ПРАГА---У нас на прямой связи из Москвы политолог Андрей Солдатов, специализирующийся на темах терроризма и спецслужб.
Вадим Дубнов: Андрей, еще во время первой чеченской войны, я помню, предупреждали, что все это может кончиться терроризмом, но имели в виду цели в России как продолжение войны террористическими средствами. Тогда еще не знали ни о Сирии, ни об ИГИЛе. Действительно ли выбор противника и цели для террориста вторичны, – гораздо важнее сам факт войны? Воюют просто потому, что воюют?
Андрей Солдатов: Я думаю, что, скорее, речь идет о том, где люди видят какие-то перспективы для себя и для своего движения. Были причины, по которым, например, глобальное джихадистское движение не пришло в Чечню во время первой чеченской войны, а вместо этого пошло в Боснию. Точно так же были специальные причины, по которым чеченские боевики и боевики Северного Кавказа в целом стали понимать, что никакой перспективы у сепаратистского движения сначала внутри Чечни, а потом на Северном Кавказе в ближайшее время нет и имеет смысл присоединиться к какому-то более масштабному движению, чтобы просто было чем заниматься, и там появилась хоть какая-то перспектива.
Вадим Дубнов: Правильно ли я понимаю, что такова неумолимая логика, что террорист, который начинает как идейный боец, очень рискует продолжить свою судьбу в качестве обычного ландскнехта террористических времен?
Андрей Солдатов: Нельзя сказать, что это абсолютно неизбежная история. Дело в том, что все зависит от внутренней политической ситуации того региона, откуда родом данная террористическая организация или боевики. Если существует какая-то политическая перспектива – вступление в какие-то переговоры с правительством, включение в политические структуры этой страны, – тогда сепаратистское движение, в общем, может остаться сепаратистским и не перерождаться ни во что более глобальное. Но исламизм и глобальное джихадистское движение, конечно, предложили другую перспективу, и эта перспектива носит такой апокалипсический характер, т.е. когда ты понимаешь, что никакой перспективы для отделения твоего куска земли не существует, то, естественно, апокалипсические идеи о том, что скоро наступит конец света и нужно к этому как-то подготовиться, и стоит начинать прямо сейчас, и начинают бороться со всеми сразу, привлекают намного больше, нежели просто сидеть и чего-то ждать годами.
Вадим Дубнов: Андрей, почему, в принципе, секулярное поначалу сопротивление на российском Северном Кавказе так органично восприняло исламистскую альтернативу?
Андрей Солдатов: Я думаю, что здесь было несколько причин, и на самом деле это было не так уж просто. На самом деле северокавказская история отличалась от истории, как, допустим, «Аль-Каида» приходила в Боснию или на север Африки. Туда «Аль-Каида» приносила деньги, людей, которые умели организовывать что-то, и они выступали в качестве учителей, а на Северном Кавказе этого никогда не было. Когда пришел тот же Хаттаб, он не выступал в качестве учителя и не возглавил это движение. Всегда местные лидеры были намного более сильными фигурами, чем тот же Хаттаб. Даже Шамиль Басаев был намного более популярной фигурой, чем Хаттаб, и именно он стоял за организацией очень многих ключевых терактов в российской истории. Другое дело, что постепенно – и это на самом деле был очень длинный и болезненный процесс – происходило разочарование большой массы людей в том, что есть какая-то перспектива отделения Чечни. Мы помним прекрасно, что сначала речь шла о превращении чеченского движения в общекавказское движение. С этим тоже были проблемы. Тогда решили, что, возможно, исламизм может стать какой-то общей идеей, потому что объединять все народы Северного Кавказа на другой почве, видимо, казалось достаточно бесперспективным. Логика просто это подсказывала.
Вадим Дубнов: Андрей, я попробую противоречить своему предыдущему вопросу: а так ли уж действительно приняли эту альтернативу как исламскую – иногда создается впечатление, что в Сирию, в ИГИЛ люди уходят по тем же причинам, не обязательно исламистским, по которым они уходят в лес в Дагестане? Нет ли такого ощущения, что это просто одна и та же мысль, одна и та же идея, но разная логистика?
Андрей Солдатов: Я бы сказал, что, скорее, правомерно сравнение с интербригадами в Испании в 30-е годы. Желание присоединиться к чему-то большому, к какому-то очень большому движению. Это все равно идеология. Это не только логистика, но, конечно, это не идеология ислама.
