Массовое переселение (мухаджирство) народов Северного Кавказа в Османскую империю в XIX веке – драматичная часть истории региона. Сотни тысяч черкесов и десятки тысяч представителей других этнических огрупп были вынуждены покинуть свои дома. В новом эпизоде подкаста "Хроники Кавказа с Вачагаевым" историки говорят о трагическом прошлом.

Когда говорят о переселении в Османскую империю, чаще всего имеют в виду эмиграцию уроженцев Северного Кавказа, гонимых событиями Кавказской войны 1817–1864 гг. На самом деле османы столкнулись с мухаджирами раньше, после завоевания Российской империей Крымского ханства в XVIII веке. Позже под давлением империи стали переселяться и другие народы, к примеру ногайцы.

Но именно итог Кавказской войны сделал этот процесс настолько массовым, что властям Османской империи пришлось создать специальные комитеты по решению проблем новых переселенцев. Их было так много, что Стамбул обратился к северному соседу с просьбой ограничить выезд северокавказцев: в 1860-е годы общая численность только переселившихся черкесов приближалась к полумиллиону.

Горцы Северо-Восточного Кавказа (чеченцы и народы Дагестана), а также осетины и кабардинцы из Центрального Предкавказья в количественном отношении намного уступают адыгским народам.

О миграции горцев Северного Кавказа в Османскую империю чеченский историк Майрбек Вачагаев поговорил с доктором исторических наук Самиром Хотко из Адыгеи, а также с заведующим сектором средневековой и новой истории Института гуманитарных исследований Кабардино-Балкарского научного центра РАН Зауром Кожевым.

Вачагаев: Исход горцев Северного Кавказа с исторической родины в Османскую империю не был единовременным актом, к нему шли задолго до того, как закончилась Кавказская война. При этом те, кто переселялся до окончания войны и после нее, – совершенно разные группы людей. Как все это происходило, что предшествовало этому решению?

Хотко: Я вот смотрю на эту тему, пытаясь понять, как бы действовал, например, я. Но все-таки надо представляться мухаджиром, если ты рассчитываешь на поддержку со стороны государства. И Османское государство тоже было заинтересовано в том, чтобы маркировать вот это население мухаджирами. Почему? Потому что султану надо же было как-то объяснить своим людям, что нужно подвинуться, что тяжелые времена, что с границы мусульманского мира вот эти сотни тысяч людей к нам едут. Они пережили ужасы войны, болезни и т.д. и т.п. Мол, мы должны помочь им, они пострадали за веру. И ты, уважаемый там Мухамед-бей, какой-то помещик западной Анатолии или арендатор каких-то султанских земель, ты должен подвинуться. Ты платил всегда исправно налоги в султанскую казну, но мы подберем тебе в другом месте участочек, а ты давай, так сказать, переселяйся. А на твое место мы поселим, например, 2000 абхазских мухаджиров. Или черкесских, или чеченских... Поэтому это измерение проблемы очень ситуативное. А на самом деле, конечно, большая часть, особенно из западной Черкесии мухаджиров и особенно периода, когда основная масса их шла – 1862–64 годы и зима-весна 1865 года, – это, конечно, фактически военные беженцы. А религиозная мотивация там как бы на втором плане. Тут просто вот люди побежали.

Вачагаев: Часто можно слышать, что одним из главных тезисов для переселения была вероятность христианизации победившей Российской империей местных жителей, исповедующих к тому времени веками ислам. Насколько реален был этот риск?

Хотко: Ну, я не думаю, что страх христианизации был. Его не видно. Какая-то практика была, и в Майкопе вышел очень интересный сборник, наш выпускник исторического факультета Остапенко издал, сборник документов о конфессиональной политике в отношении этого остаточного адыгского, абазинского населения Закубанья. Там, конечно, поощрялось, и были даже попытки такого христианского миссионерства, просвещения, открытия школ в аулах, но они встретили такое глухое сопротивление и практически ничем не закончили. Но какое-то буквально считаное количество людей переходило в православие.

А был в основном такой большой страх солдатчины, рекрутского набора, и вообще в целом как бы не совпадала ценностная база. Вот все-таки большая часть населения в этот период на северокавказских территориях – и Дагестан (именно те районы, которые были базой имамата Шамиля), и Чечня, и западная Черкесия – это вольные общества. Сейчас вот социальные антропологи предлагают называть их даже полисами на манер греческих полисов. Это такие демократически управляемые через народные собрания, через народный суд, через суды присяжных, через шариатские суды, но, тем не менее, очень такие народные суды по составу. Выборное начало там доминирует. Эти люди обрели свободу так где-то во второй половине XVIII – начале XIX века. Как раз когда стоял выбор: сильно сопротивляться российской вот этой экспансии царистской, продвижению на юг – или не очень. И вот здесь получилось так, что люди эмансипировались и в своих правах практически уравнялись.

Там, конечно, привилегии сохранялись однозначно, но очень сильное выравнивание произошло. А на большей части территории полное выравнивание произошло. И вот этими соприсяжными братствами у шапсугов, у натухаевцев управляют выборные люди. Это политические лидеры. Они могут быть и знатными по происхождению, и бывшими, так сказать, крепостными. Но основная масса – это вот такой средний класс. Это действительно напоминает нам греческий полис. Где тоже среднее такое зажиточное население, крестьянство зажиточное, горожане определяли политический курс. И они не хотели расставаться, отсюда чудовищная энергия сопротивления.

Здесь еще и шариатское движение. Оно наслоилось, укрепило вот этот процесс и стимулировало, оправдывало идеологически это все. И вот эти эгалитаристские настроения, они были. Так сказать, в исламе это нужно, и проповедники все это использовали, и османские паши использовали. Когда надо – аристократическое начало, когда надо – народное начало.

Вачагаев: Итак, сам процесс уже начинается по итогам Кавказской войны. Процесс того, что пора уезжать, население уже подготовлено к этому. Но как на самом деле происходило это переселение? То есть это было вроде организованной операции – или по инициативе самих северокавказцев? Например, руководителем переселения чеченцев и осетин называют Мусу Кундухова. Было ли такое в западной части Северного Кавказа? Там кто-то возглавил это движение или это российская власть подталкивала людей к берегам Черного моря?

Хотко: На Западном Кавказе и вообще на Кавказе, когда мы говорим о мухаджирстве, хорошо бы рассматривать те события в больших рамках. И территориальных, и хронологических. Территориальных – это, конечно, надо включать Крым, Крымское ханство, ногайское население, в том числе Крымского ханства. Было такое словосочетание в целом ряде источников – "черкесские ногайцы", они начали мухаджирское движение еще раньше. Территориально это большая территория, и хронологически это предшествует северокавказскому мухаджирству. И здесь это, конечно, связано с большими подвижками населения на стыке двух империй. И, значит, получается, что первые мухаджиры у нас, если мы берем черкесский, собственно говоря, ареал, – это кабардинцы периода Ермолова (царского генерала времен начала Кавказской войны. – Ред.), хаджиреты. А чем хаджиреты не мухаджиры? Это самые настоящие мухаджиры. И они переселяются у нас в значительном числе в Чечню, и большая часть, порядка 60 аулов, во главе прямо с князьями своими, дворянами, переселяются в западную Черкесию. Это 1821–1825 годы.

Часть кабардинцев ушли в Турцию и даже в Египет. Об этом пишет султан Хандирей в записках. Это действительно мухаджирство.

Потом 1829 год. В сентябре, когда был подписан Адрианопольский мирный договор, потом через пару месяцев османское правительство прислало чиновника за кубанским адыгом и сказало им, что все желающие могут переселяться в Турцию. И где-то несколько сотен семей воспользовались этим и переселились. И потом в документах фигурирует разное: черкесы, которые живут в Самсуне, где-то в Синопе, Стамбуле и так далее. В 30-е годы XIX века уже пытаются наладить военное, торговое снабжение своей родины, так сказать. И, значит, в 1847 году крымский князь, Каплан-герей, темиргоевский князь, возглавил переселение. Слово "мухаджирство" не используется, но это, конечно, мухаджирство двух с половиной тысяч темиргоевцев. Это, кажется, 1847 год.

Потом уже Шамиль – это 1859 год, а потом вот эта адыгская основная волна – это 1862–1865 годы. Потом у нас настает перерыв. Даже наоборот, блокируется переселение.

В 1872–1873 годах почти все бжедуги Екатеринодарского уезда проголосовали за переселение в Турцию. Была направлена делегация в Стамбул, ее приняла Валидэ-султан, мать султана Абдул-Азиза, кабардинка была, Пертевниял имя, и она, как пишет русский посол в Стамбуле, считает своим долгом помогать всем кавказцам. И вот они получили аудиенцию в правительстве у великого визиря, я думаю, по крайней мере, если не у султана, и вот было как бы одобрено переселение. Но в этот период российская администрация категорически блокировала это переселение, даже основные зачинщики этого дела были посажены под домашний арест, вывезены в Ейск и другие места. Эту волну сбили.

Вачагаев: Почему? Почему пересмотрели свое отношение к местному населению и сочли возможным отказывать желающим переселиться?

Хотко: У кубанской администрации настроения поменялись, и, наоборот, возникла идея, но это, видимо, было связано с русско-турецкими отношениями, с волнами приязни и неприязни после русско-турецкой войны 1877–1878 годов. Влияло, собственно, и отношение османской администрации. Конечно, она тоже не всегда приветствовала, не в равной степени, потом квоты какие-то пыталась выставлять и т. д.

Потом кубанские власти, наоборот, захотели и добились даже через российский МИД у турецкого правительства квоты в 23–24 тысячи человек. Это уже 80-е годы XIX века. Но уже черкесы передумали. В основном. Все те, кто раньше хотел переезжать, передумали. Видимо, уже жизненный уровень чуть подрос, немножко адаптировались к новым условиям. И из 23 тысяч, как бы на местах власти ни ратовали, в Лабинском уезде или отделе, там тоже менялось ведь название административных единиц, в Майкопском отделе, Екатеринодарском и так далее – везде неодинаковая ситуация. Но хотели заполнить эту квоту, в целом довести до 23 тысяч, но сами адыги довели ее только до девяти тысяч. Это была самая большая волна уже в 1888–1890 годы. И потом уже вся эта история по мухаджирству заканчивается окончательно к 1900 году. Внутри этого движения и мухаджиры, и не мухаджиры, и социально-экономические в основном переселенцы, если брать период после Кавказской войны и во время войны.

Вачагаев: Но самым массовым все-таки было переселение 1862–1865 годов?

Хотко: Да-да, это 470 тысяч по Адольфу Берже, архивные документы и т. д. Вот эта цифра, она везде более-менее сходится – 470 тысяч. И с учетом групп не адыгского населения – ногайцев и других этносов – до 490–500 тысяч эти цифры доходят. Но общую северокавказскую цифру затруднюсь назвать, так как это в любом случае будет намного более существенная цифра.

Но вот согласно Кемалю Карпату, в основном северокавказских всех наших товарищей расселили сначала не в Анатолии, не в азиатской части империи, а на Балканах. И он цифру указывает, а он был мощный специалист по статистике Османской империи: 600 тысяч северокавказцев накануне русско-турецкой войны 1877–78 гг. на Балканах.

Вот эти иорданские, сирийские группы, они как раз потом у нас идут с территории Балкан. Почему? Потому что в Анатолии уже не находилось места, все-таки Анатолия – действительно обжитое место, как и Балканы. А по условиям Берлинского договора, там было специальное условие, чтобы не селить черкесов (соответственно, всех северокавказцев) рядом с границами Российской империи и рядом с границами Греции. Так и появились вот эти наши большие общины в Сирии и Иордании.

Вачагаев: Как и кем определялось, сколько и куда переселять черкесов?

Хотко: Кавказ в таком виде, в каком он еще есть, полный, так сказать, сил, его нужно было уже срочно, как тогда говорили, замерять. А с моря действовать нечем. Было решено поднапрячься и уже с суши сдавливать вот этот анклав независимой Черкесии. Особенно после Шамиля, после ноября 1859 года, когда абадзихи сдались, послушав наиба Шамиля Магомед-амина.

Вот есть мысль, что надо заканчивать поскорее. Генерал Иван Паскевич (генерал-фельдмаршал, главнокомандующий Отдельным Кавказским корпусом в 1826–1831 гг.) в районе 1830 года считал, что все-таки основной метод – это покорить, прежде чем там вообще приступать к каким-то преобразованиям. Сначала покорить – это раз. А потом прошло где-то года три-четыре, в районе 1834 года он составил план, согласно которому впервые звучит вот эта идея массовых переселений людей. Он предложил треугольник – это, так скажем, Натухай исторически, от Ольгинского укрепления на Кубани до Геленджика по прямой, соответствующей укрепленной линии и на запад, до устья Кубани. То есть между морем и Кубанью до Геленджика полностью очистить от натухайцев. Вот такую мысль родил генерал Паскевич, а потом эта мысль была забыта.

А потом, после Крымской войны в 1856 году, в предположениях о военных действиях на 1857 год князь Александр Барятинский почти теми же словами, что и Паскевич, опять эту идею высказал, что надо Натухай зачистить от натухайцев и заселить его казаками и вообще в целом как бы заселить. А потом, это есть в Актах Кавказской комиссии, большой документ Милютинского, который потом стал военным министром. А в этот период он еще был на Кавказе, и он писал такую вещь, что от реки Теберда на востоке (то есть от Карачая получается) и до реки Пшишь, а это прямо посередине Закубанья, не следует в горах терпеть никакого горского населения. Куда его девать, он не пишет. Вероятно, имеется в виду, вытеснять куда-то к морю, куда-то на запад, еще куда-то.

И потом это было реализовано, потом действительно Александр Барятинский (в 1856–1862 годах командующий Отдельным Кавказским корпусом, затем главнокомандующий Кавказской армией, наместник на Кавказе) в основном и генерал от инфантерии Николай Евдокимов. Но эту точку зрения, кстати говоря, большинство не поддерживает. Ее поддержал император Александр, конечно, потому что без Александра и без Михаила Николаевича это не было бы сделано. Александр, князь Михаил Николаевич, князь Барятинский, граф Евдокимов – это вот кто непосредственно эту точку зрения продвигал, а Филипсон – нет. Филипсон (генерал от инфантерии, наказной атаман черноморских казаков. – Ред.), который 30 лет воевал с черкесами, считал, что нужно использовать вот эту модель замирения, вот абадзихи покорились, они два года вообще не воевали.

С ноября 1859-го по ноябрь 1861 года, даже по март 1862 года. И царь когда приехал, они же не воевали, они его встречали. И потом еще прошло с сентября по март 1862-го полгода, прежде чем война началась.

То есть весь этот период шапсуги воевали и убыхи. И они-то как раз таки и упрекали абадзехов и говорили, мол, вас обманывают, а абадзехи были абсолютно уверены в том, что они вопрос закрыли, потому что они в большом количестве были приняты в Тифлисе вместе с Магомед-амином, потом их всех повезли в Петербург, где лично Александр конфирмовал этот договор. А это был даже не договор. Официально это называлось "Условие признания покорности", а там пункты хорошо разработанные, как в договоре, все присутствуют, порядка 15 пунктов, но все эти пункты написал Филипсон. Это не абадзехи писали, конечно. А абадзехи согласились вообще со всеми пунктами. Император этим же людям сказал, что, ребята, обстоятельства изменились, вы, конечно, молодцы, я вами всеми доволен, но вы все в полном составе должны переселиться на плоскость. А потом в марте уже 20-тысячная группировка во главе с Евдокимовым переходит реку Белую чуть ниже Майкопа, Ханский грот, это где станица Ханская сейчас, и начинается уже полуторагодовалая, до лета 1863 года интенсивная война. Последняя для абадзехов. Вот эти все нюансы не учитываются, когда говорят о переселении горцев.

Вачагаев: Заур, как происходило само переселение черкесов? Большинство все-таки были обязаны переправляться морским путем, а не по суше, как это удалось сделать горцам, покидавшим родину на Северо-Восточном Кавказе, – чеченцам, осетинам, кабардинцам и дагестанцам. Здесь черкесы и абхазы уплывают на кораблях.

Кожев: Когда стало очевидно, что эффективно сопротивляться уже никаких возможностей нет, что вопрос завоевания Черкесии, Западного Кавказа – вопрос ближайших лет, начали выселяться те группы черкесов, которые были ближе всего к побережью. Уже стесненные в своих сельскохозяйственных угодьях, то есть первые группы переселенцев, они еще в начале 1860-х годов стали уходить в пределы Османской империи. И в средствах передвижения черкесское мухаджирство, наверное, можно разделить на две неравные части. Основная масса – это западные черкесы, которых фактически выталкивали к морю. Это была планомерная политика. Население сначала стеснили, заняв все северные равнины, затем прижали его к побережью и вынудили с побережья уже отправляться в пределы Османской империи. Транспортные средства были самые разнообразные. Российское правительство для того, чтобы ускорить этот процесс, даже фрахтовало иностранные суда. И отечественные суда использовались, и иностранные суда. И весь этот поток переселенцев отравлялся в различные пункты Османской империи, в основном, конечно, первоначально они отправлялись в прибрежные города.

Вачагаев: И основная масса западных черкесов переселялась морским путем.

Кожев: Отправлялись как с пунктов, контролируемых кавказской армией, скажем, из Новороссийска, Анапы, Туапсе, так и из тех пунктов, которые до самого конца активной фазы Кавказской войны, скажем так, до мая 1864 года не контролировались еще русскими войсками. Это участок морского побережья, который можно условно назвать современным районом Большого Сочи. 90 процентов мухаджиров, переселенцев уходили морем. Небольшая относительно часть черкесов, в первую очередь кабардинцы – так же, как, кстати, и чеченские мухаджиры, – переселялись сухопутным путем через Грузию в азиатскую Турцию.

Способ переселения был принципиален для дальнейшей судьбы переселенцев, потому что основное свое богатство они теряли на родине – это земля. Основное свое движимое имущество, скот, они продать не могли, потому что просто некому было его продать. Имущество переходило по праву завоевания: либо войскам доставалось в добычу, либо переселенцам. И только те, кто переселялся сухопутным путем через Грузию, имели возможность хоть какую-то часть своего имущества сохранить. В том, что касается кабардинцев, – это лошади. И именно племенное коневодство для переселенцев-кабардинцев стало основной отраслью экономики, основной отраслью хозяйства, которая их кормила, составляла их благосостояние, основу экономического богатства вплоть до 50–60-х годов XX века, когда они перестали поставлять лошадей, в первую очередь в турецкую армию. Это просто перестало быть актуальным.

Что касается западных черкесов, то максимум, что они могли взять с собой, это какие-то ценные вещи, оружие, более или менее ценные предметы домашней утвари. Все это переселение происходило очень спонтанно, и не было возможности без спешки, с соблюдением всех мер безопасности переселяться сотням тысяч людей в течение непродолжительного времени. Средства перевозки были довольно скудны. Все очевидцы описывают, что переселение происходило с нарушением всех норм безопасности. На суда грузилось гораздо больше людей, чем была их реальная грузоподъемность, поэтому перевозить какое-то громоздкое домашнее имущество, что-то кроме денег и ценного оружия, у тех, у кого оно имелось, было невозможно. Поэтому эти люди прибывали на османский берег чаще всего без всяких средств к существованию в лагеря, которые организовывало османское правительство перед отправкой переселенцев в назначенные для поселения регионы империи. Они по многу дней, недель, месяцев находились в этих лагерях, которые не были приспособлены для нормальной жизни. Поэтому среди переселенцев распространялись заразные болезни, и, по оценкам русских консулов, в турецких приморских черноморских городах – Трабзона, Синопа, других пунктах, куда прибывали переселенцы, – смертность среди них была очень высокая.

Общие потери оцениваются десятками тысяч человек – до 120 тысяч: от эпидемий, которые развивались у переселенцев уже на османском берегу. Многие переселенцы приезжали уже истощенные, потому что на Кавказском побережье, дожидаясь своей очереди на переселение, они очень часто точно так же, в необорудованных ничем лагерях, фактически в лагерях беженцев проводили многие месяцы, иногда в осеннюю и зимнюю пору. Не имея средств к существованию, не имея возможности полноценно согреваться, полноценно питаться, конечно, они слабели. Тяготы переселения не добавляли им жизнестойкости и здоровья, поэтому и на Кавказском побережье, и на турецком берегу Черного моря все очевидцы этого переселения свидетельствуют о массовой гибели черкесов от голода, холода, заразных болезней.

Дело в том, что масштабы этого переселения были гораздо выше, чем, скажем, ожидало османское правительство. Средства, материальные средства османского правительства для одномоментного приема такого огромного количества беженцев и планомерного размещения их в тех регионах империи, где для них можно было выделить какие-то земельные угодья, оказались совершенно недостаточными. Тем более что Османское государство, конечно, по степени управляемости, по развитию инфраструктуры в середине XIX века сложно назвать государством высокоорганизованным. То есть у него были свои внутренние проблемы, связанные с достаточно архаичной экономикой и политической системой. Но, во всяком случае, османское правительство делало все, что было в его силах, чтобы этих переселенцев принять.

Собственно договоренность между двумя империями – Российской и Османской – о том, что Османская империя будет принимать всех переселенцев с Западного Кавказа, она была вызвана со стороны России, желанием Российской империи избавиться от нелояльного населения, которое на протяжении многих десятилетий оказывало упорное сопротивление всем попыткам фактического подчинения имперской власти на Западном Кавказе, избавиться от него, заселить освободившиеся земли лояльными империи, имперской власти людьми, единоверцами. А для Османской империи согласие принять этих переселенцев было вызвано, не будем сбрасывать это со счетов, идеалистическими представлениями об обязательстве османского султана как главы всех правоверных принять беженцев-единоверцев, которые спасают свои жизни. С другой стороны, желанием османского правительства приобрести очень лояльный, очень подготовленный к военной службе, с хорошими навыками агрокультуры элемент, с помощью которого империя могла решить свои внутриполитические проблемы, разместив этих людей, этих переселенцев в тех регионах, где ощущался дефицит лояльности султанской власти с курдским, арабским, армянским, славянским населением. То есть это был взаимовыгодный контракт между Российской империей и Османской империей. Но основную нагрузку, основную ответственность за прием этих беженцев приняла Османская империя.

Вачагаев: А роль России в чем заключалась? Она хоть чем-то помогала, хотя бы с кораблями?

Кожев: Помощь беженцам не являлась первоочередной задачей и даже задачей второго, третьего порядка для Российской империи. Российская империя решала другие задачи. Конечно же, даже государственные чиновники, дипломатические чиновники, консулы в турецких городах, наблюдавшие ежедневно за страданиями десятков тысяч людей, наверное, как люди с живой совестью, – те из них, кто обладал совестью и чувством сострадания, могли сопереживать переселенцам и каким-то образом обращаться к имперским властям с просьбами либо уменьшить поток этих беженцев, вытесняемых с Западного Кавказа, либо предоставить какие-то материальные средства для них. Но, собственно, помощь беженцам, которые расценивались как нежелательный элемент на Кавказе, как люди, которых Российская империя не пожелала оставить на их исторической родине, навязав им свою политическую власть, свое политическое подданство, противоречила целям государственной политики. Они были диаметрально противоположны стремлению отдельных людей сохранить человеческие жизни или помочь страдающим женщинам, детям, старикам. А так делалась большая политика, и эмоции, личные эмоции отдельных чиновников, отдельных государственных деятелей, тем более достаточно невысокого социального ранга, ничего в этом поменять не могли принципиально.

Вачагаев: После того, как они прибывали в Османскую империю, когда их начинали расселять по всей территории? То есть некомпактно, кого-то – на юг, кого-то – на запад, восток, кого-то – на Балканы и дальше. Как черкесы адаптировались к новым условиям? Им практически приходилось начинать с нуля.

Кожев: Все происходило очень по-разному, в зависимости от локальных условий. Первая волна мухаджирства в основном была распределена условно пополам. Точной статистикой я не обладаю, специальные исследования нужно проводить на эту тему, но примерно пополам между европейскими вилайетами (провинциями. – Ред.) Османской империи и азиатскими. Значительная часть черкесов была расселена на Балканах среди балканских христиан, среди сербов и болгар. Покинутые черкесами земли – земли, военной рукой, вооруженной рукой очищенные от черкесов на Кубани, на Черноморском побережье, на Западном Кавказе, заселялись казаками Российской империей. А Османская империя черкесских мухаджиров, черкесских беженцев старалась расселить в тех регионах империи, где преобладало христианское, славянское население, то есть таким путем стремясь увеличить лояльный имперской власти, султанской власти мусульманский элемент.

Черкесы оказывались заложниками этого глобального противостояния между Российской и Османской империями. И в ходе очередной русско-турецкой войны 1877–1878 годов черкесы опять оказались на острие противостояния Османской империи и Российской империи. Фактически они были максимально мобилизованы османскими властями в ряды действующей армии балканской, принимали активное участие в войне. А после ее окончания в специальном пункте мирного договора, принятого Берлинским конгрессом, от Османской империи требовалось их выселить, убрать поселенцев с Балкан. И черкесы были вынуждены еще раз массово покинуть уже обжитые, насиженные, освоенные места на Балканах. Практически все, за очень небольшим исключением. Анклав косовских черкесов остался на территории Косова, откуда они уже после развала Югославии во времена президентства Бориса Ельцина были возвращены в Адыгею. А основная масса черкесов повторно была перемещена уже в азиатские вилайеты Османской империи на территорию Анатолии Малой Азии.

Османское правительство старалось черкесских поселенцев распределять равномерно по всей территории империи, чтобы они не составляли каких-то крупных анклавов, чтобы они не становились очагами некой национальной самоорганизации с претензией на самоуправление. Места, которые были выделены для черкесских поселенцев, не всегда равноценны. Есть очень благодатные с точки зрения качества почвы, наличия источников воды, земли, есть территории с очень скудной растительностью, скудными ресурсами, на которые до прихода черкесов никто не селился и не претендовал, используя их только в качестве сезонных пастбищ. Но везде, где появлялись черкесы, от Балкан до Трансиордании, все современники, очевидцы свидетельствуют, что эти люди приносили с собой навыки ведения сельского хозяйства, не уступавшие, а зачастую и превосходившие подобные у местных курдов, арабов, турок. Ценой больших усилий уже первое поколение черкесов в Османской империи достигло приемлемого уровня благосостояния. Этому не в последнюю очередь, конечно, способствовали определенные льготы со стороны турецкого правительства. Оно видело в черкесах людей полезных, людей лояльных имперской власти, освобождало их на первое время от налогов, воинской повинности в надежде, что со временем, встав на ноги и приобретя экономическое благосостояние, черкесы восполнят все те льготы, которые правительство им выделяло и оказывало.

Вачагаев: А были ли на месте какие-то столкновения с местным населением? Иными словами, какое-то недопонимание с прибывшими на новое место проживания черкесами, ведь эти места были заселены еще до этого турками, курдами, арабами.

Кожев: Безусловно, земельные ресурсы, источники воды, особенно в азиатских вилайетах Османской империи, — это такой ресурс, за который всегда велась борьба – как минимум конкурентная, если не вооруженная. И всегда, когда появлялись новые претенденты на землю и воду, конечно же, у старожилов, у аборигенного населения возникало по этому поводу недовольство. Кроме того, мы не должны рассматривать Османскую империю как такое прямо централизованное государство, в котором все население подчинялось единым административным порядкам. На территории Сирии, Курдистана турецкого огромные территории фактически находились вне сферы прямого управления османского правительства. Это племена курдов, арабов-бедуинов, друзов, религиозных общин, сильно отличающихся от традиционного правоверного суннитского ислама. Они управлялись своими шейхами, своими племенными вождями, имели свои представления о правах на землю и воду, и распоряжения османского правительства не расценивали как обязательные для себя. Поэтому черкесам очень часто приходилось с оружием в руках защищать ту землю, которую им выделяло османское правительство. И, собственно, эти столкновения, локальные стычки, они составили целую эпоху в истории черкесских мухаджиров.

Там, где турецкое правительство, османское правительство имело возможность, оно оказывало поддержку черкесам, но там, где ресурсов правительства для этого оказывалось недостаточно, черкесы вели эту борьбу, опираясь на собственную сплоченность, взаимовыручку. Кроме того, практически везде, где черкесы селились, они активно привлекались к военной, полицейской службе османскими властями. Поэтому возможности для этого у черкесов были.

Вачагаев: Когда говорят о мухаджирстве, лично для вас, например, что это прежде всего означает сегодня, в XXI веке?

Кожев: Ну, мне кажется, для любого черкеса, сознательного черкеса мухаджирство – это очень личная история, очень личная тема. Практически половина моего рода живет за пределами Кавказа. Мы в 1991 году, в период весны российской демократии, когда все препоны были сняты, открылись все возможности для общения и люди стали ездить из Турции, Сирии, Иордании, других стран, где есть черкесские диаспоры, на историческую родину, мы нашли друг друга, и с тех пор эта связь не прерывается. Мы общаемся, мы единый народ, разделенный политическими границами.

Поэтому для нас история черкесского изгнания на завершающем этапе Кавказской войны – это неакадемическая проблема. Это не проблема позапрошлого века, эта проблема очень живая, животрепещущая, которая касается всех представителей нашего народа. Мы как народ оказались распылены, рассеяны, помимо своей воли, изгнаны со своей исторической родины. И для нас принципиально важно несколько вещей. Во-первых, чтобы эта трагедия, эта проблема нашего общего исторического прошлого российского была хотя бы известна российскому общественному сознанию, чтобы в России что-то знали про это. Не только про уничтожение индейцев, но и про то, какими методами происходило завоевание Северного Кавказа Российской империей. Для нас очень важно, чтобы черкесы как народ, преимущественно в настоящее время живущий за пределами Российской империи, был включен в список наших зарубежных соотечественников, которые имеют право на облегченный порядок получения российского гражданства при желании вернуться на историческую родину. Для нас принципиально важно свободное, безо всяких помех общение между различными черкесскими общинами различных стран: и Российской Федерации, и Турции, и Сирии, и Иордании. Для нас принципиально важно, чтобы черкесы не становились разменной монетой в большой политике больших государств.

Вачагаев: Мухаджирство горцев Северного Кавказа сильно изменило демографическую ситуацию на Северном Кавказе. Многие народы оказались на грани исчезновения. Переселившимся в Османскую империю понадобились десятилетия, чтобы адаптироваться и стать полноправными гражданами на новой для них родине. Из-за того, что в первоначальный период черкесов воспринимали в основном как воинов, именно это стало базовым в начальный период их адаптации в Османской империи.

Если вначале все организовывалось через армию, через лояльность к новым властям, путем доказательства готовности умирать за Османскую империю, то в дальнейшей истории мы видим десятки министров, глав правительств, глав губерний на просторах всей империи. Это позволило черкесам, чеченцам, дагестанцам и осетинам встать на ноги и уже прокладывать себе путь не путем ухода в армию, не через посредство устройства в армию, а во многих сферах жизнедеятельности империи. Писатели, поэты, политики, деятели культуры, которые своим трудом утверждались среди жителей Османской империи.

Но есть немаловажная проблема для потомков мухаджиров: им до сих пор затруднен путь возвращения на их историческую родину – Северный Кавказ. Многие из них хотели бы посещать историческую родину как сограждане российских черкесов, но пока этот вопрос находится только на стадии обсуждения.

Подписывайтесь на подкаст "Кавказская хроника с Вачагаевым" на сайте Кавказ.Реалии.

Слушайте нас на GOOGLE подкасты – YANDEX MUSIC -YOUTUBE