Президент Турции Реджеп Эрдоган заявил, что 5 марта намерен в очередной раз обязательно встретиться с Владимиром Путиным, чтобы обсудить крайне опасную ситуацию в сирийской провинции Идлиб. После начала наступления сил Башара Асада на город российские и турецкие военные уже почти ежедневно участвуют в боях с разных сторон – и в любой момент могут прямо столкнуться друг с другом, пишет "Радио Свобода". Однако пресс-секретарь президента России Дмитрий Песков говорит, что о новой встрече двух президентов пока в Москве ничего не известно.
Бои в "зоне деэскалации" в провинции Идлиб на северо-западе Сирии, остающейся последним оплотом разных сил, противостоящих режиму Башара Асада, с каждым днем становятся все более ожесточенными. Россия и Турция, поддерживающие противоположные лагеря в этом конфликте, пока так и не смогли договориться о перемирии, несмотря на постоянные встречи своих военных и дипломатов. Армия Асада наступает столь стремительно, что это заставило еще почти 700 тысяч человек бежать к турецкой границе, которая для них закрыта. Турция, которая уже приняла 3,6 миллиона сирийских беженцев, предупреждает, что больше никого к себе не пропустит.
При этом в последний месяц в районе Идлиба были убиты и ранены несколько десятков турецких военнослужащих – в ответ всегда открывавших огонь по позициям войск Асада. Сирийская правительственная армия и поддерживающие ее разнообразные отряды, присланные Ираном, в результате этих ударов, а также контратак повстанцев в свою очередь теряли убитыми и ранеными большое количество бойцов – и вызывали на помощь российскую авиацию, артиллерию и спецназ. Однако прямо по турецким позициям Россия пока не нанесла ни одного удара.
Официальная Анкара периодически повторяет, что ее армия не противостоит в Идлибе России и что ее противником являются только силы Асада. При этом, по словам турецкого министра обороны Хулуси Акара, его страна теперь рассматривает возможность попросить у США поставить ей зенитно-ракетные комплексы Patriot, из-за теоретических угроз со стороны ВКС России. Недавно Анкара закупила у Москвы системы С-400, но они ещё не поставлены на боевое дежурство.
Недавно Реджеп Эрдоган заявил, что операция вооруженных сил Турции против армии Башара Асада в провинции Идлиб – только вопрос времени. Выступая на прошлой неделе перед своими сторонниками в Стамбуле, Эрдоган отметил, что переговоры с Россией пока не принесли желаемого результата и что Турция готова обеспечить безопасность в Идлибе "любой ценой". Он также сообщил, что обсудил возможные варианты дальнейшего развития событий с президентом США Дональдом Трампом – и заручился его поддержкой.
О всех рисках обострения под Идлибом сейчас, накануне 9-летней годовщины начала гражданской войны в Сирии, в интервью Радио Свобода рассуждает политолог-востоковед, старший преподаватель департамента политической науки Высшей школы экономики в Москве Леонид Исаев:
– Скоро исполняется 9 лет с начала гражданской войны в Сирии. Кто-то мог представить тогда, что этот конфликт затянется так надолго, что он станет международным и повлияет на весь мир?
– Не думаю, что хоть какие-то аналитики могли тогда спрогнозировать будущий характер сирийского конфликта. Но предположить, что Сирия с большой долей вероятности превратится в failed state, можно было, потому что уже имелся опыт соседнего Ирака. Тогда еще говорилось, что если массовые восстания и протесты, вызванные "арабской весной", будут распространяться по всему арабскому миру, то Ливия и Йемен могут превратиться в страны, которые будут поражены долгоиграющей гражданской войной. Но к Сирии это, наверное, относилось в меньшей степени. И в 2011 году подавляющее большинство экспертов и самих арабов полагали, что, каким бы ни было будущее Сирии, оно, скорее всего, с большой долей вероятности станет складываться без Башара Асада.
– Итак, на сегодня Башару Асаду при поддержке Москвы и Тегерана удалось окончательно победить. Или не все так просто? И та же зона Идлиба, последняя, которая ему еще не принадлежит, может стать местом, откуда эта война вывернет, может быть, на новый, еще более опасный виток?
– Асаду, конечно, удалось выиграть в гражданской войне, ему удалось выйти победителем из противостояния с оппозицией, и в общем-то удалось, конечно, не без помощи внешних союзников, успешно противостоять и внешнему давлению на его режим. Но при всем этом вряд ли его победа приведет к тому, что будут решены все те проблемы, которые и породили этот конфликт. Люди ведь в 2011 году вышли на улицы не просто так. События, происходящие в Каире на площади Тахрир, свержение Бен Али в Тунисе – все это также послужило неким катализатором, чтобы люди вышли на улицы и в Сирии. Но, тем не менее, было большое количество внутренних причин, которые вызывали протест сирийского населения. И все эти проблемы остались.
К тому же, вне зависимости от того, как Россия и Турция сейчас договорятся по Идлибу, рано или поздно Башар Асад, очень вероятно, и этот город возьмет под контроль. И на сегодняшний день большую часть территории Сирии он, конечно, контролирует. И вот тот факт, что Башар Асад вышел победителем в этом противостоянии, вся ситуация – все это наводит меня на мысль о том, что, чувствуя себя героем, он вряд ли приступит к тем реформам, которые могли бы решить все те проблемы, которые в свое время заставили людей выйти на улицу. С этой точки зрения то, что мы сейчас видим в Сирии, это бомба замедленного действия. В краткосрочной перспективе Асаду удалось добиться стабильности. Но в долгосрочной перспективе все болезненные проблемы когда-то опять дадут о себе знать, причем с еще большей, опасной силой.
– Министр иностранных дел России Сергей Лавров только что заявил, что любые разговоры о каком-либо перемирии в районе Идлиба – это "капитуляция перед террористами". Это значит, что войска Асада при поддержке Кремля пойдут в этом сражении до конца. А они осознают все риски?
– Здесь нужно все-таки отделять риторику от настоящих интересов и действий, на которые готова пойти Россия. То же самое относится к заявлениям президента Турции Реджепа Эрдогана – очевидно, что мы видим некую игру на повышение ставок, как со стороны Анкары, так и со стороны Москвы. Турция ведь тоже начала впервые за многие годы развертывать свою военную инфраструктуру непосредственно на территории Сирии, и она дает понять, что для нее Идлиб – тоже вопрос, имеющий принципиальное значение. И что соглашаться на те условия, которые предлагает ей Кремль, Анкара не готова. Но я не думаю, что дело может дойти до прямого конфликта между Россией и Турцией. Все-таки это некая задача-минимум, которую Путин и Эрдоган пытаются решить. Я считаю, что Идлиб для них обоих абсолютно не стоит того, чтобы двусторонние отношения, которые установились между Россией и Турцией, ставить под угрозу. Это типичная словесная игра, и мне кажется, что все противоречия с большой долей вероятности удастся решить при очередной очной встрече господина Путина и господина Эрдогана.
– Но уже таких встреч было много, и все они проходили напряженно. Когда Путин принимал решение вообще вмешиваться в войну в Сирии, мог ли он подумать, что настоящей силой, которая встанет в конце концов у него на пути, окажется Турция?
– Не знаю, думал ли об этом лично он или нет. Но это было абсолютно очевидно, особенно в тот момент. Турция в 2015 году уже играла одну из ключевых ролей в сирийском конфликте, это была одна из главных внешних сил, которая не скрывала своих амбиций и интересов в отношении Сирии. Поэтому было бы совершенно опрометчивым не отдавать себе отчет уже тогда в том, что в лице Турции Россия получит сильного конкурента. Российское вмешательство в Сирии, с точки зрения Турции, равноценно тому, как если бы Турция вмешалась бы в конфликт на Украине на стороне Киева. Можно представить себе реакцию, которая могла бы последовать в таком случае со стороны Москвы! Путин должен был это предвидеть – поскольку если не предвидел, то это просто колоссальный внешнеполитический просчет.
С другой стороны, конфликт, который между двумя странами возник в конце 2015 года из-за сбитого российского самолета, несколько отрезвил как Москву, так и Анкару. При всей той напряженности, с которой проходят встречи Путина и Эрдогана, пока обоим лидерам все-таки удавалось достигать компромисса и по вопросу Идлиба в 2018 году, и по вопросу северо-востока Сирии в прошлом году, в октябре. При том, конечно, что эти переговоры долго готовились, и было много и провальных дискуссий, на более низком уровне. Но тем не менее, к соглашениям они приходили.
– Даже если сейчас вновь компромисс будет достигнут, мне кажется, он будет очень небольшим и временным. Потому что их позиции непримиримы. Касательно того же Идлиба и Путин, и Эрдоган прямо говорят: "Мы не отступим ни на пядь, и мы пойдем до конца". В любом случае, есть мнение, что Путин теперь обречен еще долгое очень время защищать Асада от возможного военного нападения на него Турции, а это значит – рисковать столкновением с одной из сильнейших стран НАТО.
– Да, если компромисс будет достигнут, то это будет, скорее, некая разрядка той ситуации, которая сейчас сложилась, а не общее решение идлибской проблемы. Но в этом-то и суть всего путинского подхода к Ближнему Востоку. Который сводится к простой формуле: "Нужно решать проблемы по мере их поступления". Поэтому если сейчас ему нужно достичь разрядки во взаимоотношениях России и Турции, то, наверное, будет лучше сохранить существующий статус-кво, заморозить на какое-то время конфликт – и смотреть, как ситуация будет развиваться дальше. Может быть, в будущем для Асада условия будут более благоприятны, для того чтобы развивать наступательную операцию в Идлибе?
Путин, конечно, является заложником своей жесткой и популистской позиции в отношении Асада и его легитимности, как и вся Россия, – и выйти из этого конфликта, как бы Москва ни хотела, она на сегодняшний день не может. И непонятно, когда вообще выйдет, несмотря на то, что Сергей Лавров много раз говорил, что "мы решили проблему терроризма" применительно к террористической группировке "Исламское государство", и несмотря на то, что сам Владимир Путин уже трижды говорил, что "мы завершили нашу военную миссию там". Здесь проблема более фундаментальная – проблема отсутствия сменяемости власти в самой России. Это вопрос ореола непогрешимости, который российская власть в последние годы создавала в отношении собственных решений. Ну, кто будет признавать ошибки, если власть не меняется десятилетиями? Не будет же господин Путин, как и господин Лавров, как и господин Шойгу, признавать собственные ошибки и просчеты – в сирийском конфликте в частности и на Ближнем Востоке в целом.
Безусловно, мы наблюдали целую череду весьма реактивных решений, которые принимает Кремль, после чего – следующий поток еще более реактивных решений, которые все больше и больше цементируют российскую политику в отношении Ближнего Востока, делают ее все менее и менее гибкой. Может быть, в краткосрочной перспективе, как и Асаду под Идлибом, российскому режиму и удается решить какие-то тактические задачи. Но в долгосрочной перспективе, я думаю, это самым негативным образом скажется на политике России в отношении региона и ее присутствия там.
– А Реджеп Эрдоган, вмешиваясь в сирийские дела, так же явно понимал, кому он бросает вызов? Что не только Асаду? Ему действительно так важна судьба сирийских туркоманов или других сирийских единоверцев-суннитов, и он действительно так боится новых миллионов беженцев из Сирии? Или гораздо важнее для него поиграть в большие геополитические игры между Вашингтоном и Москвой, и Евросоюзом заодно, поочередно пугая и раздражая то одних, то других?
– С одной стороны, проблема беженцев абсолютно объективна, и она действительно является серьезной угрозой для Турецкой Республики. Помимо беженцев есть еще и проблема местных и пришлых джихадистов, в свое время примкнувших к террористическим структурам в Сирии и которые по ходу снижения накала боевых действий там, так или иначе, будут из Сирии уезжать куда-то еще. Несложно предположить, что многие из них отправятся именно в Турцию, при такой-то протяженности общей границы, – это серьезный дестабилизирующий потенциал для любой страны.
Вообще я бы не сказал, что Идлиб сам по себе имеет какое-то важнейшее военно-стратегическое значение для Турции, здесь вопрос немножко в другом. Конечно, это последний рычаг, посредством которого Турция еще может реально влиять на дальнейший ход всего сирийского конфликта. Но, помимо этого, Эрдогана очень сильно раздражает тот факт, что все те договоренности, которые принимаются им вместе с Путиным, раз за разом последним нарушаются. Мы видим, как стороны договариваются о некоем разграничении интересов, сфер контроля в Сирии – а потом постепенно позиции Турции слабеют, ее силы вытесняются. Здесь прошла военная операция сирийского режима, там началась очередная операция сирийского режима… И соответственно, сфера влияния Турции так вот, раз за разом, время от времени постепенно сужается. И я думаю, что сейчас Реджеп Эрдоган уже, что называется, пошел на принцип: он больше не намерен безучастно фиксировать этот изменчивый статус-кво. Теперь президент Турции хочет зафиксировать границу ровно там и так, как они договорились с Путиным в Сочи в 2018 году.
Каждый срыв договоренностей между Москвой и Анкарой, так или иначе, приводит к тому, что Эрдогана внутри самой Турции начинают критиковать. Его называют слабым человеком и слабым политиком – за то, что он идет на поводу у Путина. И правда, в конечном счете, если в результате его политики гибнут турецкие военные, безусловно, ответственность ложится на самого Эрдогана – ведь он, как считают все его критики, договаривается с человеком, который его периодически предает. Подписывает соглашения с Москвой, которая либо не может, либо не хочет выполнять свои обещания. Поэтому для Эрдогана будущее Идлиба имеет еще и важное внутриполитическое измерение. Отсюда, я думаю, и проистекает эта его жесткость и принципиальность, которую мы с вами сейчас наблюдаем.
