Общественная жизнь Ингушетии тесно переплетена с религией. Чтобы заручиться поддержкой населения, политики пытаются оказать влияние на религиозных деятелей. С учетом разнообразных религиозных воззрений и специфики соседних регионов, соблюдать баланс и разрешать бесконкфликтно спорные вопросы - настоящее искусство.
Прошел год со дня начала ингушских протестов.О том, как верующие восприняли протест против сделки о границе с Чечней и почему, невзирая на репрессии, проповедники стремятся подавлять радикальные настроения среди молодежи, рассказал "Кавказ.Реалии" наиб мечети села Сурхахи, Илез Аушев.
- Нашу мечеть называют салафитской. Она зарегистрирована в муфтияте республики, но мировоззрение с ними расходится. Сегодня принято делить, мол, одни относятся к муфтияту, другие салафитского толка, третьи тарикатского, еще какие-то суфийского. Но такие классификации в исламе не поощряются.
- Но все-таки салафитское течение на Кавказе развилось относительно недавно?
- Оно тут было всегда. Просто государству больше нравятся суфии: их приближают к себе политики, их часто показывают по телевизору. Существование других мусульман чиновники долго не признавали. А сейчас за разными имамами и мечетями закрепились свои условные наименования.
- Вы стараетесь переубеждать суфиев, говорите им, что их образ жизни неправильный?
- Мы можем только говорить правду, но не обижаемся и не спорим. У меня нет проблем с суфиями. Я могу с любым человеком сесть, чай попить, поговорить, привести свои доводы, и он соглашается, потому что деваться некуда. В быту между нами нет проблем. Салафиты и суфии между собой женятся. Раздор между нами сильно преувеличен. Кто хочет, танцует лезгинку, кто хочет, прыгает, делает зикр (суфийский обряд). Никто не запрещает.
- Какова была ваша позиция во время протестов в Ингушетии в прошлом году против соглашения о границе с Чечней?
- Я однозначно поддержал митингующих и сам был на площади. Я не боялся, хотя понимал, что рискую. Я митинговал и год назад, сразу после той сделки и на акции в марте. А потом начались репрессии против наших активистов, их стали сажать.
- Были опасения, что вас тоже арестуют?
- Все от Всевышнего. Я не вставал во главе протеста, не состоял ни в каких общественных советах или координационных центрах. Возможно, поэтому меня не тронули. Но и меня, надо сказать, силовики преследовали. Одно время я даже скрывался, не ночевал дома. В итоге получил штраф на двадцать тысяч рублей за мартовский митинг (который был согласован на 26 марта, но затянулся до 27-го).
- Чтобы быть имамом, надо закончить какой-то определенный вуз?
- Нужно религиозное образование. Например, пройти курс у авторитетного ученого или отучиться в Египте (университет Аль-Азхар, например), или в другой арабской стране. Нужно знать правовую исламскую базу.
Я учился в Узбекистане, в филиале университета Саудовской Аравии, в начале 90-х. Только распался Советский союз. На нас начались гонения коммунистов. Задерживали, допрашивали. Там я первый раз услышал слово "ваххабит", как нас обзывали.
Нынешние власти хотели бы, да не могут повесить на меня ярлык "радикального исламиста", - ни в Египте, ни в Саудовской Аравии я не учился. Но я никогда и не призываю к радикальным или незаконным действиям.
- Студенты, обучающиеся в университетах Ближнего востока на религиозных факультетах, тоже популяризируют салафизм?
- Да, многие, относящие себя раньше к суфиям, получают знания и понимают, что ошибались. Это неизбежно. С точки зрения фикха (исламского права в арабской терминологии) и те, и другие имамы учат одинаково. Но долгое время некому было объяснять людям всю глубину знаний. Обучали, как провести похоронный обряд, что делать, когда родился ребенок. А духовную базу людям на Кавказе никто не объяснял. Выпускники арабских вузов привозят глубокие знания, да и в интернете можно найти необходимые сведения, задать вопросы религиозным ученым.
Все больше молодежи прислушивается к нам, поскольку мы и раньше придерживались салафитских убеждений. Властям это не нравится, нас упрекают, что мы призываем молодежь. Но мы лишь говорим то же, что и всегда. Верующие сами идут в наши мечети.
- Что входит в ваши функции как религиозного деятеля?
- Провожу пятничные молитвы. Проповеди читаю раз в месяц-два.
- "Ваххабитов" надо бояться?
- Я так не думаю. Я изучал книги этого ученого, Мухаммада ибн Абд аль-Ваххаба, которого объявили родоначальником радикального течения. Он жил 250 лет назад на территории нынешней Саудовской Аравии. То, что он писал, не противоречит исламу. Но ему приписывают радикальные идеи, не читая его книг. Это все надуманно. Мы сами придерживаемся шафиитского мазхаба (правовая школа в суннитском исламе).
- А в республике как обстоит дело с религиозным образованием?
- В Ингушетии есть медресе при мечетях, но их мало. На мой взгляд, нет системного подхода, государство не дает его создать. Серьезные исламские знания можно получить только за границей.
Но власть этим недовольна. Вернувшихся с Востока студентов прямо с самолета допрашивают, задерживают, фабрикуют дела.
Кстати, один из пятерых похищенных прошлым летом в Египте ингушей, мой однофамилец (и тезка) Илез Аушев, учился в Исламском университете в Малгобеке. Ему в Ингушетии покоя не давали, он был в оперативной разработке. А когда уехал, местные силовики отправили ориентировки на него в Египет. Видимо, из-за этого он и попал под арест с еще четырьмя земляками.
- Выходит, очень опасное занятие - учиться на имама?
- Вернувшихся с учебы могут занести в условный "черный список": ворваться к ним домой на БТРах, угрожать, таскать на допросы. Кто-то, возможно, постоянного прессинга не выдерживает и действительно выходит против власти. Его убивают в спецоперации и задним числом делают террористом. Но если человек действительно виновен, его бы судили, доказывали вину, посадили бы в тюрьму.
Я советую ученикам быть осторожными. Говорю, не губите себя, потихоньку просвещайтесь, запасайтесь терпением.
Эти спецоперации с трупами нужны силовикам, чтобы показать их значимость и заработать денег. На самом деле, когда военных здесь нет, то порядка больше.
Если спецслужбы и чиновники думают, что это они поддерживают спокойствие в регионе, они ошибаются. На самом деле, это мы, религиозные лица и общественные авторитеты, не позволяем молодежи пойти радикальным путем, удерживаем их от ошибок.
- В соседней Чечне всех салафитов объявляют радикалами. В Ингушетии сказывается влияние этих порядков?
- Кадыров пытался оказывать влияние. Силовыми вылазками, деньгами, подарками он пробовал насаждать свои порядки. У него не получилось. Тут и местные власти не могут повлиять, не то что он.
- В данный момент в Ингушетии есть свобода вероисповедания?
- Формально есть. Но на верующих людей оказывают колоссальное давление. И со стороны спецслужб, и со стороны чиновников. Не дают нормально проповедовать. Скажем, салафитским имамам не дают выступать на телевидении и радио. А в мечеть люди не приходят одновременно в большом количестве. Помолились и вышли.
