В Европейском суде рассматривают дело москвички Лейлы Муружевой, которую бывший муж лишил возможности видеться с сыном и дочерью: их уже почти три года прячут в Ингушетии. И хотя московский районный суд постановил, что дети должны жить с матерью, исполнить это решение не могут ни московские, ни ингушские приставы.
В январе 2014 года Муружева после очередной ссоры с мужем решила переехать к родителям, забрав с собой сына 5,5 лет и полуторагодовалую дочь. Она пожаловалась отцу на побои со стороны супруга и попросила поговорить с ним. Руслан Муружев обвинения жены отрицал, но согласился, чтобы Лейла с детьми осталась у родителей, предупредив, что вскоре из Ингушетии приедет его мать и захочет увидеться с внуками.
«Когда бабушка приехала, они пришли к нам, а потом увезли детей к Руслану, пообещав вернуть на следующий день. Утром я как будто что-то почувствовала и попросила родителей съездить вместе со мной к мужу. Мы вошли в квартиру и обнаружили, что детей там нет и все их вещи пропали», - рассказывает Лейла.
Детей мне не отдали, составив акт, что они не хотят ко мне. Это был кромешный ад.
Вместе с отцом она вылетела в Ингушетию к родителям мужа и попыталась через родственников договориться о возврате детей. Когда это не удалось, Лейла вернулась в Москву и подала на развод. В июне 2014 года Измайловский районный суд определил, что сын и дочь должны жить с матерью, но так как дети были в Ингушетии, в ноябре московские приставы перенаправили в республику и производство дела. Лейла уволилась с работы и тоже уехала в Ингушетию, где прожила год, пытаясь вернуть детей.
«Местные приставы назначали исполнительные действия, при этом меня либо вообще не извещали, либо извещали за полчаса до начала. Соответственно, они штамповали акты о том, что я не приезжаю, а во время исполнительного действия в марте 2015 года детей мне не отдали, составив акт, что они не хотят ко мне. Это был кромешный ад. Я и мои родственники приехали в администрацию в Магасе, куда нас вызвали приставы, но к детям пустили только меня. Дочку держала на руках бабушка, а сына – бывший муж. Здесь же были шесть человек из ГБР с автоматами, направленными в сторону детей. Меня поставили за спину этих ГБРовцев, то есть общаться с детьми я не могла. При этом представитель опеки, которая тоже присутствовала, держала моего ребенка за плечи и говорила: ты же не хочешь к маме, мама же тебя била, мама с днем рождения тебя не поздравила и так далее. Дети были запуганы. Потом сотрудники выстроились в коридор и пропустили детей с их отцом и бабушкой, а меня с родственниками заперли в здании», - рассказывает Лейла.
Лейла пыталась добиться исполнения решения суда и через уполномоченного по правам ребенка в Ингушетии, объясняя, что дети находятся без надлежащей медицинской помощи, хотя у девочки серьезные проблемы со здоровьем и в Москве она наблюдалась у специалистов, и через администрацию главы республики Юнус-бека Евкурова. Там ей выделили человека, который должен был контролировать процесс, но в неформальной беседе сам признался Лейле, что все ее действия – просто «мышиная возня». По мнению женщины, это бывший муж, работавший в ФСКН (Федеральная служба по контролю за оборотом наркотиков упразднена в апреле 2016 года), использует свои связи в правоохранительных структурах, чтобы препятствовать возвращению детей. При этом и сам Руслан нечасто видится с дочерью и сыном, он вернулся в Москву, оставив детей на попечение родителей и новой жены.
В прошлом году Лейла выиграла суд в Магасе, доказав бездействие местных судебных приставов, а в этом – добилась возвращения производства в Москву. Кроме того, она отсудила у московской службы приставов 50 тысяч рублей в качестве компенсации морального ущерба, нанесенного неисполнением судебного решения. «Это фактическое доказательство того, что приставы ничего не делают», - считает Лейла.
ЕСПЧ уже коммуницировал жалобу Муружевой и дал ее делу приоритет.
«Поскольку решение было принято московским судом, его должны исполнять московские приставы, но они не проявляют никакой активности, только отправляют поручения ФССП в Ингушетии. Действительно, закон не обязывает их [московских приставов] ехать туда и забирать детей, но местные приставы никогда это решение не исполнят, потому что сами придерживаются традиций, что дети должны воспитываться в семье отца. Это характерно для Чечни и Ингушетии, у нас больше десяти подобных дел оттуда и только в одном случае ребенка удалось вернуть после обращения в ЕСПЧ. Но это дело отличается тем, что здесь московское судебное решение и федеральная власть могла бы вмешаться и навести порядок», - рассказала «Кавказ.Реалии» Ольга Гнездилова, юридический директор «Правовой инициативы по России», которая представляет интересы Лейлы в Европейском суде.
ЕСПЧ уже коммуницировал жалобу Муружевой и дал ее делу приоритет. Это значит, что его рассмотрят быстрее, чем обычно. Юристы уверены: суд вынесет решение в пользу матери, но проблема в том, что его исполнение все равно будет лежать на ингушских приставах. «В итоге мы оказываемся в полном тупике, когда даже международные инстанции не могут ничего сделать с отдельными людьми, которые не исполняют судебные решения», - говорит Гнездилова.
В Измайловском районном отделе судебных приставов УФССП России по Москве о деле Муружевой вспомнили сразу, но говорить о нем отказались, пояснив, что официальные комментарии можно получить только в отделе по взаимодействию со СМИ. В пресс-службе ведомства оперативный комментарий дать не смогли.
Начальник Межрайонного отдела по исполнению особых исполнительных производств в Магасе заявил, что рассказать о деле Муржуевой может только сотрудник, непосредственно им занимающийся, но в данный момент он находится на исполнительном действии по другому делу.
Между тем завтра, 25 ноября, в Ингушетии состоится очередное исполнительное действие и по делу Муружевой. Юристы «Правовой инициативы» добились согласия допустить к детям психолога, но Лейла уверена, что все снова закончится актом о том, что дети не хотят уезжать с ней. Она считает, что бывший муж хочет дождаться, пока сыну исполнится 10 лет (сейчас мальчику восемь), чтобы подать в суд на определение местожительства детей с ним и тогда воспользоваться актами о нежелании сына жить с матерью.
«Я не знаю, что сейчас делать. Я бы все бросила, если бы была хоть крошечная возможность забрать их, но я не представляю, чтобы это произошло на территории Ингушетии. Мы подавали заявление в Центральный аппарат ФССП, чтобы со мной послали приставов из Москвы, но там ответили, что местная служба должна разбираться, мол, не настолько сложное дело, чтобы им его забирать», - говорит Муружева.
В последний раз Лейла видела своих детей в апреле 2015 года.