17 октября две совершеннолетние девушки из Дагестана были похищены из кризисного центра "Мамин дом" в Казани. Как они сообщили волонтерам, их увезли оттуда люди в полицейской форме и насильно передали родителям. Позже девушки сообщили правозащитникам, что с ними все в порядке, однако те считают, что эти заявления были сделаны под давлением: девушки год были тверды в своих намерениях начать новую жизнь за пределами родной республики.
20-летние Фатима и Айшат покинули Дагестан на этой неделе. Волонтеры помогли им добраться до Волгограда, а затем и до Казани. Девушки обустроились в кризисном центре и рассказывали о планах найти работу. Однако дальше события развивались почти по сценарию Халимат Тарамовой – в шелтер ворвались неизвестные и увезли беглянок домой.
В интервью Кавказ.Реалии активистка движения в поддержку жертв домашнего насилия "Марем" и главред "Даптара", сайта о положении кавказских женщин, Светлана Анохина рассказала, как проходила эвакуация девушек, как их искала полиция и что с ними может быть сейчас.
– Как долго вы были знакомы с Фатимой и Айшат?
– Практически целый год. Они связались со мной, когда я была в Стамбуле на релокации (после угроз убийством за свою деятельность в прошлом году Анохина временно уезжала из России; дело по факту угроз дагестанские правоохранители так и не возбудили. – Прим. ред.).
Обращалась одна – Фатима, у другой не было телефона. Фатима говорила за себя и за подругу. Я ответила: "Девчонки, ситуация сложная. Давайте я вернусь – и поговорим".
Я не хотела брать это дело. Во-первых, не было связи со второй девочкой. А во-вторых, они мне показались очень маленькими, неприспособленными. Я не знала, куда их направить, чтобы к ним было повышенное внимание. Ну и вообще, я не одобряю такие побеги вдвоем. Они всегда чреваты какими-то напрягами, что один поддался и побежал за компанию. Ну и с двумя тяжелее, потому что Фатима жила в Хасавюрте, а Айшат жила в Кикуни, это высокогорное село. Я знала, что папа у нее религиозный деятель, достаточно авторитетный. У него есть своя аудитория, свой канал на ютьюбе. Я понимала, чем это чревато. Но они просьбы возобновляли. И когда ты людям год отказываешь – не напрямую, но говоря: "Я в Стамбуле", "А сейчас ковид", "А сейчас слишком холодно", "А сейчас слишком жарко", – а они все равно приходят и говорят, что не передумают, то к этому уже относишься серьезно.
– На что именно они жаловались?
Ощущение такое, что в этой обстановке нет воздуха, зато есть твердое понимание, что так будет всегда
– На обычную кавказскую ситуацию. Замуж выдали без их согласия. У нас не очень-то спрашивают девушек, а они не очень-то и сопротивляются – не во всех же заложено сопротивление. Они были не очень счастливы в браке. Одна из них, Айшат, по ее словам, отучилась только в мектебе (мусульманская начальная школа. – Прим. ред.) и то один год, в нормальную школу не ходила. Она фактически все время сидела дома, а потом вышла замуж и тоже сидела дома. Другая жаловалась на то, что муж ее время от времени поколачивает, причем без эмоций. Шел-шел, ударился о табуретку ногой и пнул ее изо всех сил. К ней не относились как к человеку, по ее словам. Она говорила, что не может даже пойти маме помочь и погулять с подружкой, которую видела три года назад последний раз. Ощущение такое, что в этой обстановке нет воздуха, нет жизни, зато есть твердое понимание, что так будет всегда, пока ты не помрешь.
– Родители игнорировали их просьбы?
– Как и всегда. Считается же, что жена должна быть покорной, послушной. Как позволить развестись? Нельзя, если нет переломанной челюсти, то и оснований для развода нет. У нас в Дагестане очень многие родители считают, что развод – это позор для семьи, и надо девушку от этого всеми силами отговаривать.
– Почему эти девочки не могли уехать без посторонней помощи?
– Наверное, могли, но я очень боюсь за девчонок, совершенно неподготовленных, когда они сбегают, не имея никакого представления, куда они поедут, кто их встретит, как они там будут. Я лучше сама буду им помогать. Это стремно. У меня две дочки и три внучки. Я представляю, что такое растерянная девочка в большом мире.
– То есть у них не было знакомых за пределами Дагестана?
– Как я поняла, практически нет. Кто у них мог быть в друзьях? Такие же девочки, как они сами, которые полностью подчинены родителям или мужу, которые не смогут их даже приютить. Я знаю случаи, когда женщины бежали, просились к подругам, подруги пускали их пожить, а потом приходил муж или брат и говорил: "Что это такое? Пусть немедленно уходит. Я сейчас свяжусь с ее родственниками".
– Пытались ли с тобой связаться родственники девушек?
– Сначала мне начали звонить из полиции Хасавюрта. Я девочек тщательно инструктировала. Они купили новые телефоны, но бэушные. У них были левые симки. Прошлые телефоны они должны были разбить и выбросить, симки сломать и тоже выбросить. Когда я поняла, что они уже не изменят своих планов, надо было что-то решать, чтобы они относительно безопасно это сделали. И также я их попросила найти в Хасавюрте место без камер, где бы водитель нанятого нами такси мог бы спокойно их ждать. Судя по всему, на камеры они попали, потому что назначили встречу у автовокзала. Машину вычислили очень быстро, связались с водителем, водитель позвонил мне. Говорит, что спрашивают, кто заказывал машину, и как ему быть. Я ответила, чтобы он дал мой номер. Я не пряталась и не отпиралась.
Обычно, если пропал человек, тебя три дня мурыжат. А тут на следующий же день включились!
После этого позвонили из полиции. Говорят, вот, мол, пропали две девочки. Я их поправляю: не пропали, а ушли из дома по собственному желанию. Вот, записали видео о том, что уходят. Написали заявление, подписались, отослали на сайт МВД, как и положено, чтобы не объявляли в федеральный розыск. И почему вы начали поиски сразу? Они совершеннолетние. Обычно, если пропал человек и подают заявление, тебя три дня мурыжат и говорят, что ничего не произошло. А тут молниеносно на следующий же день вы включились!
– В каком ключе у вас было общение?
– Надо отметить, что они вели себя со мной все очень вежливо, не было допущено ни одного грубого слова. Но меня крайне удивило, что один из звонивших из хасавюртовской полиции сказал, что если у них было насилие в семье, то они, наверное, обращались в полицию. Когда обращались, вы знаете? Давайте мы поднимем эти документы и накажем тех, кто не давал им ходу! И тут у меня началась истерика от смеха. Только-только прогремело дело Володиной против России, где человек просил, умолял защитить его, и не было сделано ничего. Только-только много информации в разных СМИ об отказах в духе "Вот убьют – тогда приходи", и его убивали, и тут человек, знающий дагестанские реалии, на полном серьезе, не хихикнув, спрашивает: а что ж они не обратились в полицию против папы? В селе Кикуни, где папа – абсолютный авторитет. Действительно, что же они не запросили помощи, сказав, что папа не дает учиться и считает, что телефон – это излишество, и женщине достаточно только кнопочной трубки, чтобы она звонила мужу и родителям!
Мы поговорили с полицией нормально, не обостряя. А после этого мне позвонил отец Айшат и очень долго убедительно говорил, что да, он действительно не позволял дочери развестись, что он был неправ и сейчас осознал, развод уже произведен. Меня это умилило в очередной раз: решили замуж выдавать в ее отсутствие, развели в ее отсутствие! И сейчас они посылают к ней домой людей забрать вещи в дом родителей.
Но это ничего не меняло, ведь девочки бежали не только от конкретной семьи, а от всей той системы, где все решают другие. Другие могут дать разрешение развестись, другие могут дать разрешение учиться… А могут и не дать.
– Вы передали его слова Айшат?
Мы за то, чтобы связи были восстановлены хотя бы спустя какое-то время, чтобы они не прерывались навсегда резко
– Да, я его выслушала и обещала передать все это его дочери, предупредив, чтобы он не ждал, что она в ближайшее время выйдет на связь, потому что по протоколу безопасности, когда человек бежит, ему крайне не рекомендуется в ближайшие пару недель говорить с родителями, потому что магия их власти действует даже через голос, сбежавшие сразу понимают, что их догнали. Поэтому так делать нельзя. Они позвонят, когда будут готовы. Но я его успокаивала, что все в порядке, чтобы он не волновался.
Это, конечно, только слова. Конечно, он волнуется! Но не в наших интересах ссорить девочек с родителями и родными. Мы за то, чтобы связи были восстановлены хотя бы спустя какое-то время, чтобы они не прерывались резко и навсегда. Очень хорошо, если у девочек есть какая-то поддержка в виде родственников, к которым они могут обратиться.
– Передали слова отца Айшат, как обещали?
– Я передала все. Она стала меня убеждать не верить ему. Я ее успокоила, сказала, что даже если бы меня его слова убедили, я бы все равно не выдала, где она находится. Но мы забеспокоились. На следующий день ко мне приходили из угрозыска и общались с моей дочкой. Мы поняли, что нужно переводить девочек из Казани в какое-то другое место, и уже подыскивали пути для следующей эвакуации. Но пока все было нормально, мы все время с ними были на связи.
О том, что произошло дальше, рассказывает активистка движения "Марем" Майсарат Килясханова. Она также была на связи с Фатимой и Айшат.
– Девочки доехали до Казани в пять-шесть утра, заселились в "Мамин дом" и уже как-то обустраивались. С ними был наш волонтер из Волгограда. Они устроились, потом съездили в офис фонда "Благие дела", потом созвонились со мной. Они были очень воодушевлены, что наконец-то смогут работать, и ребенка обещали устроить в детский сад. Сказали, что сейчас купят продукты и поедут домой наводить там порядок. И мы были с ними на связи до пяти часов вечера. А после пяти часов вечера они перестали отвечать, притом что мы были с ними каждый час на связи.
Куда она будет возвращаться? И что с ней будет, когда она вернется?
Я запаниковала, пыталась успокоить себя тем, что они просто устали с дороги и заснули. Три часа пытались до них дозвониться, потом мне Айшат написала в 20:20 по московскому времени, что пришли полицейские, их забрали в отдел и передали родителям. На протяжении нескольких часов они пытались меня убедить, что именно этого и хотели, хотя весь день мы с ними до этого говорили, и та же Айшат возмущалась, что никто не считается с мнением женщин в Дагестане, что она боится даже взгляда отца. Это шло в полное противоречие с тем, о чем мы говорили с ней днем.
– Был ли еще кто-нибудь с ними в центре?
– Нет, они были одни.
– Приехали родители Айшат или обеих девушек?
– Я знаю только со слов Айшат, что их "передали родителям", а на уточняющие вопросы она уже не отвечала.
– Вы обращались в полицию?
– Насколько я знаю, журналисты обращались. Им ответ был, что кто угодно может надеть полицейскую форму и войти в дом. Это было все, что они сказали.
– Каким образом полиция и родители могли найти кризисный центр?
– Я не знаю. У меня нет ответа на вопрос, как они могли найти кризисный центр, потому что это еще и частный сектор, в котором нет камер. Девушки приехали на машине в Казань, сменили такси. Такси заказывала моя подруга на свое имя. На мою подругу никто не выходил, никто ей не звонил. Они не нашли машину, которая их довезла до Казани.
Продолжает Светлана Анохина.
– У нас есть неподтвержденная версия, что они сами спалились, выйдя на связь с родственницами, сестрами какими-нибудь дальними. Но пока доказательств этому нет. Это я поняла из разговора с полицейскими. Но они тоже не говорили прямо, что девочки позвонили и попросились домой. При этом обе девочки написали нам огромное количество сообщений, что все у них в порядке. Я им отвечала, что не верю им, ведь они сами несколько часов назад убеждали меня не доверять их родственникам, решали вопрос об устройстве ребенка в садик. С чего вдруг передумывать? Хорошо, одну развели, решила возвращаться. А вторая? Фатиму-то никто не развел. И куда она будет возвращаться? И что с ней будет, когда она вернется?
– Сейчас они на звонки и на сообщения не отвечают?
– Нет. Телефоны, которые у них были перед побегом, у них остались. Но одна стерла со мной чат, и я не могу ее найти, а другая вроде в сети, но я даже не знаю, что ей писать, если она под присмотром родственников все время.
– Что вы можете сейчас предпринять? Есть ли какой-то план действий?
Государство их не защищает совершенно, нет инструмента, с помощью которого женщина может получить защиту
– Я считаю, что в Казани должна быть организована проверка, действительно ли полиция входила в этот дом. Насколько я знаю, Алия (руководитель благотворительного фонда "Благие дела". – Прим. ред.) пытается получить записи с камер дома рядом. Это же пугающая тенденция. Регулярно полиция сдает сбежавших женщин. Государство их не защищает совершенно, нет инструмента, с помощью которого женщина может получить защиту. А когда она сбегает, ее ловят и возвращают родственникам как вещь, несмотря на сделанные ею до этого заявления. У нас есть опыт с тремя заявлениями Халимат Тарамовой, разговор с сотрудником уголовного розыска. Были и другие случаи, когда девчонок задерживали и тут же возвращали родственникам. Эта "мужская" тенденция – вернуть вещь собственнику – прослеживается везде. Самую главную опасность представляет полиция.
– Это бывает не только на Северном Кавказе, но и за его пределами?
– Мы же имеем историю девушки, которая бежала с молодым человеком, и когда она пришла в полицию, туда сразу приехали родственники – девушка же кавказская. Все это происходило в Центральной России.
До меня дошли слухи, что нам пытаются пришить вербовку и отправку чуть ли не в Сирию. И это сильно напрягает. А так как у меня турецкий номер мессенджера, оставшийся с прошлого года, то вполне возможно, что их версия, рожденная в мозгах под фуражкой, подкрепилась еще и этим. Ага, сейчас заманят в Турцию, а потом в ИГИЛ (запрещенная в России террористическая организация. – Прим. ред.). Какой ИГИЛ, его уже не существует! Упоминание ИГИЛ работает как спусковой крючок, и органы начинают работать интенсивнее.
– Вы не можете сейчас никак помочь девочкам?
– Я обратилась в "Правовую инициативу" сразу же, когда мне стали звонить полицейские, еще 17-го числа. Отправила им видео, которые записывали девочки. Сказала, что, возможно, будет давление на меня. Также я связалась с Аленой Поповой, которая обещала этим заняться. Я не могу написать заявление в полицию, потому что девушки были похищены не из моей квартиры, а шелтер казанский может вполне.
– Они собираются это делать?
– Не знаю. Так как подобные похищения системные, но надо спрашивать не только с полиции, но и с законодателей, потому что получается, что люди просят их защитить, посылают видео, посылают заявления, и на них просто плюют. Да, есть процедура, что надо пойти в полицейский участок лично и попросить снять с розыска, но об этом же сразу дают знать родителям. А во-вторых, их могут задерживать как преступниц. Выходит очень плохая картина: государство просто выделило людей, которых обозначило как недееспособных.
***
В МВД по Татарстану заявили, что полицейские не забирали девушек из приюта. По данному факту проводится проверка.
