Координатор ставропольского штаба Алексея Навального – единственного на Северном Кавказе – Иван Танский рассказал в интервью "Кавказ.Реалии" об избиениях, митингах местной оппозиции и о том, зачем ему все это нужно.
– Как твои близкие узнали о том, кем ты работаешь?
– Родители узнали о моей деятельности из новостей. Это случилось, когда у моего друга Кирилла Бобро нашли наркотики. Тогда же они узнали, что от меня уходит жена.
С матерью и отцом я проговорил два часа. Естественно, меня пытались отговорить. Говорили: у тебя рушится семья, твоего друга посадили, хочешь повторить его судьбу? Я все объяснил. Мама меня поддержала. Отец, много лет проработавший в МВД, отнесся скептически. Когда я прихожу домой, а он полушутя спрашивает, не посадили ли еще меня. Я прекрасно понимаю, это все из-за волнения. Они понимают, чем это может обернуться.
– Ты же бывший "яблочник". Почему ушел от Явлинского и пришел к Навальному?
– В "Яблоко" я вступил в 2012 году только потому, что они были единственные в оппозиции на тот момент. Но до 2015 года я не занимался политикой активно. А потом настала вторая протестная волна, и мы решили, что в Ставрополе должна быть какая-то группа активистов, которые будут устраивать свои мероприятия.
Когда зарегистрировали партию "Прогресса", ее платформа оказалась мне более близка. Так я ушел из "Яблока" работать в ставропольский штаб Навального. Опять же, я пришел в кампанию Навального только потому, что он является оппозицией. И его взгляды, как и политика в целом, мне близки.
– Координатор штаба Ярослав Синюгин, который работал до тебя, куда делся?
– По семейным обстоятельствам решил уйти.
– Где ты учился, где работал до всего этого ?
– Я учился на менеджера в Ставропольском институте имени В.Д. Чурсина. Между вторым и третьим курсами пошел работать продавцом-консультантом в спортивный магазин. Вскоре стал в нем администратором, затем управляющим. До апреля этого года я работал на руководящих должностях в сетевых магазинах одежды. Мне это перестало быть интересным, я не видел себя в продажах в будущем, и мне это ужасно надоело.
– Получается, ты просто поменял одну работу на другую?
– Обычная офисная работа... Ну, как не совсем обычная. Я прихожу в штаб в 11 утра. Решаю вопросы, параллельно организую работу волонтеров. В Ставропольском крае 3000 человек поставили подписи за Навального.
– Так, а Навальный в Ставрополь приедет?
– Мы пытаемся решить этот вопрос. Каждую неделю подаем пять уведомлений в городскую администрацию. Уже подали 20 штук. Но нам не хотят предоставлять нормальную площадку.
– Вы на Северном Кавказе единственный штаб. Почему?
– Еще хотели открыть народный штаб в Нальчике, но мы переживаем за безопасность. Еще есть отделение в Ессентуках, немного людей. История с "Платоном" показала нам, что на Северном Кавказе есть люди, которые готовы выбиться из толпы для защиты своих интересов.
– Почему для тебя важно этим заниматься? Если не говорить о судьбах страны, в чем твой личный интерес?
– Мы пытаемся сформировать гражданское общество, которое готово отстаивать свои права. Которое имеет право выйти и высказать свое мнение, и к нему прислушаются. Вот это для меня важно.
– Сейчас очень много проправительственных некоммерческих организаций (НКО). Они проводят форумы, заседания, говорят о формировании гражданского общества, которое должно всецело поддерживать власть.
– Это - естественное противодействие тому гражданского обществу, с которым работаем мы. Нам хотят показать, что именно они представляют гражданское общество, которое сидит и разговаривает, а мы просто какие-то фрики и маргиналы тут бегаем и якобы хотим устроить майдан. Но это абсолютно не так. Мы хотим, чтобы нас услышали. Если мы не будем выходить, нас не услышат.
Это из той же серии, когда по телевизору рассказывают, что мы выходим на митинги ради денег. Разве оппозиционеры должны просто сидеть в фейсбуке, а не выходить на улицу?
– А как насчет ЛДПР?
– Это же - театр абсурда! Ни к чему хорошему за 20 лет он не привел.
– Ты не боишься повторить судьбу ставропольского активиста-яблочника Кирилла Бобро, который получил полтора года колонии якобы за хранение наркотиков?
– Боюсь. Может произойти все что угодно. После 26 марта меня встретили у дома и били по голове. Я прекрасно понимаю, чем это может закончится. Но мне кажется, что сейчас - решающий момент. Если мы не покажем свою гражданскую позицию, то через какое-то время будут выходить в Москве десять человек с плакатиками, как во время хрущевской оттепели.
