Это интервью можно прочитать и на чеченском языке
В конце августа сбежавшую от домашнего насилия 26-летнюю чеченку Седу Сулейманову с помощью силовиков нашли родственники – в питерской квартире, где она жила со своим женихом Станиславом Кудрявцевым. Семья девушки воспользовались уже проверенной схемой: они обвинили Сулейманову в краже и "по закону" ее увезли в Чечню якобы для допроса. За прошедшие два месяца адвокаты, правозащитники и сам Станислав видели девушку дважды, но лишь в отчетах чеченского омбудсмена Мансура Солтаева. На видео чиновник утверждал, что Сулейманова "находится в безопасности" и ей "ничего не угрожает", но сама девушка в этом ролике не сказала ни слова. Правозащитники все еще опасаются за ее жизнь.
Станислав Кудрявцев принял ислам и заявил, что намерен бороться за невесту и хочет встретиться с ее семьей, чтобы договориться о свадьбе и решить вопрос мирным путем.
В интервью сайту Кавказ.Реалии Кудрявцев рассказал, как начались его отношения со сбежавшей от семьи чеченкой, на чем основано его решение принять ислам и почему он чувствует себя виноватым.
– Чем ты занимаешься?
– Я вырос в Питере, окончил вуз, получил диплом и практически сразу попал на работу на подводную лодку. Поехал на Север, на Камчатку, работал на подводных судах, много времени провел в Мурманске. Я занимаюсь гидроакустикой, это технически сложная работа. Где-то пять лет ездил по маленьким закрытым городам. Очень много путешествовал. А для души занимался ремеслом: столяркой, кожевенным делом. В общем, я совсем обыкновенный человек.
– Расскажи, как вы с Седой познакомились?
– Классический вариант – в интернете. Помню, что мы общались весь вечер, а утром я проснулся и понял, что уже хочу написать ей. Потом узнал, что это было взаимно. Мы друг друга отлично понимали. О чем бы мы ни говорили, все было будто бы общее. Я не расставался с телефоном, все время проверял, ответила ли она.
– Когда вы начали общаться, ты знал, что Седа – чеченка?
– Она сначала отказывалась встретиться вживую. Я долго пытался выведать у нее настоящее имя, почему она не хочет личной встречи. Потом узнал, что она чеченка и скрывается от семьи, от которой сбежала. Она была уверена, что после этого я перестану ей писать. Но я не испугался. Подумал, что все равно стоит попытаться. И сейчас так думаю.
Она не хотела встречаться, но я сказал, что приеду куда угодно. Через месяц она сказала, что ей надо уехать из Питера, и тогда я просто приехал на вокзал искать ее. Она сначала не поверила. Через минут 20 общения мы оба уже почувствовали какую-то особенную близость.
Она сказала, что все равно ничего не выйдет, что она уедет за границу. Но потом, через какое-то время, она написала, что передумала, не поедет никуда. Я сказал, что жду ее. Ну а с первого мая мы начали вместе жить, а скоро – готовиться к свадьбе.
Брат говорил, что убьет ее, что она их опозорила
– То есть отношения сразу были серьезными?
– Конечно. У нас было не просто желание официально расписаться, было намерение жить вместе долго, любить друг друга. Она знакома с моими родителями, с бабушкой. Мы думали о том, чтобы после свадьбы завести ребенка. А потом случилось 23 августа, из-за чего я все еще в состоянии шока.
– У вас был план на случай чего-то подобного? Обсуждали, что надо переехать, сменить имя, фамилию, менять внешность?
– Да, я говорил об этом. И про паспорт, и про конспирацию, и про "левые" сим-карты. Я считал, что надо скорее расписаться, чтобы она взяла новую фамилию и имя. Я не знаю почему, но она не воспринимала свою семью как угрозу. Она не относилась серьезно к их голосовым, а с матерью общалась через подругу. Она считала, что никто уже не приедет, и заразила меня своей уверенностью, мы расслабились. И это была большая ошибка. Тем более мы даже не предполагали, что против нее могут сфабриковать уголовное дело. Максимум, чего мы ждали, что брат с дядей могут приехать, но от них мы бы убежали.
Уголовное дело, [заявление], подписанное ее матерью, стало для нее полным шоком. Когда мы ехали в машине с полицией в отдел, она смотрела на эту бумагу и не могла поверить, что такое возможно. Что мать это сделала. Я думаю, что это произошло под давлением родственников-мужчин.
– А какие голосовые ей присылали родственники?
– Брат говорил, что убьет ее, что она их опозорила, маминых голосовых я не слышал, она не показывала. Это я знаю с ее слов, сами записи она мне не показывала. Она не хотела об этом говорить. Она никогда не поддавалась панике, и у меня для этого не было оснований. Это была моя большая ошибка.
– Но ведь такие истории случаются. Например, похищение Халимат Тарамовой в 2021 году или недавнее похищение сбежавшей от насилия в семье Селимы Исмаиловой. Ты знал об этих случаях?
– Нет, я никогда не читал о таком.
– Что Седа рассказывала о себе? О своем прошлом в Чечне?
– Она говорила в основном про будущее. Говорила, что она художница, много рисовала. Говорила о том, как она хочет жить, а не о том, как она жила. Саиде было неприятно вспоминать свое прошлое, разговоров о своей семье она избегала. И я не настаивал. Мне тоже было важнее наше будущее.
– Почему ты называешь Седу – Саида?
– Это она так просила. Хотела поменять имя. Я называю ее Сай.
– Расскажи о дне похищения. Ты сразу понял, что пришли именно за ней?
– Да. Меня у подъезда остановили два опера (оперативника. – Прим.) славянской внешности, спросили, где моя девушка. Я сказал, что девушки нет. Они говорят: "Да мы знаем, что есть, где она?" Я сказал, что у подруги в Рыбацком. Потом они позвали четырех коллег-чеченцев, которые сидели в двух машинах. Они документы не показывали. У них в руках было дело с именем, с фото камер наблюдения питерских. Я сказал, что ее нет дома, тогда они сказали, что повезут меня в отделение. Я увидел, что с нами поехала только одна машина с чеченцами, а вторая осталась у подъезда.
Она рыдала всю дорогу, говорила, что ее убьют, не дадут ей жить
Телефон у меня забрали в довольно агрессивной манере, и связаться с ней я не мог. Я был в шоке. Пока ехали в отделение, они давили на меня: говорили, что уже знают, что она дома, что видели ее в окно. К нам как раз привезли собаку на передержку. Саида занималась передержками. Я знал, что она выйдет с собаками гулять и что они ее все равно возьмут. Я испугался, что произойдет так: она выйдет одна, а там эта машина с чеченцами, они ее схватят, закинут в машину, ей будет страшно… Лучше я сам поеду вместе с ней. Меня покатали по городу, и потом мы вернулись к подъезду. И вместе уже зашли в дом. Все это время они на меня давили, угрожали, что привлекут за содействие преступнику.
– Она, наверное, сразу все поняла?
– Мгновенно. Нас посадили в машину вместе с питерскими полицейскими. Она рыдала всю дорогу, говорила, что ее убьют, не дадут ей жить. Ее быстро передали ментам, тем двум чеченцам, и она только у двери в отделение успела мне сказать: "Стас, ты знаешь, с кем связаться". Я просто увидел, как машина с ней уезжает, не смог ее обнять даже. Мы потом поехали в аэропорт искать ее, через день адвокаты были уже в Грозном. Но ее заставили подписать бумагу об отказе от адвоката, и все. Только два поста с ней было у Солтаева – и все.
– Почему вы не уехали из Санкт-Петербурга раньше?
– Она любила этот город и не хотела уезжать. Моих друзей, встречи, пикники на заливе. Прониклась нашей компанией, вечерами, которые мы проводили здесь вместе. И с семьей моей у нее сложились теплые отношения. Нам правда было весело и здорово вместе. Казалось, что жизнь только началась и она прекрасна.
– После похищения Седы ты принял ислам. Как ты к этому пришел?
– Я давно был в религиозном поиске. Христианство у нас в стране слишком коммерциализировано, относиться к нему как к чему-то духовному не получается. Началось с моей поездки в Тунис, где я жил у семьи мусульман: муж, жена и дочка лет десяти. Они меня звали с собой в маленькую мечеть, познакомили с имамом. Я тогда не знал, как делается намаз, но те люди были такими открытыми и добрыми, гостеприимными. Я подобного отношения не встречал никогда, поэтому проникся. Еще я большой фанат архитектуры Востока. Так что мысли об исламе были у меня с 2015 года, я хотел больше о нем узнать. А идея принять ислам пришла, конечно, после того, как Саида стала частью моей жизни. Я выучил намаз, но пока что мне еще сложно исполнять все правила. Но закят (милостыня. – Прим.) свой я делаю — донорством и вещами для бездомных.
– Ты говорил в своем видео, что хочешь приехать в Чечню, попросил содействия у уполномоченной по правам человека. Тебе кто-нибудь ответил? И чего ты сейчас ждешь от ситуации?
– Сейчас мне нужна хоть какая то информация. Жить в неизвестности невыносимо. Я чувствую, что я не смог ее защитить. Я не заслужил такую чудесную девушку. Хочу чувствовать то же, что и она, ту же боль, иначе я себя ощущаю предателем ее веры в лучшую жизнь. Потому что я тут, дома, в безопасности. А она там. И я ничего не знаю о ней.
- Спустя три с половиной недели после похищения появилась официальная информация о 20-летней Селиме Исмаиловой: девушка пыталась сбежать от домашнего насилия, но ее задержали и передали чеченским силовикам. В эфире местного канала она заявила, что находится в безопасности, и попросила оставить ее в покое. Это далеко не первый случай, когда возвращенные в Чечню жертвы насилия на камеру опровергают свои проблемы. Правозащитники говорят о постановке подобных сюжетов: находясь в неволе, похищенные люди не могут противоречить своим мучителям.
- Юристу северокавказского филиала правозащитной организации "Команда против пыток" (КПП) Магомеду Аламову угрожают за помощь 28-летней Марине Яндиевой, которую он вывез из Ингушетии в Минеральные Воды. Ставшая жертвой домашнего насилия девушка обратилась в кризисную группу СК SOS, а те подключили коллегу из КПП. Теперь влиятельная в республике семья Яндиевой выдвинула ультиматум: или Марина возвращается домой, или Магомед и его родные будут убиты.
- Семья бежавшего от домашнего насилия уроженца Чечни 19-летнего Магомеда Тунжаханова угрожала адвокату Татьяне Соломиной, которая встретила молодого человека и заказала ему такси. Родственники Тунжаханова узнали по своим каналам не только, что у адвоката есть сын, но и в какой школе тот учится. Несмотря на оперативное обращение в Следственный комитет России, расследование за почти два месяца так и не начато.
- Домашнее насилие – одна из главных и системных проблем Северного Кавказа. Местные жительницы подвергаются ему со стороны мужей и других членов семьи. Как правило, полиция игнорирует такие преступления, а в случае возбуждения уголовных дел суды выносят минимальные наказания. Ранее три жертвы домашнего насилия из региона рассказывали редакции Кавказ.Реалии, что были вынуждены бежать из страны.
Форум