На этой неделе "Сбер" заблокировал счета и доступ к банковскому онлайн-приложению петербургских волонтеров, помогающих украинским беженцам и российским гражданам, живущим на приграничных территориях и вынужденным бежать оттуда из-за войны. Корреспондент Север.Реалии выяснял, насколько сложнее теперь станет работа волонтеров и кто больше всего пострадает от блокировки их карт и счетов.
На минувшей неделе большинство петербургских волонтеров, помогающих украинским беженцам и российским переселенцам с приграничных территорий, обнаружили, что их счета и карты заблокированы. Вскоре выяснилось, что блокировки становятся массовыми и касаются не только волонтеров, но и людей, собирающих деньги на "котиков", на хирургические операции для российских граждан на территории России, и даже людей, делающих обычные банковские переводы другим людям.
Заблокировали карту и сберовский счет и журналистке Галине Артеменко. Она с начала войны активно помогала украинским беженцам – теперь это делать будет гораздо сложнее. Галина помогала тем, кто работал в России и не мог вернуться в Украину, первая семья обратилась к ней в конце февраля.
– Они жили в Петрозаводске, когда это все случилось, приехали в Петербург, ужасно плакали, переживали – границы-то закрылись, и выехать не было никакой возможности, – вспоминает Галина Артёменко.
Таких людей было много, происходящее было ужасно, и нормальный человек должен был реагировать – помогать тем, кому плохо, считает Галина. Но решающим событием для нее оказалось прибытие 500 беженцев из Мариуполя в пункт временного размещения (ПВР) в Тихвине, на Царицыном озере. Она поехала туда с несколькими друзьями, коллегами, активистами "из прежней жизни".
– Мы увидели людей, которые приехали, в чем были, им срочно нужна была одежда. В то лето я очень часто бывала в ПВР, у меня дома ночевали люди, которым нужно было в Петербург – сходить к врачу, например, или переехать в другое место. Потом появились семьи, приехавшие из Украины самостоятельно, я им тоже помогала, они во многом нуждались. Потом люди начали переезжать из ПВР в Сясьстрой, чтобы работать на местных предприятиях. Я стала ездить туда – покупала им одеяла, мы с ребятами собрали деньги на три компьютера для школьников: тех, которые купил наш питерский Правозащитный совет, хватило не всем.
Когда осенью прошлого года в Петербурге заработал Гумсклад с одеждой и вещами для беженцев, Галина Артеменко регулярно приезжала туда дежурить.
– Там только одна девочка в штате, остальные волонтеры. Я туда не езжу с пустыми руками, постоянно что-то покупаю – одеяла, дезодоранты, еду, предметы гигиены. Некоторые семьи живут в Питере больше года, это мои постоянные подопечные, у всех очень разные проблемы. Одной женщине я купила протез груди – у нее была мастэктомия, но бесплатный протез ей не положен, а стоит он 23 500, у меня есть чек. И еще у нее была операция на ноге, ей надо было сделать три укола в колено по 6 тысяч с чем-то, я как раз успела оплатить до блокировки. И КТ оплатила за 8 200 – бесплатного ждать очень долго, а ей нужно сейчас, у нее тяжелое онкологическое заболевание. И продуктами ей периодически помогаю, – рассказывает Галина.
Она постоянно собирает деньги – например, детям на компьютеры, самые бюджетные, по цене меньше 40 тысяч, но позволяющие ребенку делать презентации и нормально учиться в школе, купили такой семье из Бахмута. Многие беженцы стремятся уехать в Европу – им тоже нужна медицинская помощь, одежда, телефоны для связи, чемоданы и сумки. В последнее время приезжает много семей с затопленных территорий, тут главное – вывезти их оттуда.
Есть еще одна статья расхода, которой Галина Артеменко не то что стесняется, но считает нужным обосновать дополнительно: многие беженцы, уезжая из России, просят показать им Петербург.
– Вроде бы это не первая необходимость, но ведь эти люди пережили страшное, и они очень благодарят, если подарить им хорошую экскурсию. Мне один парень написал недавно уже из Европы: "День в Петербурге был ярчайшим событием в моей жизни, я надеюсь, что когда-нибудь еще раз увижу ваш прекрасный город". У людей нет никакой ненависти к нашему городу, он остается для них светом.
В начале войны Галина тратила свои собственные сбережения, около 150 тысяч рублей, и пока они не кончились, ничего не собирала. А потом пришлось начать сборы. Первое время они собирала чеки, но когда их накопилась целая коробка, решила – зачем? Ведь в истории банковских платежей и так все остается. Несмотря на сборы, Галина тратит на себя совсем немного – на еду, на лекарства, на оплату ЖКХ, а все, что зарабатывает сверх этой суммы, идет на беженцев.
– Банк меня заблокировал, но сегодня мне отдали 90 тысяч, я передала волонтерам деньги на стиральные машины для затопленных территорий, завтра на Гумсклад повезу вещи – там у нас постоянно не хватает кастрюль, сковородок, постельного белья, одеял, подушек, стирального порошка, предметов гигиены, все это разбирается мгновенно. Хотя правила у нас жесткие – семья заполняет карточку и имеет право взять раз в месяц стандартный продуктовый и гигиенический набор и не чаще раза в 4 месяца – белье, одеяла и подушки или большую кастрюлю.
Через нас проходит около 300 семей в месяц. Они живут на съемных квартирах, где ничего нет, желание спать на белье, а не на матрасе – это нормальное желание человека. Я маркетплейсам не доверяю, я знаю все дешевые магазины, хочу сама все руками пощупать, у меня есть проверенные продавцы на нескольких точках – магазин на улице Некрасова, магазин посуды и белья у Кузнечного рынка, магазин около моего дома с крепкими кроссовками, футболками и штанами.
Блокировка сберовской карты стала для Артеменко неожиданностью. В последнее время она постоянно ездит встречать людей, приехавших на поезде с затопленных территорий. Некоторые приезжают с кнопочными телефонами, а тем, кто едет дальше в Европу, нужна связь – для общения с волонтерами, проезда до границы.
– Конечно, я расстроена, я понимаю, что теперь смогу помогать меньше, чем раньше. Но все равно буду – завтра поезду на Гумсклад, надо одеть двух пенсионеров, остающихся в России, они едут на заработки в область, им нужна крепкая обувь. Я, конечно, в тихом шоке от происходящего. Все волонтеры устали – столько горя, столько людей, рассказывающих такие страшные вещи. Один человек недавно рассказал мне, как он держал на руках свою старую мать – и потоком воды ее унесло. Одна женщина уехала отсюда с урной, где был прах ее сына, умершего здесь от инфаркта. Она лишилась всех родных, осталась одна собака и эта урна.
– Если так тяжело пропускать это горе через себя – почему вы не перестаете этим заниматься?
– Потому что меня учили, что мир превыше всего, что нет ничего ценнее жизни человека. Я читала хорошие книжки, которые никто никогда не отменит, смотрела хорошие фильмы, у меня были хорошие учителя. Ханна Арендт писала, что ничего не зависит от образования, а только от совести – ну, видимо, я в постоянном диалоге со своей совестью. Не могу спокойно жить, когда происходит смерть, кровь, ад. Мне очень жалко людей, которые могли бы прожить другие жизни. Даже тех, кто здесь устроился, все равно это не их дом. У них разные взгляды, кто-то считает, что их освободили, у кого-то большие претензии к своей бывшей власти – я всех считаю пострадавшими.
По словам Артеменко, многих ее подопечных в России "кидают" с работой, не платят, дискриминируют по возрасту, ее знакомые женщины, в Украине работавшие в библиотеках, здесь убирают туалеты – их никуда не берут, им за 50. Галина переписывается с уехавшими за рубеж, которым тоже тяжело – трудно дается язык, общение с европейскими чиновниками, это для них чужой мир.
– У меня уехала в Финляндию бабушка с внуками – там они не считаются семьей, для них это дико, – говорит Галина. – И вернувшимся в Украину сложно – тоже приходится снимать жилье. Я сейчас читаю "Немецкую осень" шведского журналиста Стига Дагермана, про беженцев из восточной Германии – книга написана с величайшей эмпатией – о побежденной и разоренной земле и несчастных людях. Я ничего не сравниваю, просто говорю о сочувствии к страдающим людям – не важно, какие у них были убеждения, но сейчас они едут с одного конца разрушенной страны на другой, сидят в подвалах. Это сильный гуманистический посыл.
– Что же теперь будет с вашими сборами?
– "Сбером" я никогда больше пользоваться не буду, заблокировали меня пожизненно – сказали, что никогда не смогу открыть там никакую карту. Хоть бы предупредили заранее. Да, сейчас говорят, что блокировки делаются автоматически, но я не слышала, что заблокировали тех, кто собирает на помощь российской армии. Кстати, чудесная сотрудница была в "Сбере" – сказала, пишите заявление, сейчас поставлю вам срочность. Но все равно я теперь переведу все в другие банки. И помощь беженцам продолжу. Урежу свои расходы. От спортзала отказаться сложно с моим здоровьем, но, наверное, совсем перестану ходить в кафе, пересмотрю систему питания.
– Но это же не решит проблем.
– Ну, буду покупать не 8 кастрюль, а одну. Если делать сборы в других банках, думаю, будет то же самое – действует 115 Федеральный Закон о нетрудовых доходах и финансировании терроризма. Рано или поздно они все равно придут за мной в любой банк. Хотя мой оборот – максимум, что мне прислали, это 200 тысяч рублей. И что это в стране, где воруют миллиардами?
115-ФЗ "О противодействии легализации (отмыванию) доходов, полученных преступным путем, и финансированию терроризма" был принят в 2001 году. На сайте Tinkoff объясняется, что этот закон предписывает банкам следить за операциями клиентов с помощью внутренней службы финмониторинга: "Закон касается всех российских банков. Если банк не следит за операциями, его могут лишить лицензии".
Заблокировали карты, на которые собирались деньги на помощь украинским беженцам, и у епископа Апостольской православной церкви Григория Михнова-Вайтенко. Он с муниципальным депутатом Ильей Ершовым и группой активистов создал при своей церковной общине Центр помощи беженцам и пункт выдачи гуманитарной помощи – Гумсклад. У Григория заблокированы карты не только "Сбера", но "Тинькоффа".
– Общин у нас много, но еще в 2022 году мы поняли, что основной поток беженцев пойдет через Питер, поэтому и создали свой Центр здесь, – поясняет Михнов-Вайтенко. – Больше всего идет запросов на медицинскую помощь и лекарства. В Мариуполе, Донецке, Луганске с этим все печально. Кому-то нужна операция, кому-то инсулин, которого там нет. Недавно к нам приехал инсулинозависимый человек, который год сидел без лекарств – не очень понятно, как он выжил. Год назад было много людей со свежими ранениями, сейчас больше тех, у кого осложнения после операций.
По словам волонтера, через их Центр проходит около 1,5 тысяч человек ежемесячно. Многим нужно помочь с документами – чтобы получить пенсию, устроиться в России или выехать за рубеж.
– У нас есть юридическое направление: кто-то не может въехать в Россию, кто-то – получить регистрацию, а кто-то выехать, потому что у него все документы сгорели, осталась ксерокопия паспорта, допустим, "ДНР". Второе направление – медицина. В России довольно ограниченный объем услуг по ОМС, и часто требуется получение квот – ждите, через три года сделаем. Кто-то может ждать, кто-то нет. У нас есть один критерий – если заболевание – результат боевых действий: пулевого ранения, минно-взрывного, мы этот случай сразу берем – чтобы человека прооперировали, протезировали и т.д. Если заболевание хроническое, мы стараемся помочь через ОМС и знание системы. Положим, человек пришел с направлением в больницу, ему сказали ждать три года, и он не знает, что в соседней больнице его могут взять через неделю: квоты распределяются неравномерно, надо просто знать, кому позвонить и выяснить.
Многое удается сделать либо в рамках ОМС, либо с помощью благотворительности медицинских учреждений.
– В прошлом году обратился 63-летний мужчина с перебитым позвоночником: минно-взрывная травма. Замечательные дочки вывезли его из Харьковской области, позвонили нам из Белгорода, мы прислали за ним питерский экипаж скорой, в Польше его подхватила немецкая скорая. Он остался в коляске, но жизнь человеку спасли. У еще одной беженки обнаружили онкологическое заболевание на ранней стадии, ее прооперировали, на химиотрепию мы ее отправили в Финляндию, все прошло успешно, похоже, наступает ремиссия. Но много и трагических случаев, когда помогать уже поздно. Приехала семья из-под Харькова над двух машинах – муж, жена, дети, бабушка и дед, на котором все держалось, могучий мужик, каменотес. У него нашли рак 4-й стадии – сгорел за три недели. Очень много невротических реакций, ведь любые боевые действия – мощнейший триггер. ПТСР у всех, заговори с любым о том, что было – и слезы в три ручья в ту же секунду: вспоминают, как выбирались, и дети видели, как собаки трупы едят.
Третье направление деятельности Центра – транспорт. По словам Михнова-Вайтенко, на помощь беженцам постоянно нужны деньги, месячный бюджет Центра – около 4 миллионов рублей. И вот, теперь карты заблокированы, сборы больше невозможны. Правда, Григорий не считает блокировку целенаправленной акцией – он видит в соцсетях сообщения о блокировках у массы людей, включая тех, кто жертвовал только на "котиков".
– Я думаю, это какой-то баг системы. У нас один из счетов общины в "Сбере", к нему были привязаны карты, по которым оплачивались билеты, бензин, и это все заблокировано тоже. Я там сегодня провел час, мы разбирались с менеджерами, с управляющим отделения, банк все наши действия видит, знает, что мы у них – не микроскопический клиент. Они разводит руками – мы ничего не понимаем, если есть претензия финмониторинга, мы получаем запрос, накладываем временное ограничение – это четкий банковский алгоритм, а по вам нет никаких запросов. Проверили все пять карт, сказали – у вас все в порядке. Составили запрос в головной офис – ждем ответа. Но в моей ленте шквал сообщений о блокировках от людей, не связанных ни с донатами, ни с каким активизмом.
Михнов-Вайтенко надеется разобраться с проблемой к концу месяца. Если не получится, он не исключает, что придется пользоваться услугами других банков. Но если и тут последуют блокировки, то все подопечные Центра – более полутора тысяч в месяц плюс полторы сотни семей на постоянной основе – перестанут получать помощь. Уже сейчас прием пожертвований пришлось временно прекратить.
На вопрос, почему он развернул такую широкую деятельность по помощи беженцам, Григорий отвечает так:
– Это то, что не дает сойти с ума. Ведь весь этот кошмар продолжается, людей сорвали с места, утрачены связи, члены семей оказались в разных странах. Если даже завтра перестанут стрелять, поднятая волна еще долго будет метаться от стенки к стенке. Многим некуда возвращаться – разрушенные дома, разрушенные жизни, и это не на один год.
Организация Григория Михнова-Вайтенко обратилась за помощью к Борису Вишневскому и другим депутатам. Борис Вишневский обратился за разъяснениями к главе "Сбера" Герману Грефу.
– Я бы не хотел подозревать "Сбер" в злом умысле, хотя соблазн такой возникает. Я написал запрос, будем ждать, что они ответят.
Людям с заблокированными картами отказывают в разблокировке с формулировкой "обнаружены признаки участия в денежных сборах на сомнительные цели" и со ссылкой на Федеральный закон № 115-ФЗ "О противодействии легализации (отмыванию) доходов, полученных преступным путем, и финансированию терроризма".
– Но помощь беженцам – это не "сомнительная цель", а благородная, люди делают то, что должно делать государство, – говорит Вишневский. Он считает, что делать выводы о причинах блокировок пока рано.
Такого же мнения придерживается и еще один волонтер, у которого заблокировали карту и счет "Сбера", Егор Захаров. У него ощущение, что сейчас никто ничего не понимает, включая сотрудников "Сбера" на местах.
– Все, что они могут вынуть из формулировки о причине блокировки счетов, сводится к трем пунктам: переводы средств на сомнительные сборы, подозрение в мошеннических схемах отмывания денег и подозрение в переводах на поддержку терроризма, – говорит Захаров. – Это все – 115 ФЗ, и каждый оператор вынимает из него то, что он видит, но это не официальная позиция Сбера. Закон широк, у него не одно дышло. Мой счет заблокирован с формулировкой "сбор средств на сомнительные цели". Все мои цели можно отследить в Фейсбуке с мая прошлого года: это сборы на вывоз людей, на чемоданы, еду, коляски, на вывоз маломобильных людей.
Самый большой сбор, по словам Егора, последний – на вывоз людей из зоны затопления Каховской ГЭС. Занималось этим огромное количество людей.
По словам Захарова, волонтерское сообщество сложное, и с горечью вспоминает, как ему "прилетало" от своих же за передачу лодок МЧС– за якобы сотрудничество с властями.
– Мы не могли сами притащить лодки в Алешки, там выставили посты – пришлось передать МЧС, но это те же украинские парни из Службы спасения Алешек, которые там были всегда, ничего зазорного я в этом не вижу. Они буквально кричали – у нас есть люди, но нет лодок, им никто их не давал, ни Шойгу, ни Герасимов, всем было наплевать, кроме волонтеров. А волонтеров в зону бедствия не пускали, у них отжимали машины, лодки, их расстреливали, там погибли несколько человек. Это серая зона, безвластие, как в Мариуполе, и произвол. Люди туда ехали с машинами и пропадали навсегда.
Теперь доступ к рублевым средствам для Егора Захарова закрыт. На карте осталось около 80 тысяч рублей, это бюджет на пару дней для вывоза людей – покупки еды, билетов на поезд, аренды автобусов в Джанкой и хостелов.
– Я в этом месяце купил не менее 20 инвалидных колясок. У нас всегда были медицинские вывозы маломобильных людей в Европу, это сложно и дорого – стоит около четырех тысяч евро на человека. Но никогда раньше у нас не было столько маломобильных людей, как после затопления Каховской ГЭС: это старики, оставшиеся в Алешках, Каховке, Голой Пристани, они отказались покидать дома, уезжать со своими детьми, сидели три дня на крышах со своими собаками и котами... Мы закупали коляски, где могли – в Джанкое, Симферополе и, конечно, в Петербурге, через который опять пошел поток беженцев в Нарву. Очень много инвалидов, у кого-то коляски утонули.
Теперь инвалидные коляски он не сможет покупать: карты заблокировали даже людям, не делавшим никаких сборов, – они не могут теперь получать пенсии и зарплаты, лишь некоторым удалось получить наличные через кассу.
Но беженцы все равно не будут брошены, говорит Егор, он верит, что сможет и дальше находить деньги. Есть легальные способы сбора с помощью таких систем, как Boosty. Карты заблокированы не у всех, есть люди, которые уехали из России и готовы предоставить свои российские карты для сборов, даже при угрозе блокировок. Живучесть таких проектов Егор оценивает всего в месяц, но считает, что всегда можно подключать новых людей и менять карты. Блокировку карт он рассматривает как ужесточение отношений государства и людей в банковской сфере, усиление контроля за оборотом безналичных средств.
– Может быть, дело идет к тому, что – ребята, собирайте на что угодно, но заплатите 20% НДС – государству всегда нужны наши деньги. По косвенным признакам, "Сбер" запустил новый алгоритм, и это баг системы – они видят счет с каким-то сбором и дальше идут по цепочке доноров.
С теми, кто думает, что "Сбер" блокирует карты из-за косо написанной программы, не согласен программист, пожелавший остаться неизвестным. "Я знаю, как это работает технически – я пишу такой софт для банков. Это значит, что у них есть список, куда нельзя переводить деньги", – говорит он о причине блокировок.
