Северо-Осетинский государственный академический театр имени Владимира Тхапсаева был основан 85 лет назад. В советское время он был широко известен, а Бало Тхапсаев стал одним из лучших Отелло в мире. Сейчас Осетинский театр вновь возвращается к Шекспиру. В его репертуаре "Укрощение строптивой", "Ромео и Джульетта", а теперь вот и "Ричард третий".
После распада СССР театр потерял свои позиции: многие зрители не хотели смотреть спектакли на осетинском языке. Сейчас он переживает второе рождение: переодически на кассе стоит табличка "все билеты проданы". Правда, все проблемы все равно не решены: на осетинском и сейчас пишет небольшое число авторов, техническую базу необходимо обновлять, а молодых актеров не так много.
Владислав Колиев руководит Северо-Осетинским театром три года. За это время он ни разу не давал интервью.
В беседе с Кавказ.Реалиями он рассказал о том, с какими проблемами сталкивается коллектив, как повлияла на его работу пандемия и почему зрители не любят ходить в театр по субботам.
– Несколько лет назад в Осетинском театре можно было увидеть пару десятков зрителей, хотя зал рассчитан на несколько сотен. Что-то изменилось?
– Суббота и воскресенье – мертвые дни для Осетии. В эти дни свадьбы, праздники и так далее. Нельзя забывать, где ты находишься, надо смотреть на менталитет. Идет ли наш зритель в театр в выходные? Нет. Тем более у нас много театров. Поэтому мы нашли лучшее время для посещения – четверг и пятница. Плюс у нас есть еще среда, молодежный день. В итоге за сезон у нас было более 50 тысяч зрителей.
– Кто сейчас ваша аудитория? В советское время Осетинский театр был, к примеру, очень популярен среди сельских жителей. Эта тенденция осталась?
– Мы пытаемся привлечь зрителя, который никогда не ходил в Осетинский театр. За последнее время у нас были туристы из Санкт-Петербурга, Екатеринбурга, Украины. Люди едут транзитом в Тбилиси, в Баку, в Ереван и приходят к нам. В то же время проблема с наушниками (для перевода с осетинского – прим.ред.) до сих пор не решена. Тех, которые есть, недостаточно.
У нас есть и выездные спектакли, а если к нам хотят приехать районы, то мы помогаем транспортом, организовываем.
– Среди жителей районов и Владикавказа востребованы одни и те же спектакли?
– Классика – это городской житель. Для них Островский, Булгаков, Шекспир, Чехов. Зритель должен знать, на какой спектакль он идет. Но в то же время национальная драматургия – это самое востребованное. Это любимые пьесы. Мы к ним возвращаемся время от времени. "Сола", "Желание Паша", "Чермен", "Названые братья", "Фатима" – это все осетинская классика и она любима. "Невестки Зали" идут на ура. В этом году мы тоже ставим "Желание Паша". Ставим "традиционно", чтобы окунуть в историю. Это архаика, это то, что мы потеряли.
– Есть такое мнение, что академический театр не должен ставить так называемые "бытовые" пьесы. Они были актуальны 50-60 лет назад, а сейчас театральное искусство шагнуло вперед. Что думаете вы?
– Мы не должны забывать, что мы национальный театр, а в нем представлены все слои населения. У людей должен быть выбор. Кроме того, мы катаем спектакли по домам культуры в селе. Многие из них требуют больших декораций, которые мы не можем установить в малых помещениях. А без них страдает художественная целостность. Поэтому основная причина существования таких спектаклей с простыми декорациями в том, что мы работаем на районы. Но с технической базой не все хорошо даже и у нас в театре: у нас уничтожено штанкетное хозяйство (оборудование сцены – прим.ред.). В шестидесятых годах у нас было 64 штанкета. Сейчас – 12. Из театра сделали концертный зал.
– Чем сейчас так актуален Шекспир для Осетии? Вы не единственный театр, который к нему обращается в последние годы. Десять лет назад такого интереса не было.
– Шекспир близок нам открытой эмоцией. Это открытая страсть. Там нет второго плана. Если герой любит, он любит. Если ненавидит, то ненавидит. Это очень близко осетинскому менталитету. Что в этих произведениях актуально сегодня? Это решает режиссер. У нас одна задача – раскрыть автора. Есть формула: автор – время – коллектив. Что было проблемой несколько веков назад – до сих пор остается проблемой. Но проблема на самом деле одна – в культуре и в воспитании.
– Чем отличается молодой зритель от зрителя 20 лет назад? И молодой актер?
– Мы видим, что молодежь достает смартфоны, планшеты. Почему? Можно ли снимать? С одной стороны, этот спектакль увидят их подписчики. С другой стороны, они мешают актерам.
Молодые актеры хотят сразу результат и заработать. Но мы забыли, что в 90-х мы не получали зарплату по девять месяцев. Бывало, выдавали блок сигарет или пачку сахара. Но это же не главное. Мы любили эту профессию. А сейчас первый вопрос "сколько". Наверное, не так сложно попасть в театр. Кадров нет. Получается, что как будто мы бегаем за ними.
– Есть талантливые актеры, которые не могут работать у вас в театре, потому что не владеют осетинским языком?
– Проблема языка существует. И каждый кадр очень ценен. Но есть талант, а есть работоспособность. Иногда побеждает работоспособный. Потому что талант можно легко пропить. Или закопать. Еще самая большая беда – это неправильная оценка своих возможностей.
Талант можно легко пропить. Или закопать.
У каждого есть свой потолок. Не надо бояться учиться в любом возрасте. Ты должен идти против течения. Как только человек начинает думать, что у него все хорошо, что его поддерживают, он пропал. Неуважение и хамство – это самый большой грех в культуре. Если человек ставит себя выше всех остальных, это трагедия.
– Вы упомянули то, что молодые актеры интересуются зарплатой. Она сейчас в театре какая?
– Зарплата выросла, и различия с тем, что было несколько лет назад, большие. Многие моменты решаются. Но зарплата зависит от занятости. Почему мы должны платить одинаково тем, кто занят в спектаклях постоянно, и тем, кто выходит на сцену лишь иногда?
– Можно ли назвать театр коммерчески успешным?
– Гастроли, фестивали – это очень большие деньги. У нас бывают разногласия, когда к нам приезжают большие театры. Это не обменные гастроли. Я бы хотел, чтобы это было взаимно. Но все упирается в гранты. Но если мы куда-нибудь едем, мы должны платить аренду за сцену. И мы это не можем осилить.
– Как на Осетинский театр повлияла пандемия?
– Рассаживаем через сидение. Мы соблюдаем все требования Роспотребнадзора. Сами закупаем маски и раздаем их бесплатно. При этом никакие другие театры, кроме нас, не исполняют требований Роспотребнадзора. Но ведь мы тоже хотим зарабатывать. И артисты хотят. И нам финансово выгодно заполнять зал целиком. Но что позволено Юпитеру…
– Насколько, на ваш взгляд, доступны цены на билеты в театр? Зарплаты у нас не очень высокие.
– Премьера – 350-600 рублей. В обычные дни – от 100 до 500. В районы когда возим – еще дешевле. 100, 150, 200…
– У вас есть и классические постановки, и современные. Когда режиссер вам предлагает конкретные решения, бывает ли, что вы ему отвечаете, что такому на сцене Осетинского театра нет места?
Я опасаюсь. Без надобности обнажают.
– Табу может быть. Я опасаюсь. Без надобности обнажают. Есть необходимость чего-то? Оправдано это или нет? Наверное, многое делается только для привлечения зрителя. Мне не нужно зеркальное представление сегодняшнего дня. Табу должно быть. И у каждого руководителя свое табу. Есть же более высокие материи!
Зритель должен выходить из театра не как со зрелища, не как с шоу. Театр дает ему заглянуть в самого себя и полюбить.
***
В Северной Осетии работают семь театров. Два из них – национальные. Осетинский театр ставит спектакли на иронском диалекте осетинского языка, дигорский театр – на дигорском. В этом году Дигорский театр не открыл сезон из-за пандемии.
