторгуевым в рамках сотрудничества с Радио Свобода
– Родственники погибших, в частности, отец Кирилла Радченко – Александр Радченко и вдова Орхана Джемаля Ирина Гордиенко обращают внимание на то, что официальное следствие фактически бездействует. То есть полномочия у них имеются, но они ими не пользуются.
– Официальное следствие формально ведется. Но по тому, что мы видим, скорее всего, стоит задача – замотать это следствие и не прийти ни к какому результату. Мы работаем в контакте с некоторыми адвокатами, которые представляют интересы потерпевших. Эти адвокаты на основе материалов, которые смог найти проект "Досье", просят следствие предпринять некоторые действия – в ответ они получают либо молчание, либо отказ. Хотя эти шаги очевидны, и от следствия никто не просит ничего сверхъестественного.
– Отец Кирилла Радченко говорил, что в Москву для экспертизы были отправлены тела без одежды и, насколько я понимаю, одежду, как и другие личные вещи погибших журналистов, до сих пор не удалось получить из ЦАР. То есть даже этого следствие не может потребовать?
– Там очень странная ситуация: следствие либо не отвечает вообще, либо отвечает "мы не можем". Почему "не можем", совершенно непонятно.
– Говорят, что российские следователи провели в ЦАР три дня за весь год и не успели поговорить с местными свидетелями. А что касается российских граждан, которые там находились в момент, когда произошло убийство?
– Там был вопрос, который ставили адвокаты потерпевших, он касался допроса нескольких российских граждан, которые были в ЦАР и которые, очевидно, либо были причастны, либо располагают информацией о тех лицах, которые причастны к этому преступлению. Однако они не были допрошены с формулировкой, что следствие не видит необходимости в таком допросе. Но это были те люди, с которыми лица, следившие за журналистами, постоянно созванивались, делали по несколько десятков звонков в день.
– Удалось ли расследователям узнать что-либо новое о фиксере по имени Мартин?
– Судя по всему, Мартин никогда не существовал. По крайней мере, человека с таким описанием – голландец Мартин, работник ООН, который находится в городе Бамбари, – не удалось обнаружить, и от его лица с журналистами общался кто-то другой. Единственный человек, который якобы этого Мартина знал, – это Кирилл Романовский, сотрудник пригожинского "Федерального агентства новостей". Никаких следов этого Мартина найти не удалось – нет людей ни с похожим именем, ни с похожей фамилией, такой национальности в Центральноафриканской Республике. Биллинги того телефонного номера, который был предоставлен, показали, что абонент находился совсем в другом месте, нежели должен был находиться. Из этого мы делаем вывод, что от имени Мартина с журналистами общался совершенно другой человек. На это косвенно указывает и требование, чтобы разговоры были только в письменном виде, потому что при устном контакте этот человек мог бы быть разоблачен. Скорее всего, Мартин был изначально придуман для контроля над журналистами и для того, чтобы заманить их в ловушку.
– Журналисты скольких стран были задействованы в расследовании проекта "Досье"?
– Мне сложно ответить вам на этот вопрос точно. Это была очень сложная и долгая кооперация на протяжении года – кто-то принимал участие в расследовании, кто-то помогал обрабатывать информацию, кто-то ее верифицировать. Я думаю, люди из пяти-шести стран совершенно точно участвовали, а может быть, и больше.
– Как вам кажется, мы когда-нибудь узнаем правду об убийстве Джемаля, Радченко и Расторгуева?
– Я думаю, да. О многих вещах можно догадываться уже сейчас, их пока нельзя подтвердить конкретными доказательствами, но я думаю, что мы узнаем правду. Может быть, через год, через два, но в современном мире есть много возможностей, чтобы узнать, что произошло в ЦАР.
Орхан Джемаль, Александр Расторгуев и Кирилл Радченко были убиты неизвестными в Центральноафриканской Республике 30 июля 2018 года. Они снимали фильм о деятельности российских наемников из "частной военной компании Вагнера" для Центра управления расследованиями, который поддерживает Михаил Ходорковский. Спонсором "ЧВК Вагнера" СМИ называют Евгения Пригожина, близкого к Владимиру Путину петербургского бизнесмена.
Документальные фильмы Александра Расторгуева, снятые им в сотрудничестве с Радио Свобода, можно посмотреть на этой странице.
Елена Поляковская, Радио Свобода
