История Марины Дучко из Северной Осетии стала известна широкой аудитории благодаря документальному фильму Юрия Дудя о захвате заложников в 2004 году в бесланской школе. В результате теракта женщина получила ранение в позвоночник, которое приковало ее к инвалидной коляске. Долгое время Дучко находила для себя радость жизни в разведении и продаже фиалок. Но на данный момент она вынуждена постоянно находиться в постели. Почти пять месяцев женщина лечит полиомиелит за границей и вынуждена постоянно искать на это деньги. Ей даже пришлось выставить на продажу свой дом в Беслане.
В интервью Кавказ.Реалии Марина Дучко рассказала о прогнозах врачей и об отсутствии помощи пострадавшим в бесланском теракте.
– Когда и как вы поняли, что начался полиомиелит (гнойно-некротический процесс, который развивается в костях, костном мозге и окружающих тканях – прим.)?
– Все началось с того, что в 2018 году я получила вертикализатор-параподиум. Он нужен для ходьбы за счёт силы рук. Но в нем я набила правый бок. Внутри бедра началось нагноение. Моя мама вызвала хирурга. Он надрезал кожу, чтобы проверить всё ли чисто. Потом отправляли на рентген, аж четыре раза.
Меня экстренно привезли в медцентр Беслана. В нем шёл ремонт, операцию провели прямо в коридоре
И все это время ни один из поликлинических врачей не видел нагноение. Хотя оно уже во всю шло. Инфекция сперва сожрала тазовую кость и ее пришлось убирать. Потом захватила копчик. Из-за этого в последние полтора года мне запретили сидеть. Я только лежу.
– Как вы поняли, что врачи ошибаются, что нагноение есть?
– Ниже пупка я ничего не чувствую. Поняла, что идёт нагноение по красно-синему бедру. У меня под ягодицей был пролежень, который уже заживал. И инфекция прорвалась туда. Доносился запах гниения. Температура поднималась так, что "скорая" уже не могла её сбивать.
В итоге меня экстренно привезли в медцентр Беслана. В нем шёл ремонт, операцию провели прямо в коридоре. Там есть один хороший хирург, который уже знает все мои болячки. Вот он меня очень поддерживал.
– После этого вы начали искать клинику для лечения.
– Да, мы начали искать. В клиниках Москвы и Германии на наши запросы ответили отказом. Все боялись браться за такой запущенный случай остеомиелита. Только Греция согласилась, и вот с октября я здесь. Моя мама тоже приезжала. Но через месяц мы поняли, что ей бессмысленно снимать тут квартиру, так как ко мне ее все равно на пускают, и она уехала в Осетию.
– Сколько вам ещё нужно пробыть в Греции?
– Говорят, что до апреля точно. Изначально я приехала сюда ставить тазовые имплант. Но местные врачи сказали, что сперва надо чистить инфекцию. Она достаточно глубокая и уже захватила позвоночник. Уже было три чистки под наркозом. И каждый раз врачи смотрят насколько удалось вывести инфекцию. Имплант пока устанавливать нельзя, так как у меня стеклянные кости.
После того, как меня вычистят, нужно время чтобы кости восстановились. Если сейчас на них нацепить имплант, то может начаться абсцесс. И тогда вплоть до смерти на операционном столе. Так что после чистки я поеду домой и там буду искать хирурга, чтобы у него наблюдаться. Он будет меня чистить и следить, чтобы болезнь не возобновилась. Неизвестно, сколько времени уйдёт на восстановление костей. Может, год-два, а то и больше. И только потом можно будет поставить имплант. Греческие врачи его уже изготовили для меня.
– Как планируете поступать с оплатой лечения?
– Месяц реабилитации стоит 1,3 миллиона рублей. Я здесь с октября. В этом году я получила два миллиона рублей, положенные мне от государства по указу [президента России Владимира] Путина о пострадавших во время теракта в Беслане. Наше местное правительство тоже выделило около двух миллионов рублей. Плюс у меня были собраны какие-то свои сбережения. Но этого все равно недостаточно. Я обратилась за помощью к населению. Люди помогли тоже. В итоге суммарно всех денег хватило, чтобы оплатить лечение с октября по середину марта. Дальше я пока не знаю, что буду делать. Денег больше нет.
Посылали на лечение только в наши местные санатории. Это в моем случае как мёртвому припарка
От государства я получаю два памперса и одну пелёнку в сутки и раз в три-четыре года инвалидную коляску. Но она мне неудобна для спины. Здешние врачи изготовили специально под меня инвалидную электрическую коляску. В ней я могу сидеть полулёжа, час в день под углом в 45 градусов.
– Вы ещё продаете дом?
– Он выставлен на продажу ещё четыре месяца назад. Объявление не снимаем, потому что не знаем, что будет дальше. Деньги по-любому будут нужны. Врачи только предварительно сказали, что я здесь до апреля. Точных прогнозов никто не даёт.
– Как изменилась ваша ситуация после фильма Юрия Дудя?
– После фильма я ездила на реабилитацию в Германию. На этом всё. Мы написали Дудю, когда узнали про остеомиелит. Он помог некой суммой. Жалобу в ЕСПЧ на компенсацию я не подавала. По сути, финансирование было только сразу после теракта. Тогда мне перечислили 700 тысяч рублей – как сильно пострадавшей. Моему сыну, получившему ожоги, направили 500 тысяч рублей. А моей маме, у которой остался осколок в руке, перевели 300 тысяч рублей. Предлагали ещё психологическую помощь, но я считаю, она мне не нужна.
– Кому ещё из пострадавших во время теракта требуется постоянная медицинская помощь?
– Фатиме Дзгоева и Диане Муртазовой точно. С Дианой мы иногда общаемся. Что касается меня, беспокоит только то, что касается моей инвалидности. Никаких заболеваний больше нет. Изначально, когда меня после теракта оперировали, врач сказал, что спинной мозг не задет, ходить буду. От удара образовался синяк на спинном мозге и нужно время, чтобы он прошёл. По приезду домой я шевелила большими пальцами ног. Но мне назначили массаж. И, видимо, произошло защемление. Я перестала шевелить пальцами на ногах. В дальнейшем посылали на лечение только в наши местные санатории. Это в моем случае как мёртвому припарка. Никаких сдвигов не было.
– Уже полтора года вы не можете сидеть, как вы проводите время?
– Лежу в кровати, смотрю сериалы. Больше ничего не могу. Когда у меня была возможность сидеть в коляске, занималась домом, маме помогала, готовила есть: нарезала овощи для салата и даже заготавливала на зиму соленья.
– Если врачам удастся вернуть вам возможность передвигаться с помощью коляски, как видите своё будущее?
– Тогда буду продолжать заниматься цветами. Это мое детище. Я как-то была в гостях у подруги, любительницы фиалок, и взяла у неё несколько штучек, посадила у себя. Из них выросли деточки, я их пересадила. Понравилось. Тогда решила попробовать их разводить и так напробовалась, что это переросло в большую коллекцию. Пока я лежу, за ними ухаживает моя мама. Она их поливает и поддерживает им жизнь. Но полноценно выращивать она их не может: не умеет пересаживать. По приезду я планирую половину распродать. Коллекция очень большая и, если я в дальнейшем не смогу сидеть, мама не справится с ней. А так мне нравится заниматься фиалками, я даже с ними разговариваю. Они как будто все чувствуют.
– Подписчики вас поддерживают?
– После фильма о Беслане у меня в инстаграме более 50 тысяч подписчиков. Они не оставляют одну, пишут тёплые слова, за что им большое спасибо. Иногда могут прислать какие-то подарки. Например, мягкую игрушку, кружку, свечки.
***
После рассказа Дучко в Государственную думу России был внесен законопроект, дающий пострадавшим во время теракта в Беслане право на лечение и реабилитацию за границей на средства федерального бюджета. Об этом стало известно в декабре 2019 года, с тех пор о судьбе законопроекта не сообщалось.
В январе 2020 года президент Путин поручил правительству оказать дополнительную поддержку людям, пострадавшим в результате теракта в Беслане. О каких именно мерах поддержки шла речь, до сих пор неизвестно. При этом ранее в Кремле заявляли, что у пострадавших во время захвата школы нет проблем с медицинской реабилитацией.
3 сентября 2004 года в результате штурма школы в Беслане в Северной Осетии, в которой террористы удерживали 1 128 заложников, погибли 334 человека, большинство из них – дети. Свыше 800 человек пострадали. Теракт стал крупнейшим в истории России по числу жертв и остается таковым по сей день.
