Впервые швейцарский режиссер Эрик Бергкраут попал на Северный Кавказ во время Второй чеченской кампании. Ей он посвятил два фильма – "Кхокха: голубь из Чечни", получивший в Берлине Международную премию за кино о правах человека, и "Письмо к Анне", удостоившийся премии Вацлава Гавела. С тех пор он возвращался к теме России лишь однажды, сняв фильм о Михаиле Ходорковском.
И вот – Эрик снова на Кавказе. Но теперь – с совершенно неполитическим проектом о Приэльбрусье. Отличный повод побеседовать в уютном нальчикском ресторане о наших общих интересах – кино, вине, женщинах, гражданском обществе и честной документалистике.
Эрик, вы снимаете уже третий фильм о Северном Кавказе. Как вас заинтересовал столь далекий от Швейцарии регион?
Сначала я хотел снять кино о молодых чеченцах, приехавших в Швейцарию. Чтобы они рассказали о родине, о том, как попали к нам и как воспринимают нашу страну. Эта идея не сработала – они оказались очень странными молодыми людьми. Так я стал изучать ситуацию в Чечне, в особенности, касающуюся прав человека, и познакомился с чеченскими правозащитницами – в том числе, с Зайнаб Гашаевой. В той войне обе стороны совершили немало зверств. А эти женщины просто боролись за права человека. Для меня они были настоящими героями. В итоге, я сделал о них фильм, который получил много международных наград. Это был мой первый опыт на Кавказе.
Так вы встретили Анну Политковскую?
Я хотел, чтобы в фильме были не только чеченцы, но и русские. В то время Чечня была закрытой зоной, куда проникли немногие журналисты – поэтому Анна стала такой важной для мира.
Я также пообщался с Ахматом Кадыровым, министром юстиции Юрием Чайкой, а впоследствии имел удовольствие беседовать с Рамзаном Кадыровым – вскоре после того, как он стал главой Чечни.
Кадырова-старшего я встретил в Женеве на заседании Совета ООН по правам человека. Российская делегация привезла его, чтобы придать новому руководству Чечни международную легитимность. Я спросил: "Правда ли, что перед тем, как перейти на сторону России, вы призывали каждого чеченца убить по 150 русских?" Ахмат ответил: "Это ложь. Я говорил, что каждый чеченец должен убить столько русских, сколько сможет". Для фильма его слова были огромной удачей.
Также мне повезло с Юрием Чайкой, который впоследствии стал важной персоной в окружении Владимира Путина. Я спросил: несет ли президент России ответственность за все, что происходит в стране? Это была ловушка. Отрицательный ответ означал бы, что Путин не контролирует ситуацию. Положительный – что Путин ответственен за жестокости, которые совершались на Кавказе. И Чайка сказал: "Как министр юстиции, я утверждаю, что российский президент полностью контролирует все происходящее в Чечне". Это звучало немного пугающе.
Тогда вы решили лично приехать на Кавказ.
Да, я два или три раза посетил Ингушетию, где жили беженцы. Участвовал в пропагандистской поездке в Чечню, организованной российскими властями. Пресс-офис бухал круглые сутки, было весело. Меня поразила двойная реальность. Глава парламента Чечни утверждал, что недавно показал Анне Политковской, насколько тут стало лучше, и ей понравилось. А потом на военной базе в Ханкале я позвонил Анне, и это оказалось ложью. Я знаю, что политики лгут везде, но там двойная реальность была возведена в систему. Удивительно! Тот глава парламента казался приятным человеком, я был готов ему поверить.
Я никогда не руководствуюсь идеологией. Напротив, стараюсь воспринять разные точки зрения. Я не собирался снимать ничего антироссийского. Я видел страдания чеченцев – и страдания молодых российских солдат. Их жизни тоже разрушила война. Думаю, людям было сложно понять, что я никем не куплен – ни чеченцами, ни русскими. Россиянам сложно представить независимого режиссера, который просто хочет разобраться в ситуации.
Не было ли у вас предрассудков из-за западной пропаганды? Если информация подается однобоко, даже непредвзятый человек, желающий составить собственное мнение, все равно морально подготовлен к определенным выводам.
Думаю, российские власти и президент несут огромную ответственность за то, что произошло в Чечне. Точно так же, как и за события в Сирии. Российские медиа пытаются сформировать иную картину, будто бы Путин боролся за права человека, но то, что устроили в сирийских городах российские войска и их союзник Башар Асад, это катастрофа.
У нас здесь чудовищная пропаганда, что Россия – хорошая, а ее враги ужасны. Но, думаю, и на Западе есть пропаганда, просто она утверждает обратное, и тоже не всегда правдиво.
Масс-медиа Западной Европы – дурацкая система, но у нас развит плюрализм. А в России его уровень едва ли достаточен для гражданского общества. Извините, но это не просто пропаганда с обеих сторон. Свобода слова куда более защищена в Западной Европе, чем в России. Журналистов там не убивают за статьи.
В России тоже есть журналисты, которые храбро ищут правду. Анна – лишь одна из них, которая в силу обстоятельств стала символом героизма. Может, потому, что была красивой женщиной. Но она – не единственная, и я очень уважаю ее коллег, достойно выполняющих свою работу, – не только в Москве, но и по всей стране. Конечно, многие люди в этой профессии – оппортунисты, и западная журналистика – не исключение.
И даже для самых честных полная объективность недостижима.
Думаю, журналист не должен притворяться, что он объективен. Он должен донести свою точку зрения. Абсолютной правды нет. Но надо отличать от журналистики заведомую пропаганду. Мистер Путин твердит о демократии, но для нее нужны баланс власти и независимость юстиции. Иначе как бороться с коррупцией? И у меня большие сомнения в независимости российской фемиды.
Вы правы, когда говорите о субъективности журналистов. Но в то же время информация фильтруется и зачастую подменяется откровенной ложью – не только в России. Недавно ко мне попала статья The Boston Globe о братьях Царнаевых. Она прекрасно написана, я ее читал с удовольствием – ровно до того момента, когда один брат прибыл в Махачкалу. Судя по тексту, улицы города были разделены блокпостами, на которых убивали людей. Это полный бред.
Ты полагаешь, что за этим стоит не глупость, а систематическая пропаганда? У западных медиа есть слабость – они говорят то, что люди хотят услышать. Но не думаю, что их контролируют напрямую, как в России. Президент Путин боится того, что случилось на Украине, он боится многого – и это куда более систематично.
Так и западный популизм работает всюду, а стало быть – системно. Авторы статьи так хотели чего-то плохого о Северном Кавказе, что, получив соответствующие сведения, пальцем не шевельнули, чтобы их перепроверить. Хотя это было несложно.
В журналистике велик соблазн скатиться в оппортунизм. Можно быть очень умным и талантливым, и при этом – оппортунистом, здесь нет противоречия. Вспомним журналистов нацистской Германии. Но и храбрые люди есть везде.
Перейдем дальше. Какие у вас остались впечатления от первого визита на Кавказ?
Было страшно. Правозащитники исчезали навсегда. В том числе мой знакомый и его жена. При встрече я рассказал Рамзану Кадырову об этом человеке и попросил помочь. Рамзан явно вздохнул с облегчением, когда узнал, что он исчез в Ингушетии, а не в Чечне. А потом обещал: "Я буду искать его днем и ночью". Очень цинично. После тех поездок я не возвращался вплоть до нынешней экспедиции.
Но ваше знакомство с Россией состоялось еще раньше.
Точно. Тогда я работал на швейцарское телевидение. Это сейчас я независим. Мне жаль, что я до сих пор не выучил русский, но у меня хорошее оправдание – надо кормить троих детей, а независимому режиссеру это непросто. Сперва я встретил в Лихтенштейне Солженицына. С ним были странные люди – очень консервативные. Он выделил мне пятнадцать минут. Я задал первый вопрос – и Солженицын отвечал на него все это время. Так состоялась моя инициация в работе с русскими политиками. Горбачев хотел публичности для борьбы с Ельциным и лидером коммунистов, который до сих пор возглавляет партию. Михаил набрал на выборах меньше процента, но мне было интересно с ним пообщаться, так как это – человек истории. Он привез меня в деревню, где родился – Привольное, познакомил со своими учителями, отвел на могилу родителей. Люди его не понимали. Просто считали слабым.
Что побудило вас вернуться на Кавказ?
Работа. Телеканал 3SAT делает четыре фильма о России. Главный герой поднимается на Эльбрус, а я ищу интересные истории вокруг горы – о природе и культуре.
Почему вы выбрали из множества вариантов именно три сюжета, над которыми сейчас работаете?
Первая история – о кабардинских и карачаевских породах лошадей. Я узнал, что кони очень важны для этих народов, что карачаевскую породу репрессировали вместе с самими карачаевцами. Через лошадей я задумал показать судьбу народа, его культуру и идентичность. Мы встретили приятных людей и прекрасных коней. Готов поклясться, что и карачаевские, и кабардинские лошади превосходны, равно как и всадники, и разве что Бог способен решить, кто из них лучше. Я знаю, что, если отдам предпочтение одной из сторон, это может плохо кончиться. И все же, я говорю искренне.
Потом мы отправились в урочище Джилы-Су. Человек, умиравший от рака, добрался до горных родников, и уже двадцать лет там живет. Многие считают источники целебными, но мы также встретили фермеров, которые уверены, что это – обычная вода, а жаждущие исцеления – безумцы. Я не принимаю ничью сторону, и все же полюбил это мистическое место. Хотя, конечно, не буду советовать всем раковым больным ехать туда.
Затем – история о Шато Эркен, виноделии в мусульманской республике. Среди виноградников высится огромный готический замок. Он немного похож на Диснейленд, но там действительно производят алкоголь. Хотя меня и шокировало, что в местном ресторане белое вино подают неохлажденным. Все клише были разрушены, когда главный технолог изрек: "Да, я – мусульманин и пью вино. Ну и что?"
В первый раз вы приехали сюда в плохие времена. Какие впечатления остались от нынешней поездки?
Фантастика! Мне очень понравилось. Пейзажи невероятные. Когда едешь 5 – 6 часов по Приэльбрусью, кажется, что наблюдаешь сотворение мира. С людьми тоже повезло. Пастухи потрясающе заботились о нас в горах. Я не ем много мяса, и сперва просил дать мне чуть-чуть. Но они все равно принесли невероятные порции. Вскоре я уже понял: единственный способ выжить – говорить, что я – вегетарианец. В Нальчике я спросил пару горожанок, как пройти в парикмахерскую. Они не знали ни слова по-английски, но тут же позвонили какому-то джентльмену. Он перевел мой вопрос девушкам, и одна из них – Юлия, прекрасная кавказская леди, привела меня в парикмахерскую и представила мастеру. Никогда такого не видел.
Для кавказцев это нормальное поведение.
Но не для меня. Моя российская знакомая – юрист Карина Москаленко – борется как лев за права человека. Она защищала Ходорковского, Литвиненко, Каспарова. Но также много чеченцев, не слишком известных людей. Карина утверждает, что самое невероятное в России – это люди, и они заслуживают другого правительства. Я действительно встретил здесь много потрясающих людей.
Именно поэтому я в Махачкале провожу больше времени, чем в Москве. Но в целом это верно для всего Кавказа. Как-то раз одна приезжая вышла под дождь в неподходящей одежде. Водитель снял свою куртку и накинул на нее. Она была поражена, но местные даже не обратили внимания – им было бы странно, если б он поступил иначе.
Мне бескорыстно помогали не только кавказцы. Однажды я срочно нуждался в российской визе. Документы принимала очень занятая женщина. Я подарил ей швейцарскую шоколадку и вложил в паспорт долларов пятьдесят. Вскоре она вернула мне документы вместе с долларами, оставив себе только шоколадку. Хотя я знаю, что в этой стране хватает коррупции, и не слишком ценю ее президента. Я, кстати, хотел встретиться с ним и поговорить. Но я недостаточно знаменит, и он предпочел Оливера Стоуна. К тому же, Кремль организует такие встречи только в интересах пропаганды, а я для них – просто наивный чудак, верящий в глупости вроде гражданских прав. Но я не глуп и не наивен. Я убежден – общество, не уважающее права человека, не имеет будущего.
Выбор понятен, поскольку политические взгляды Оливера Стоуна общеизвестны. Было ясно, что он нарисует более позитивную картину, чем вы.
Я абсолютно прозрачен. Я также делал интервью с Михаилом Ходорковским, и это не означало, что я – на его стороне. Моя работа в кино – это прежде всего желание понять мир и себя самого.
Возвращаясь к Кавказу, я и сейчас не смотрю на него сквозь розовые очки. Я вижу нации, втянутые в конфликты. Возможно, жаждущие самоопределения. Недавние новости о Чечне тоже шокируют. Не думаю, что это – лишь западная пропаганда. Надеюсь, что после стольких лет страданий от царей и диктаторов в России возникнет гражданское общество, и власть поймет: чтобы люди ее уважали, надо уважать людей. Да и сами граждане научатся уважать друг друга. К этой цели надо стремиться, хотя она не вполне достигнута и на Западе. Мой сын считает, что швейцарская демократия не вполне демократична. Я советую ему посетить разные страны, сравнить и убедиться, что наше общество не так уж плохо.
Как, по вашему мнению, фильм будет воспринят западной аудиторией?
Думаю, мы потрудились на совесть. Это будут удивительные образы, ломающие шаблоны. Очень визуальные – лошади, лица людей... Надеюсь, многие зрители захотят приехать сюда и все увидеть своими глазами.
